Талисман Карла Смелого - Страница 3

Мари-Анжелин тут же тоже выбежала из исповедальни, бросила беглый взгляд на ноги, которые теперь торчали из-под занавески, и побежала вслед за священником.

– В какую сторону он побежал? – спросила она у папаши Бужю, который подошел к ней, желая узнать, что случилось.

– В ту! Вверх по бульвару Мальзерб, но…

Мари-Анжелин не стала больше ничего слушать. Не то чтобы в голове у нее сложился определенный план, нет, она просто хотела непременно поймать злоумышленника, притворившегося священником, не сомневаясь, что по дороге встретит полицейских, которые ей помогут. Злодей бежал быстро, она тоже. И расстояние между ними уже стало сокращаться. Но тут он свернул на улицу Бьенфезанс, Мари-Анжелин последовала за ним. Но никого там не увидела…

Четверть часа спустя в церковь Святого Августина приехала полиция. Весь квартал уже был в волнении и тревоге. В исповедальне, где решетка на маленьком окошечке осталась приподнятой, лежало тело немолодой женщины со светлыми с проседью волосами – точнее будет сказать, дамы, так как, вне всякого сомнения, она принадлежала к людям весьма состоятельным, составляющим большинство в этом приходе. Она лежала, глядя широко открытыми глазами в вечность, которая, похоже, очень ее изумила. Кровь, вытекшая из перерезанного горла, пропитала ворот каракулевого манто и черную кружевную мантилью, наброшенную на голову.

– Кто-нибудь что-нибудь слышал? – осведомился инспектор Соважоль и поднялся с корточек, уступая место полицейскому врачу.

– От одежды до сих пор пахнет хлороформом, – заметил врач. – Убийца дал ей немалую дозу, прежде чем убил ее. Видно, для того, чтобы не закричала.

– Кто-нибудь знает, кто она? – задал новый вопрос полицейский, обводя взглядом лица столпившихся вокруг людей.

– Нет, – ответил аббат Грегуар. – Лично я никогда ее не видел.

В этот день он служил утреннюю мессу и сейчас, помолившись за покойницу, осенил ее знаком креста. Никто из стоящих вокруг тоже не знал даму. У погибшей нашли только вышитый батистовый носовой платок, но должна была быть и сумочка, которая, однако, исчезла.

Молодой полицейский и вовсе никого здесь пока не знал. Он работал в судебной полиции и в комиссариат на улице Пепиньер был переведен совсем недавно на место своего друга и коллеги, который выздоравливал после хирургической операции. И вдруг ему пришла в голову мысль, внушенная воспоминанием о деле Кледермана, в котором он принимал участие и которое очень его впечатлило.

– Знает ли кто-нибудь из вас мадемуазель дю План-Крепен? Она, кажется, всегда бывает на утренней мессе.

– Мы все ее знаем, – отозвался аббат. – Но этим утром я ее не видел. Вполне возможно, ее нет сейчас в Париже. Госпожа маркиза де Соммьер, чьей родственницей и компаньонкой она является, часто путешествует.

– Зимой никогда! – раздался из толпы чей-то голос. – Зимой они всегда дома. А вообще-то нужно спросить Евгению Генон, кухарку госпожи принцессы Дамиани. Они всегда сидят рядышком. Если дамы собрались путешествовать, она непременно знает об этом. Вот только, похоже, Евгения тоже уже ушла. А живет мадемуазель дю…

– Не беспокойтесь, – прервал говорящего Соважоль. – Я знаю, где найти мадемуазель дю План-Крепен, и тотчас отправлюсь к ней, как только закончу дела здесь.

Спустя несколько минут он уже ехал к особняку Соммьер на улице Альфреда де Виньи, где его встретил весьма обеспокоенный Сиприен.

– Господин инспектор Соважоль? Вас послал сам Господь Бог! Надеюсь, с мадемуазель Мари-Анжелин ничего не случилось?

– Я тоже на это надеюсь, но, судя по вашим словам, она еще не вернулась после утренней мессы?

– Не вернулась, а ведь уже почти девять! Даже если сегодня она вышла немного позже…

– А почему она вышла позже?

– Ну… Как вам сказать? Мы с ней немного повздорили, и я опасался, что она не успеет к шести часам. Такое иной раз случается, когда она заболтается, но она всегда возвращается к восьми, и они завтракают вместе с госпожой маркизой.

