Талисман любви - Страница 88

– Послушай, я понимаю, вся эта покупка – дрянная затея. Привыкнуть к Йоргенсену будет нелегко.

– Высокомерный хлыщ и болван этот Йоргенсен.

– Да уж, настоящая примадонна. Хвастает собой, своей славой и богатством. И все время бахвалится. Каково, мол, это выиграть Кубок Стэнли два года подряд!

– У нас, – сказал Мартин.

– Да уж, у нас, – согласился Рэй. – Но хотя бы в одном тренер прав – придется забыть об этом. Йоргенсен все же лучший голкипер в НХЛ, и теперь он наш. С этой позиции и нужно смотреть на него теперь.

– Трудно, – признался Мартин.

– Может быть, но для нас это лучший выбор. – Рэй промолчал. – А ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Бьен сюр (конечно), – успокоил его Мартин. – Все отлично.

За поддержкой Мэй обращалась к Тобин. Они говори ли по телефону пять раз на дню, восполняя разлуку.

– Я очень волнуюсь за него, – жаловалась подруге Мэй. – Он в полной изоляции, не хочет ни с кем разговаривать. Такое впечатление, будто он думает, что все само собой рассосется как-нибудь. Ему почему-то стыдно. И это самое ужасное. Он ничего плохого не сделал, ни в чем не виноват, но он скрывается, словно не может показаться в таком состоянии перед друзьями.

– Совсем как тогда, когда Джон потерял работу, – вспомнила Тобин.

– Иногда мне хочется во всем винить хоккей, – призналась Мэй. – Я же вижу, какая это жестокая игра, и они еще все воспринимают травмы как должное. Я думаю о Серже и Агнес и удивляюсь, как они могли позволить ему играть. Серж же знал, как плохо это все может кончиться. Он знал, Тобин.

– Ну а Джон и Майкл в своем гоночном автомобиле. – Голос у Тобин слегка задрожал. – Поверь мне, и я думаю о возможных последствиях. Но отцы и сыновья… такая у них связь. Это для них как способ общения. Иногда я думаю, что для них это единственная возможность признаться, как они любят друг друга. В таком опасном спорте, когда знают, какими травмами он чреват.

– Все может быть, – задумалась Мэй, представляя себе Сержа, каким она увидела его в тюрьме.

У отца Мартина все лицо было в шрамах от шайб и ударов клюшками. Совсем как у самого Мартина.

– Твой тренер звонил опять, – начала разговор Мэй, когда поднялась наверх.

Мартин спал, хотя уже перевалило за полдень. Совсем как она рассказывала Тобин. Последнее время Мартин все время заползал под одеяло в надежде, что весь этот кошмар закончится сам по себе.

– Оставь меня в покое, – сказал он. – Я устал.

– Ты спишь уже четырнадцать часов подряд, – посетовала Мэй, присаживаясь на кровать.

Гром спал в ногах Мартина, и ей пришлось отодвинуть его.

– Отчего это ты так устал!

Мартин только отвернулся от нее.

– Он напомнил мне про наш ужин с Нильсом и Бриттой Йоргенсенами в субботу вечером. Нам велено быть в «Ритце» к восьми. Мне спросить у тетушки Энид, не останется ли она с Кайли?

– Ты знаешь мой ответ на эту чушь, – ответил Мартин.

– Он говорит, это – приказ.

– Скажи, пусть убирается ко всем чертям.

Мэй взглянула на часы. Мартин был записан на прием к Тэдди сегодня в три. Он отменял прошлые два визита, и уже прошло пятнадцать дней с тех пор, как он начал курс преднизолона.

– Тэдди звонила, – сказала Мэй. – Она говорит, ей надо увидеть тебя.

– Или что?

– Или все станет хуже.

– Ты действительно полагаешь, есть еще что-то хуже?

– Для меня – да, – ответила Мэй. – Если ты не можешь ничего делать для себя самого, почему ты забываешь про свое обещание сделать это для меня?

Она начала гладить его по спине медленными кругами.

– Не хочу никуда идти.

– Знаю, – прошептала Мэй, наклонившись, чтобы поцеловать его в висок. – Но для меня и Кайли. Сделай это ради своей семьи.

Они вошли в глазной госпиталь Бостона незадолго до назначенного им времени. Мартин держал Мэй под руку, и она осторожно вела его по коридору. Охранник крикнул: «Привет, Мартин!» Пациенты и доктора смотрели на него во все глаза. Какой-то мальчишка попросил у него автограф, и Мартин молча расписался.

