Талисман - Страница 5

– Прости.

Ладно если бы это были «Карлтонз». Но она курила «Герберт Тэрритун» с темно-синей полоской вместо фильтра. Сейчас он вспомнил, как отец рассказывал кому-то, что он курит «Уинстон», а его жена «Блэк лангерз», «Черные легочные».

– Ты видишь в этом что-то плохое, Джек?

Ее глаза смотрели прямо на него; сигарета крутилась, как обычно, между средним и указательным пальцами правой руки. Она заставляла его сказать хоть что-нибудь и одновременно боялась услышать от него: «Мама, я стал замечать, что ты много куришь «Герберт Тэрритун». Значит ли это, что тебе теперь нечего терять?»

– Нет, – ответил он. Снова стало нехорошо и захотелось плакать.

– Смирись с этим. Такова жизнь.

Она посмотрела и улыбнулась. Два официанта, один худой, другой толстый, в красных пиджаках с золотыми омарами на спине о чем-то тихо переговаривались у входа на кухню. Длинная бархатная веревка огораживала ту часть ресторана, где стоял их столик, от банкетного зала. Столы там были заставлены перевернутыми стульями. В конце зала было огромное, во всю стену, окно в готическом стиле, напомнившее Джеку «Любимицу смерти» – фильм, где снималась его мать. Она играла молодую богачку, которая против воли родителей вышла замуж за красивого черного юношу. Тот привез ее в большой дом на берегу океана и пытался свести с ума. Эта роль была более или менее типична для Лили Кевинью. Она снялась во многих черно-белых фильмах, в которых красивые, но ничем не примечательные герои разъезжают на «фордах». Веревка с табличкой «Закрыто» загораживала вход в темную пещеру банкетного зала.

– А здесь мрачновато, – сказала мать.

– Как в полночь, – ответил Джек, и она засмеялась своим нездоровым, болезненным, но таким любимым смехом.

– Да-да-да, Джеки. – Она протянула руку, чтобы потрепать его длинные волосы. На лице ее играла улыбка. Он улыбнулся в ответ и отвел ее руку. (Боже, как ее пальцы похожи на кости, она уже почти мертва, Джек!..)

– Не порть мне прическу.

– Открой мой ридикюль, – попросила мать.

– Прелестное название для старой, потрепанной сумки!

– Ах так! Тогда на этой неделе ты больше не получишь карманных денег!

– Ну и пусть!

Они улыбнулись друг другу. Джек не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь ему так хотелось плакать, чтобы он когда-нибудь так сильно любил свою мать. Теперь она стала совсем другой. Он увидел ее совсем другой.

Принесли напитки. Лили подняла свой бокал и посмотрела его на свет.

– За нас!

– О’кей!

Они выпили.

Официант принес меню и ушел.

– Как ты думаешь, Джеки, я его хоть немного задела?

– Ну, разве что совсем чуть-чуть.

На несколько мгновений это доставило ей удовольствие, а потом она забыла о своей шутке.

– Что у вас есть еще? – спросила Лили подошедшего официанта.

– Могу предложить палтуса.

– Давайте.

Официант раскланялся им обоим и ушел, чувствуя себя смешным и неуклюжим и понимая, что именно это и было ей нужно. Дядя Томми тоже часто подшучивал над официантами. Его излюбленной шуткой было: «Все навязчивые идеи замечательно лечатся плавленым сырком».

Принесли палтус. Джек набросился на горячую, аппетитную рыбу. Лили же лишь потыкала свою порцию вилкой, съела несколько фасолин из гарнира и отодвинула тарелку.

– В школе уже две недели идут занятия, – объявил Джек, не прекращая жевать. Глядя на желтые автобусы с надписью «Школа Аркадии», он чувствовал себя виноватым. Из-за совершенно абсурдных обстоятельств он не учился, а все время бездельничал.

Мать вопросительно посмотрела на него. Она только что допила второй бокал, и теперь официант нес ей третий.

Джек опомнился:

– Да это я так, не обращай внимания.

– Ты хочешь пойти в школу?

– Я? Нет! Только не здесь.

– Ну вот и хорошо, – сказала мать. – Потому что я забыла дома все твои медицинские карты, а без них тебя не допустят к занятиям, малыш.

