Талисман любви - Страница 89

Он уже с трудом различал их черты. Вот и лица начинали исчезать… Он не мог вспомнить очертания лица дочери, точный цвет ее волос и глаз, то, как она никогда не могла сдерживать улыбку.

– Я не могу видеть ее, – запаниковал он.

– Мартин, – позвала Мэй, пытаясь обнять его, но он высвободился.

Он смотрел на фотокарточку дочери, подносил близко к глазам, но не мог сфокусировать взгляд – одно размытое пятно.

На Мартина накатился ужас, и он знал, что нет никакой возможности избежать неизбежного. Это как проваливаться под лед, когда не получается вырваться из ледового плена. Мерзнуть, терять дыхание, тонуть. Словно его заманили в ловушку и положили в его собственный гроб.

– Я не могу больше видеть ее лицо, – весь дрожа сказал Мартин.

– Я знаю.

Мартин больше не мог различать лица на фотографиях, не мог видеть собственного ребенка. Мэй даже не пыталась утешить его. Она не могла найти слов утешения, и Мартин был рад, что она даже и не пыталась.

В пятницу, накануне того дня, когда им с Мэй предстояло ужинать в «Ритц-Карлтон», Мартин сам позвонил Йоргенсену.

– Какого черта тебе от меня надо? – удивился Йоргенсен.

– Поговорить, – произнес Мартин пересохшими губами.

– Тебе что, невтерпеж до завтра?

– Забудь про этот ужин, – сказал Мартин. – Давай встретимся во Флит-центре.

– Где-где? – недоверчиво переспросил Йоргенсен.

– На твоем теперь домашнем льду, – ответил Мартин. – Привыкай, если забыл.

Дорога до Бостона казалась бесконечной. Мэй возражала против встречи, но все равно повезла его. Всю дорогу они слушали радио. Она чтобы не поддаться соблазну отговорить его от задуманного, а он – потому что не чувствовал потребности оправдывать или защищать свое решение. Когда они добрались до Флит-центра, он поцеловал ее на прощание и забрал клюшку и коньки с заднего сиденья.

– Мне позволено попросить тебя быть осторожным? – спросила она.

– Не сегодня, – усмехнулся он в ответ.

– И все же я прошу тебя.

– Буду стараться, – пообещал Мартин.

Хотя они с Йоргенсеном не афишировали свою дуэль, многие парни все же решили поучаствовать в шоу. Они кружились вокруг, приветствуя Мартина. Подошел Рэй, и Мартин почувствовал неодобрение друга даже прежде, чем тот открыл рот.

– Ничего не говори, – попросил Мартин.

– Ведешь себя как самый настоящий сопляк, – негодовал Рэй. – Что бы ты там, черт тебя подери, ни думал, будто тебе надо кому-то что-то доказать, брось ты эту затею. Теперь он твой товарищ по команде.

– Может, и так.

– Никаких «может». Да он лучше, чем многие здесь, и болельщики влюблены в него. Так что давай все уладим и пойдем отсюда. У вас же званый ужин завтра.

– Не будет никакого званого ужина.

Мартин уже натянул свой «медвежий» свитер, впервые в новом сезоне и теперь заканчивал шнуровать коньки. Он чувствовал прилив крови, напор внутри себя, как перед игрой, и уже не имело значения, мог ли он видеть, куда идти. На льду он был король, он мог кататься на коньках слепым. Разве его отец не говорил ему этого всегда? Но, встав со скамьи, он наткнулся прямо на руку Рэя.

– Вот, смотри, опять, – опешил Рэй.

– Что опять?

– Ты ходишь, как пьяный.

– Ну да, сегодня пригубил по дороге.

Рэй молчал, потрясенный.

– Мартин, он ждет тебя, – позвал Джек.

– Бьен (отлично). – И Мартин двинулся через комнату на автопилоте.

Каучуковое покрытие было все таким же твердым и неизменным под лезвиями его коньков. Ступая на лед, он чувствовал себя живым, сильным и могучим. Холод окружил его, и еще раз он ощутил свою неукротимость. Он пролетел по арене катка, ничего не видя перед собой. Но он знал, что на льду они с Йоргенсеном одни и никто не встанет между ними сегодня.

– Ты готов? – позвал Мартин, пролетев мимо ворот.

– Уничтожить тебя, – завопил в ответ Йоргенсен.

– Попробуй, – сказал Мартин.

