Там, где была тишина - Страница 12

Разве можно работать в такую жару! Где это видано!

А люди работают и еще как! Вон на дороге по-прежнему машут лопатами землекопы, наполняя землей тачки, по-прежнему сваливают грунт в насыпь и утрамбовывают его тяжелыми деревянными трамбовками.

В бумажной треуголке важно шествует вдоль полотна Маруся. В руках у нее развевается небольшое красное знамя, на котором желтыми нитками вышиты слова: «Лучшей бригаде». Остановившись возле своей бригады, она лукаво поглядывает на Солдатенкова.

— Принимай знамя! Вручаю твоей бригаде по решению комсомольской организации. Держи, не отдавай!

Солдатенков медленно выпрямляется и вытирает мокрую грудь скомканной майкой.

— Бригада, становись! — негромко командует он.

Землекопы неохотно бросают работу, выстраиваются неровной шеренгой. Только один Дубинка усаживается на тачку и равнодушно смотрит на происходящее.

— Тебе что, особое приглашение? — поднимает на него глаза Солдатенков.

— А я не комсомолец, — усмехается тот. — Я человек беспартийный. Мне это знамя ни к чему. — Сказав последнюю фразу, он словно спохватывается и пробует обратить все в шутку. — Его твоя Маруся из наволочки сшила.

Лицо Солдатенкова покрывается густыми темными пятнами. Сдерживая себя, он подходит к Дубинке и, взяв его за грудь, с яростью встряхивает.

— Ты, стерва, — исступленно шепчет он, отбрасывая от себя побледневшего Дубинку. — Знаешь ли, что это за знамя? Ты его своей кровью поливал?

Он берет из рук ошеломленной Маруси шершавое древко и высоко поднимает над собой багровый стяг.

Странное дело — знамя словно излучает какое-то чудесное сияние, которое сейчас же озаряет хмурые, усталые лица землекопов.

— Два моих брата сложили свои головы под этим знаменем, — продолжает Солдатенков, глядя на своих друзей. — А сколько ваших братьев, и отцов, и сыновей! И вот твоих, и твоих…

Он снова поворачивается к Дубинке.

— Уходи вон из бригады! Слышишь?

Лицо Дубинки вдруг искажается. Плечи его вздрагивают, на лбу выступает обильный пот. Упав на землю, он закрывает лицо, руками.

— Хворый я, — слышат землекопы его прерывистый шепот. — В нутре печет, как железо.

Солдатенков не выдерживает. Он подходит к больному, приподнимает его.

— Сходи в контору, говорил же тебе, там аптечка есть.

А потом, опустив голову, добавляет:

— А со знаменем больше не шути. Слышишь?

— Слышу, — глухо отвечает Дубинка и, шатаясь, уходит прочь.

Бригада внимательно глядит ему вслед.

— А теперь оправдаем это доверие, хлопцы, — спокойно произносит бригадир, срывая с себя майку и берясь за лопату. — Взяли!

…Дубинка вошел в контору, остановился у дверей. В помещение никого не было, кроме Буженинова, склонившегося над своими бесчисленными ведомостями. Заслышав скрип двери, он поднял голову, мельком взглянул на вошедшего и испуганно крикнул:

— Мирский? Не может быть!

— Тш-ш, — предостерегающе поднял руку Дубинка. — Молчите.

Быстро оглядев комнату, заглянув зачем-то за шкаф и даже под кровать, он подошел к Буженинову и насмешливо произнес:

— Наш вам, маэстро, пролетарский привет! Небось не ждали? Понадеялись на четкую работу карающей десницы?

— Что вы, — растерянно бормотал Буженинов, вытирая вдруг вспотевшее лицо. — Но так неожиданно… — Он нервно захрустел пальцами. — Рад видеть старого соратника по совместной борьбе, так сказать…

— Уж так-то рады! — язвительно сощурил единственный глаз Дубинка. — Думали спокойно отсидеться до естественной смерти на двухспальной кровати?

Он вынул из заднего кармана довольно потрепанных брюк новенькую пачку «Северной Пальмиры» и с удовольствием затянулся душистым дымом.

— Осточертела проклятая махра. И вообще все осточертело до печенок. Выполняю волю пославшего меня и смываюсь к чертям из этого ада. С меня хватит.

Он вдруг рассмеялся. Буженинов вздрогнул.