– Не называй меня «малыш», – пробурчал Джек. Но Лили даже не улыбнулась.

Мальчик! Почему ты не в школе? – прогремел в голове Джека голос. Он вздрогнул.

– Что такое? – спросила мать.

– Нет, ничего. Дядька в парке, сторож. Взрослый черный дядька. Он спросил меня, почему я не в школе.

Она наклонила лицо к нему. Теперь ее лицо было серьезным, даже чуть испуганным.

– И что ты ему ответил?

Джек пожал плечами:

– Я сказал ему, что переутомился. Помнишь, как Ричард? Доктор сказал дяде Моргану, что Ричард не должен шесть недель ходить в школу, но может просто гулять. – Джек слегка улыбнулся. – Я думаю, он был доволен.

У Лили отлегло от сердца.

– Я бы не советовала тебе разговаривать с незнакомыми людьми.

– Мама, но он же просто…

– Мне все равно, кто он. Повторяю, я не хочу, чтобы ты разговаривал с незнакомыми.

Джек снова подумал о старом негре, вспомнил его жесткие седые волосы, черное точеное лицо, добрые искрящиеся глаза. Он видел, как он подметает пирс – единственную часть луна-парка, которая была открыта круглый год. Но теперь и здесь не было ни души, за исключением Джека, Спиди и двух стариков, вдалеке играющих в теннис.

Сейчас, сидя в этом мрачном ресторане, Джек сам начинал задавать себе этот вопрос: почему это я не в школе?

Все именно так, как она сказала! Сынок, нет прививок, нет медкарт. Ты думаешь, она взяла с собой твое свидетельство о рождении? А что ты думаешь? Она все время бежит, сынок, и ты бежишь вместе с ней, ты…

– Тебе рассказал об этом Ричард? – услышал он голос матери.

И на него снова что-то нашло. Что-то ворвалось в него. Руки его судорожно сжались, бокал упал со стола и разбился об пол.

Она уже почти мертва, Джек.

Голос из отверстия в песке, только его слышал сейчас Джек. Это был голос дяди Моргана, не просто похожий на него, а именно его голос, в этом не было никаких сомнений. Голос Моргана Слоута.

По дороге домой мать спросила его:

– Что с тобой произошло, Джек?

– Ничего. Просто стало не по себе.

– Не пытайся меня обмануть, Джеки.

В свете приборной доски она выглядела бледной и изможденной. Сигарета тлела в ее руке, как обычно, между большим и указательным пальцами. Мать вела машину очень медленно, не больше сорока миль в час. Она всегда ездила так, когда была пьяна. Ее сиденье то и дело наклонялось вперед, юбка задралась, обнажив худые колени, подбородок, казалось, упирался в руль. Она была так похожа на ведьму, что Джек не выдержал и отвернулся.

– Нет, – произнес он.

– Что нет?

– Я просто неловко повернулся. Извини.

– Брось. Давай забудем об этом. Я думала, что все это как-то связано с Ричардом Слоутом.

– Нет.

Только что его отец разговаривал со мной на пляже из дыры в песке. Вот и все. Он разговаривал прямо во мне. Он сказал, что ты уже почти мертва.

– Ты скучаешь по нему, Джек?

– По Ричарду?

– Нет, по Микки-Маусу! Конечно же, по Ричарду!

– Так. Иногда.

Ричард Слоут… Сейчас он был в школе в Иллинойсе. Это была одна из частных школ, где обучение было принудительным и ни у кого не было желания учиться.

– Ты скоро увидишь его. – Мать потрепала его волосы.

– Мама, с тобой все в порядке? – Эти слова сами собой выплеснулись из него. Руки больно сжали колени.

– Да, – ответила она, закуривая еще одну сигарету.

Чтобы это сделать, она резко затормозила. Старый пикап пронесся мимо них, громко сигналя.

– Никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас.

– Ты так похудела. Сколько ты уже сбросила?

– Много будешь знать, скоро состаришься! – Она улыбнулась ему. Эта усталая, вымученная улыбка открыла ему все, что он хотел знать.

– Мама…

– Не надо, – остановила его она. – Все в порядке. Поверь мне. Если хочешь, поищи какую-нибудь музыку.

– Но, мама…

– Поищи какую-нибудь музыку, Джек. И помолчи.