Он поймал черно-желтое пятно и задрожал от вида своего вечного врага в цветах «Медведей». Мужчины согласились на персональный поединок, с глазу на глаз, свое города дуэль. Тренер Дэйфо велел им пойти на это – в поле, на льду или за обеденным столом. Что ж, имелось только одно место на земле, где бы Мартин хотел встретиться с Нильсом Йоргенсеном, и это явно был не треклятый «Ритц-Карлтон».

– Ты проводишь обзорную экскурсию? – крикнул Йоргенсен.

– Просто предоставляю тебе шанс отступить, – откликнулся Мартин.

Сердце билось ровно и четко, как часы. На льду он чувствовал себя в своей тарелке; он любил кататься на коньках, а ощущение клюшки в руке придавало ему уверенности. Ни в кого он не врежется, ни за что не промажет. Один на один – и Мартин знал, что он сумеет сделать это.

– Эй, Мартин, – позвал его Рэй, и Мартин последовал за звуком его голоса.

– Что тебе?

– Надень хоть маску, чтоб тебя.

– Ты что мне, вместо няньки?

– Нет, хватит с тебя Мэй, пусть она и нянчится с тобой. Она там наверху, на трибуне. Но все-таки надень…

– Она – здесь?

– Ну да, приглядывает за тобой.

Мартин не улыбнулся, но ему стало хорошо от мысли, что Мэй смотрит на него сегодня. Он чувствовал себя у самой черты, на краю бездны. Может, он в последний раз выходит на этот лед. Хорошо, что его жена здесь и увидит это. Рэй подъехал, чтобы отдать Мартину маску. Немного подумав, Мартин надел ее.

Рэй включил часы. У Мартина Картье и Нильса Йоргенсена было десять минут, чтобы доказать, кто из них лучший. Если Мартин забрасывает шайбу – выигрывает он. Если Йоргенсен не пропускает ее – голкипер лучше.

Опасный повсюду на льду, сегодня Мартин Картье был снайпером. Он бросал шайбу от синей линии, пробивая Йоргенсена приемами, которыми владел. Йоргенсен отбивал все его броски. Первая минута ничего не дала. Мартин подъезжал снова и снова. Дважды он попадал шайбой прямо в голову Йоргенсена, и дважды его бросок был блокирован. Он слышал голос Мэй с трибуны.

Мартин напряг позвоночник и развернулся на красной линии. Его сердце стучало, и он вспомнил дни на льду с отцом, когда они отрабатывали до самой темноты. Совсем как сейчас. Среди яркого света сверкающего катка Бостона тьма ночи укрывала его. Он скользил, почти не касаясь коньками льда.

– Ты можешь! – вопила Мэй.

– Иди и возьми меня, – рычал Йоргенсен.

Мартин подумал об отце, и мог слышать, как тот кричит те же самые слова на льду безбрежного горного озера: «Иди и возьми». Его отец преподал ему все, что он знал о спорте. Хоккей был спорт крови, и он мог превращать в ожесточенных врагов лучших друзей, отца и сына, если они попадали в разные команды.

– Иди и возьми меня, – снова выкрикнул Йоргенсен, и на сей раз Мартин подумал об их самой страшной стычке, когда клюшка Йоргенсена залепила ему прямо в глаз.

Он почувствовал, как из груди его вырвался стон, и он помчался по льду.

Мартин Картье продвигался вперед, как разгоняющийся для взлета реактивный самолет на взлетно-посадочной полосе, достигая невероятной скорости, взметая руку с невиданной силой. Послав шайбу в ворота, которые он не мог видеть, он почувствовал наслаждение.

– Попал! – завопил Рэй Гарднер через какую-то долю секунды после того, как шайба со свистом проскочила мимо йоргенсенсовской перчатки.

Немногочисленные болельщики взорвались приветственными возгласами, и среди всех выделялся голос Мэй.

Широко улыбаясь, Мартин тряс в воздухе кулаками. Его клюшка описала круг, и он услышал, как заскрипели лезвия коньков его товарищей по команде. Это они выкатывались на лед, чтобы приветствовать его. Он не успел опомниться, как был окружен ими, и его снова охватила паника. Он ведь ничего не видел. Все они окружали его, пожимали руки, били по плечу.

Он ссутулился, словно защищая себя от своей слепоты. Рэй сжал его в медвежьих объятиях, затем откатился в сторону. Другие парни выписывали зигзаги перед его носом, пытаясь ударить кулаком в его кулак в традиционном победном приветствии. Мартин почувствовал какое-то новое движение вокруг себя, когда Йоргенсен приблизился. Оживление стихло, и Мартину показалось, Йоргенсен ждет чего-то от него.