Они добрались до кабинета Тэдди, Мэй осталась ждать, пока Мартин пройдет обследование. Тэдди была настроена по-дружески, счастлива видеть их; она не выразила недовольства, что Мартин так долго не появлялся, и Мэй была ей искренне благодарна. Мартин был буквально на взводе, от любого пустяка заводился с полоборота и мог, разбушевавшись, удрать в заветное убежище на кровати.

Много времени обследование не заняло. Тэдди позвала Мэй во внутренний кабинет, где уже сидел Мартин. Сегодня Теодора Коллинз выглядела очень профессионально в своем белом лабораторном халате. Мэй прочла на ее лице сострадание и почувствовала, как сердце у нее оборвалось.

– Преднизолон не действует, – сказала Тэдди. – Или действует, но не так, как мы надеялись.

– Нет, – прошептала Мэй.

Мартин смотрел прямо вперед. Все такой же красивый, как тогда, когда Мэй влюбилась в него. В тот первый день их знакомства, когда он вынес Кайли из заполненного дымом самолета.

– Сложные отслоения, гигантские разрывы сетчатки и тому подобное иногда требуют совершенно другого способа лечения, – продолжала Тэдди, – причем лучше все го подходит курс витриэктомии.

Сквозь гул в ушах Мэй слушала, как Тэдди описывала операцию: удаление стекловидного тела для очистки крови из его правого глаза, его хорошего глаза, в попытке спасти оставшееся зрение.

– Мой левый глаз… – начал Мартин.

– Для вашего левого глаза ничего сделать невозможно, – мягко остановила его Тэдди.

– А правый глаз станет лучше, если я пойду на операцию? – все же спросил он.

– Нет.

Глаза Мэй заполнились слезами. Она сама уже ничего не видела из-за слез, только услышала, как Тэдди осторожно продвинула по столу коробку с бумажными носовыми платками. Вытерев слезы, Мэй посмотрела на мужа. Прямая спина, мужественное лицо, ни следа страха.

– Прости меня, – повернулся он к Мэй.

– Ох, Мартин… – У нее перехватило горло.

– Я бы хотела не тянуть с операцией, – сказала Тэдди.

– Хорошо, – согласился Мартин.

– В следующий вторник. Рано утром.

– Прекрасно.

Мэй укладывала вещи в сумку, слушая, как Тэдди дает наставления Мартину. Куда идти, за сколько времени перед операцией воздержаться от еды или питья. Голос, полный доброты и уверенности, звучал в комнате. Мэй оглядела кабинет.

Маяки на фотографиях, сделанных Уильямом, все так же светили путникам. Мэй вспомнила, что, когда она впервые увидела их, этот свет казался ей полным надежды. А сей час узнала, что Мартин вступал в темноту, и она молила дать ей силы помочь ему пройти через все, что должно было случиться. Она закрыла глаза и вообразила луч, пробивающий темноту до самого горизонта, указывающий им путь.

До этого он хотел только одного – спать, теперь же Мартин ничего больше не желал, как оставаться без сна. Обнимая Мэй, он разглядывал ее красивое лицо, изгибы тела, выражение глаз. Способен ли он будет чувствовать ее любовь, если он не сможет больше видеть все это?

Бостон представал перед ним одним расплывшимся светящимся пятном. Он смотрел на это пятно и вспоминал озеро. Он представлял себе горы, круто уходящие в небо. Он видел тонкий, белый лунный свет, заливавший все вокруг: дома, поляны, само озеро Лак-Верт. Он думал о том, что нет красивее лунного света, чем в его родных местах, на Лак-Верте.

– О чем ты думаешь? – спросила Мэй, подойдя к нему.

– Не хочу терять все это.

Он пристально посмотрел на прозрачный отсвет на ее обнаженном теле, дотронулся до ее лица ладонью и с глубокой нежностью поцеловал.

– Идем в кровать. – Мэй потянула его за руку.

– Я не хочу забыть, – остановил он ее. – Я хочу запомнить все это.

– Запомнить?.. – В голосе Мэй слышалось недоумение.

– Как это все выглядит, – объяснил Мартин, и у него перехватило голос от боли в горле. – Какой этот мир на самом деле.

Внутри у него все горело, и он пошел к комоду, куда положил бумажник, и начал рыться в нем в поисках фото карточек. Натали, Кайли и Мэй.