Такой смешной король! Повесть третья: Капкан - Страница 49
— Что-то горит, — произнес один из самообороновцев. Сула и сам увидел вдруг впереди яркие вспышки света, встречный ветер доносил едкие запахи гари, даже слышался треск, характерный при пожаре. Очевидно, лесной сеновал или…
В темноте на дороге из-за поворота показались силуэты людей на фоне слабого света пожара. Кто такие? Сула с товарищами сунулись в карманы…
— Кэс те олете?[11] — крикнули одновременно с обеих сторон и, словно сговорившись, ответили одновременно:
— Инимезедь![12]
Несмотря на то что ответы подтвердили родственность их природы, ни те, ни другие не проявили радости по такому случаю. Надо же! Человеческий род существовал на земле сотни тысяч лет до Иисуса Христа, оставалось дожить до конца двадцатого столетия, а доверять друг другу «люди» до сих пор так и не научились.
После нескольких уточняющих вопросов, задаваемых и теми и другими, «люди» стали наконец осторожно друг к другу приближаться. Скоро тени одних достигли ног других, тогда они остановились, чтобы рассмотреть себя получше.
Где-то вдали каркали вороны. А люди стояли, готовые в любой миг убивать. Но разве допустимо, чтобы занимались этим кому не лень; что они все лезут не в свое дело! Право на убийство — принадлежность большой политики государственного масштаба, тут грамотные люди знают, кого и сколько надо укокошить… Так нет же, людям и кустарным способом, в одиночку, охота убивать, — сколько доступно, сколько возможно.
Но вот Тереза узнала Сула, ведь он был при немцах даже более видным человеком, чем ему хотелось: и он так же, как и Алфред, ходил рядом со строем самообороновцев и тоже командовал «запевай»! Случалось Терезе видеть его на улицах Журавлей. Ну а Сула тоже про нее и Рууди конечно же был наслышан. Ведь слава!.. Выходит, все свои?
— Так-то оно так, да не совсем, — определил Сула осторожно, — у нас как будто разные дела…
— Почему же разные, — не доходило до Рууди, — если все мы красных бьем?
— Но и не красных тоже, — отметил Сула, намекая на сущность обыкновенного разбоя славных дел Рууди.
Кому-то из сопровождавших Рууди не понравилось сказанное, он с гневом в нетрезвом голосе и даже вызывающе поинтересовался, какое у Сула право выяснять, кого и за что они наказывают (он так и выразился: «наказывают»), кто сам-то он? Сула хоть и был довольно пылкого нрава, тем не менее он не хотел с ними ссоры, потому предложил:
— Так и быть, присоединяйтесь, вместе отправимся на Большую Землю. Море еще держит, перейти вполне можно. К тому же что нам в такое время делить, перед красными мы так или иначе на одинаковом счету.
Он сказал так, даже не вдумываясь в смысл, который получился неудачным; что вообще-то они все-таки неодинаковы, следовательно, кто-то лучше, а кто-то хуже. Но кто хуже?.. Да, конечно, лучше бы Сула так не говорил. К тому же и Тереза почувствовала опасность для себя лично: если они пойдут на Большую Землю, там она может потерять свою власть над Рууди, там мужчины собираются создать лесное войско, но в этом деле она одна среди многих, командиров много найдется, здесь же командирствует она. Ведь Рууди… Он и раньше заикался, чтобы еще поискать людей в группу, — от трусости у него такие мысли: среди большего количества людей он чувствовал бы себя смелее, ибо ответственность делили бы поровну. Она его всегда отговаривала: чем их меньше, тем проще маневрировать. К тому же на острове немало швали, действующей под маркой Рууди, — и хорошо, пусть, это создает представление о его неуловимости и грозности, словно он вездесущий. А тут, судя по словам Сула, их считают даже не очень-то достойными.
— Значит, — ввязалась Тереза, — мы равные только в глазах красных… А вы, значит, лучше нас. Вы — борцы за свободу, а мы… Кто мы? Выходит, вы нам милостыню бросаете…
В образовавшейся тишине послышался треск пожара и вороны выражали свое возмущение происходящим. Тереза прикинула: в сравнении с ними, эти трое вооружены худо, в ее распоряжении не только карманные пушки, а все-таки автоматы.