— А мне чертовски везет, Виталий Александрович, — продолжал Дубинка, любуясь смущением своего собеседника. — Попадаю в такую, прости господи, дыру и вдруг — на тебе: у кормила правления старый друг и однокашник. Да вы даже представить себе не можете, как вы нам пригодитесь на этом месте. Ведь вы же министр финансов, Буженинов. Финансов! Подумайте только!

Буженинов опустил голову.

— Я отошел в сторону, — пробормотал он. — Я оставил всякую борьбу. И я думаю, что меня можно оставить в покое…

Он встал и отошел к окну. Руки его заметно дрожали.

— Вы, слюнтяй и рохля, — тотчас же подошел к нему Дубинка. — На что вы рассчитываете? Или вы забыли о своих подвигах?

Он схватил Буженинова за руку и грубо повернул его к себе.

— Да перестаньте вы дрожать, как щенок, — прикрикнул он на счетовода. — От вас даже псиной пахнет. Садитесь.

Буженинов послушно сел.

— Здесь завязывается большой клубок, коллега, — понизив голос, продолжал Дубинка. — В Ашхабаде появился Анатолий Курлатов.

Буженинов снова вздрогнул.

— Что, не ожидали? У него большие связи как здесь, так и там… — Дубинка кивнул на окно: — за границей. Он появится здесь к осени и после небольшого фейерверка под занавес организует наш переход туда.

Дубинка легко вскочил и подошел к своему смущенному собеседнику.

— А там, дорогой Виталий Александрович… Можете себе только вообразить. Вольная и свободная жизнь, вино, цветы и танцовщицы в шелковых шальварах. Нравится? — Он сурово прищурил свой единственный глаз. — Только не будьте дураком. Это все нужно заработать. Сейчас все эти фигли-мигли ваши, споры и дискуссии никому не нужны. Сейчас нашего брата проверяют по делам. Вот так.

Буженинов задвигался и захрустел пальцами.

— Можете не волноваться. Я не заставлю вас с ножом в зубах ползать в горах. Вы обеспечите нас информацией и деньгами. Понятно?

— Деньги мне не доверяют, — сразу вскочил Буженинов. — Они хранятся в деревянном ящике, а ключ держит у себя Макаров.

— Чепуха, — рассмеялся Дубинка. — Постарайтесь, чтобы к нашему отъезду в этом ящике оказалась крупная сумма. Все эти грязные бумажки мы обменяем на чистое золото. Кстати, что представляет собой ваш Макаров?

Буженинов пожал плечами.

— Крадет?

— Что вы? Он коммунист! — вскрикнул Буженинов.

— Ну, ну, — поднял руку Дубинка. — Можно его приучить к этому выгодному делу. Попробуйте.

Дубинка замолчал.

Возле конторы раздались чьи-то голоса и шаги, кто-то переговаривался уже у самых дверей.

В контору торопливо вошел шофер Яшин. Развозя по лицу грязь тыльной стороной ладони, он обратился к Буженинову.

— Прошу срочно путевой лист. Еду на горный участок с продуктами. Одну минутку, — крикнул он кому-то, стоящему за деревьями. — Сейчас иду! — Увидев, что счетовод занялся путевым листом, Яшин выпил кружку воды и вышел к машине.

— Вот что, Буженинов, — сразу же вскочил Дубинка. — Устройте меня на эту машину. Кажется, там в горах я и начну свои гастроли!..

— Опять у них драка, товарищ прораб, — заявила Маруся, кладя перед Макаровым листки бумаги, заполненные цифрами. — Ченцов уверяет, что бригада эти два дня вырабатывала больше, и требует, чтобы знамя отдали ему. А наш-то, сами знаете… — она потупилась, — аж зубами скрипит. Прямо за грудки друг друга хватают. Известно, мужики.

Маруся вскочила и подбежала к окну.

— Да вот они сюда идут в полном составе. Теперь вы уж сами решайте. — Она торопливо пригладила волосы перед застекленным портретом Фрунзе и отошла в сторону.

В контору вошли рабочие обеих бригад. Некоторые подошли к столу прораба, остальные устроились на корточках вдоль стен: лишних стульев и диванов в конторе не было.

Ченцов присел на табурет, освобожденный Марусей, и положил на стол грязный, захватанный руками лист бумаги.

— Вот здесь все записано, — заговорил он, стараясь не глядеть на Солдатенкова. — Можете проверить, товарищ начальник. Чисто цирк! У нас кубометров больше, а знамя у них.