Голос, доносившийся словно с небес, прервал дворецкого.

– Кто там, Сиприен?

– Господин инспектор Соважоль, госпожа маркиза. Он ищет мадемуазель Мари-Анжелин.

– Попросите его подождать меня одну минутку и… проводите в маленькую библиотеку. Там сейчас уютнее, чем в зимнем саду. И принесите… все, что нужно!

Пять минут спустя, в халате из пармского бархата и домашних туфельках того же цвета, с кружевной косынкой на голове, вмиг призвавшей к порядку ее пышные с проседью рыжие волосы, маркиза вошла в библиотеку, опираясь на трость, в которой и до сих пор еще не слишком нуждалась. Соважоль отметил, что после их нескольких встреч по делу Кледермана маркиза ничуть не изменилась.

– Доброе утро, инспектор, – поздоровалась маркиза, усевшись в кресло и взяв в руки чашку с кофе, приготовленным Сиприеном. – Расскажите мне, что случилось. Но сначала выпейте кофе, пока он не остыл. На улице собачий холод!

После двух чашек кофе госпоже де Соммьер легче не стало. Свою План-Крепен она изучила до тонкости. Если уж Мари-Анжелин, хоть в какой-то мере, оказалась причастной к тому, что произошло, то наверняка не устояла перед желанием докопаться до истины. И сразу же встала на тропу войны, нисколько не помышляя о том, что предприятие может оказаться опасным. Кому, как не маркизе, было знать, до чего безоглядно может действовать ее компаньонка… А что, если жертва была ее знакомой?.. Или…

Или что? Стоило только вообразить себе, что произошло с План-Крепен час тому назад, и можно было ожидать любых сюрпризов. Речь как-никак шла об убийстве. А доблестная правнучка отважных крестоносцев ничего так не любила, как вмешиваться в дела полиции.

Молоденький Соважоль не знал, чем успокоить маркизу, и ерзал на стуле, боясь оставить ее одну. Наконец, госпожа де Соммьер нашла в себе силы ему улыбнуться.

– Вам пора бежать, голубчик! У вас миллион дел, и я не имею права пользоваться вашим вниманием. Как только Мари-Анжелин появится, я позвоню вам в комиссариат.

– Нет. Звоните на набережную[4]! Нужно предупредить шефа! Вообразите сами: убита неизвестная, явно из высшего общества, а затем исчезает мадемуазель дю План-Крепен. Если немедленно не сообщить ему обо всем, мы рискуем навлечь на свои головы грозу, какую только он умеет устраивать.

Не было сомнений, что молодой человек хорошо знает, о чем говорит, и маркиза улыбнулась.

– Я плохо себе представляю главного инспектора, извергающего гром и молнии, от которых сотрясается все вокруг. Он всегда так спокоен и уравновешен.

– Вы совершенно правы! Какие там громы и молнии? Разве что едва повысит голос. Но он становится стальным, и от него начинает веять ледяным холодом. И никаких оскорблений. Так, самые ерундовые. «Скопище кретинов», если нас много. Или «трижды идиот», если ты один. Спросите господ журналистов, как было дело, когда он мылил им шею прошлой осенью по поводу дела Борджа! Он не сказал им, что они ведут себя, как подлые убийцы, но уничтожил ледяным презрением. Это было… Одним словом, высший класс! – закончил инспектор с меланхолическим оттенком ностальгии. – Но если уж дело доходит до взрыва, что случается в редчайших случаях, то дрожит все вокруг.

– Но пока этого не случилось, передайте ему от меня привет.

Прошло не больше часа, и главный комиссар Ланглуа позвонил в двери особняка маркизы де Соммьер. Как всегда, в безупречном костюме, как всегда, безупречно владеющий собой… Его беспокойство выдал лишь вопрос, который он поспешил задать Сиприену.

– Есть новости? – осведомился он, едва только мажордом отворил дверь.

– Никаких, господин главный комиссар.

– Видаль-Пеликорн, полагаю, уже здесь?

– Госпожа маркиза не захотела его беспокоить. Он работает над очень сложной книгой…

– Я очень удивлюсь, если он поблагодарит ее за такую деликатность. Сообщите обо мне госпоже маркизе, Сиприен!

И комиссар направился к анфиладе гостиных, что вела к зимнему саду, где обычно сидела маркиза, но Сиприен удержал его.