О телепатии в мире говорят давно, но есть она или нет? Здесь же, возможно, кто-то подумал одинаково с Терезой или это была случайность, но раздался выстрел, и один из товарищей Сула, схватившись за живот, повалился на дорогу.
Это уж слишком! Не успел пристреленный коснуться дороги, а Сула осмыслить ситуацию, но он уже стрелял, и один из сообщников Рууди тоже свалился. Сам же он, мгновенно отпрянув в сторону, пустился бежать в том направлении, откуда они только что пришли, за ним мчался второй из его самообороновцев, отстреливаясь на бегу. Тереза, Рууди с третьим мужчиной, прилично отстав, поливая из автоматов, замыкали «кавалькаду». Скоро им удалось подстрелить товарища Сула. Сула мчался изо всех сил. Худой и легкий, он бегал хорошо, к тому же был трезвее догонявших. Но не эти достоинства его спасли, а именно то, что одному русскому пограничнику захотелось пи́сать…
Пограничники ехали из Тыллусте, то есть оттуда, откуда еще не так много времени назад, встретившись с ними, ушли Сула с товарищами, куда, в свою очередь, зачем-то направлялись Тереза и Рууди со своими. Пограничники ездили в Тыллусте по сигналу местного жителя. Из города на двух трофейных виллисах выехали на облаву лейтенант и семеро бойцов.
Вообще-то дело пограничников — охранять границу. Но в местном отделении МГБ не хватало сотрудников, да и в штабе истребительного батальона не всегда присутствовало нужное количество людей. Вот и позаимствовали, как уже было не раз, у пограничников. В качестве проводника с ними ездил уже знакомый сотрудник МГБ — Скелет.
Скелет не случайно попал в проводники: он всегда находился под рукой. С некоторых пор служба в МГБ стала смыслом его жизни. Родители его не имели сил победить в борьбе с камнями на своих небольших полях, ему тоже пришлось из-за этого несладко: нанимался в поденщики на богатые хутора. Случались обиды, бывали и побои. В детском возрасте случившееся надолго омрачает жизнь.
Русским, пропагандирующим социализм, он поверил, тем более что открывалась возможность поступить на казенную работу с перспективой выслужиться. Что избивал иногда то одного, то другого — что ж, и его избивали! И это естественно: человек, который при одном режиме унижен, при другом старается возвыситься. Потому-то он всяких разных бандитов или «лесных братьев» ненавидел. У некоторых из них, Скелет об этом слышал, имеется мечта: как встретятся в Германии союзные войска — войне не конец, а начало новой, между союзниками теперь: танки англичан и американцев пойдут вперед, не останавливаясь, и конец Советам: они немцами вымотаны — зажмут легко. Скелет знал: есть у многих такая надежда. Он верил тому, что режим, простоявший двадцать семь лет, — простоит нерушимо и дальше. Так он думал о Советском государстве, которому решил посвятить свои устремления. Если всякий человек имеет право на свою правду, то и он, Скелет, тоже.
Итак, не найдя в Тыллусте разыскиваемых, пограничники возвращались в город, разместившись по нескольку человек в каждой машине.
Уже почти доехали до Святой церкви, когда молодому пограничнику из первой машины понадобилось облегчиться. Остановилась и вторая. Говорят, смех и зевота заразительны… Не только они. Скоро на краю дороги, построившись в ряд лицом к северу, солдаты «расписывали» снег кто как умел. Тут-то и увидели они вдали за лесом зарево, затем услышали стрельбу. Живо уселись они по машинам и помчались. Скелет, знавший местность, показывал дорогу. Подъехали к кладбищу — дальше стало невозможно, машины вязли в снежной каше. Отправились пешком и быстро убедились: от дороги отходить неразумно, тут же приходилось барахтаться в мокром и глубоком снегу.
Бежавший изо всех сил Сула заметил пограничников раньше, он отпрянул с дороги, кувырнулся в снег, провалился в него и остался лежать неподвижно. Пограничники прошли мимо него, привлекаемые выстрелами впереди: стреляя наугад, чтобы попасть в Сула, дали знать о себе люди Рууди. Они заметили пограничников, когда лейтенант крикнул им по-русски: