Такой смешной Король! Повесть первая: Король - Страница 3

На этот раз лошадь играла незначительную роль в переселении: она лишь притащила на вокзал чемоданы, Алфред Рихард сдал их в небольшое здание, на двери которого было крупно написано одно-единственное слово: «Багажное». Это слово Королю очень понравилось.

Если раньше он в общем-то всегда был осведомлен о причинах переселения, потому что это часто имело к нему прямое отношение — то он кого-нибудь укусил, то сломал или изрезал какую-нибудь вещь, чтобы установить принцип ее конструкции, или поджег курятник, — то в настоящее время решительно ничего нельзя было понять: он точно знал, что ни одной стекляшки в последнее время не разбивал. Значит, дело на этот раз не в нем, а в чем-то взрослом, и, видать, очень важном, раз они вынуждены отправиться в такую даль по суше и морю. Но, увы, ему никто не счел нужным что-либо объяснить. На все его попытки установить ясность в происходящем Хелли Мартенс лишь коротко отрезала: «Мал еще совать нос во взрослые дела…» Непочтительно, конечно. Спорить, однако, не имело смысла…

Чтобы понять что-то, он запасся терпением.

Если признаться откровенно, поездом путешествовать ему еще не приходилось, поэтому было интересно сидеть у окна и смотреть, с какой скоростью бегут в обратную сторону деревья, телеграфные столбы, дома, коровы. Алфред заметил Хелли Мартенс, что они едут с максимальной скоростью, что-то около тридцати километров в час. Ого! На лошади такую скорость можно развить на отрезке в какие-нибудь полкилометра, пока лошадь не выдохнется, а здесь несется безостановочно черт знает как… Остановки, правда, были небольшие. От такой непривычной скорости Король даже не заметил, как заснул, но и во сне все время ехал в поезде; коровы во сне бежали не назад, а скакали рядом с вагоном да еще бодались рогами… Нет, путешествовать в таком сверхскоростном транспорте все-таки утомительно. Когда на телеге ты сидишь, загруженной вещами, наблюдаешь и думаешь. А надоест, можно спуститься на землю и пробежаться рядом с повозкой. Но рядом с поездом разве побежишь?..

Пока ехали до порта Навозный, Король основательно вымотался. Хорошо еще, что и по морю он, кажется, до этого не путешествовал, хотя здесь есть кое-какие неясности: дело в том, что Алфред Рихард как-то намекнул, будто именно на этом острове, в городе Журавлей, куда они теперь отплывали, родился Его Величество. Но если это правда, как же он с острова на материк попал? А ведь ему уже целых семь лет, но он не помнит, чтобы когда-нибудь ступал на палубу хотя бы самого ничтожного, мало-мальски плавучего предмета! Загадка! Что же это, птицы, что ли, его перенесли?

Алфред Рихард в этом вопросе ссылался на неважнецкую у королей память, но уж если Его Величество помнит все похождения Джузеппе Гарибальди наизусть, то как же можно сомневаться в его памяти? Здесь не иначе, решил он, от него что-то скрывают. Но не будь он Король, если все это не выяснит! Нашли простака!

Как он попал с острова на материк, пока было не ясно, зато плавание на остров он запомнил отлично, хотя ничего особого и достопримечательного в нем и не было. Сперва на довольно внушительного размера корабль, который почему-то назывался паромом, перетащили вещи, сами же пассажиры расположились по всему судну, где кому понравилось. Более слабонервные, опасаясь морской болезни, естественно, сидели в тесных и душных каютах, как, например, Хелли Мартенс. Что же касается Короля, он устроился на носу и наблюдал, как пароход рассекал морские волны, приближаясь к месту назначения.

Алфред Рихард… Его-то понять можно было: он бегал между корабельным носом, где сидел Его Величество, и каютой, где сидела Хелли Мартенс, чтобы доложить ей, что «он» еще сидит на носу, а то Хелли боялась, как бы «он» с носа не свалился. Он же, то есть Король, никуда падать не собирался. Он просто смотрел в воду и гадал, сколько там может быть рыб, пытаясь себе представить, что они думают о такой вот махине, как этот корабль, который, не спросив их рыбьего разрешения, так грубо и без спроса нарушает их покой.

Погода стояла жаркая, ритмично шумели двигатели, вокруг летали чайки и кричали на своем чайкином языке: каи-як! Каи-як! Что это означало, Королю было неизвестно. Алфред объяснил:

— Каякас на эстонском языке означает чайка.

Из этого можно сделать вывод, что чайки, приветствуя Короля, представлялись ему.

Кто-то из пассажиров заиграл на аккордеоне, и у Его Величества образовалось возвышенное настроение.

Морское путешествие оказалось менее утомительным еще и благодаря тому, что, в отличие от поезда, который тащился до Навозного порта со многими остановками почти полдня, корабль пересек морское пространство всего за тридцать минут.

Зато следующий этап переезда был кошмарным! Королю совершенно непонятно, как могут разумные люди рисковать до такой степени, чтобы доверить свои жизни так называемому омнибусу (само название этого транспортного средства дает представление о его некомфортабельности), который к тому же вынужден передвигаться по дороге, сплошь состоящей из ям и колдобин… Путешествие в омнибусе по такой дороге можно рекомендовать исключительно людям, страдающим плохим пищеварением.

Если бы не забавные, с точки зрения Короля, происшествия, ему было бы скучно. Сначала его занимал старик с большой черной трубкой, которую ее хозяин, хотя и потухшую, гордо сосал — ни у кого такой трубки не было. Поскольку он сидел рядом с Королем, то, естественно, завел с ним разговор.

— Ты кто же такой будешь? — вопрошал он, посасывая свою шикарную трубку. Только благодаря такой выдающейся трубке Король снизошел до ответа и сказал, что он…

— Король я.

Седой старик засмеялся: он оказался на удивление сведущим о жизни королей.

— Вот какой смешной король! — воскликнул он. — До сих пор в Европе знали как самого молодого короля Югославии Петера Второго, отца которого убили. Петер, он старше тебя немного, обожает играть в индейцев и ковбоев. И каков умница! «Почему у деревьев листья?» — спросил он как-то своего учителя. «Чтобы деревья дышали», — отвечал ему тот. «Да? — удивился Петер. — Как же они дышат зимою?» Ха-ха-ха!

Старик долго смеялся от души.

— А вот некоторым королям приходится скрываться, как, например, афганистанскому Аманулле-хану — в Риме. Правда, ему и в Риме неплохо живется, охотится с итальянским королем и вспоминает, как когда-то был королем Афганистана и в своих угодьях стрелял по шестьсот уток в день. — Старик опять долго, душевно смеялся. — Королям везде хорошо. Но, — старик замахал назидательно трубкой, — диктаторы оказываются сильнее королей, это я вам говорю. Что там итальянский король против Муссолини!.. Или немецкий кайзер против Гитлера…

Старик, воодушевленный собственным красноречием запалил трубку и запыхтел, выпуская дым, словно паровоз. Тут водитель омнибуса крикнул ему, чтобы перестал курить. Старик рассердился, и тогда кондуктор потребовал его билет. Старик смущенно признался, что забыл его купить, потому что… нет денег. Кондуктор сказал, что ему надо выйти, а старик воспротивился. Они все спорили и спорили, а кругом смеялись, и Королю было весело. Тут вдруг кондуктор схватил трубку старика и выкинул в окно. Старик даже задохнулся. Как?! А так! Плати за билет. Не заплачу, ты плати за трубку! Пока кричали да спорили, старик далеко проехал, наконец, заплатил за билет, оставшись без трубки, а Королю было весело и другим пассажирам тоже.

Когда наконец их вместе с чемоданами высадили из этого жуткого технического чудовища, они очутились в густой туче пыли, образовавшейся от торможения омнибуса на грунтовой дороге. Когда же пыль рассеялась, они обнаружили, что никто их не встречает, как было обещано то ли Юханом, то ли Ангелой — супругой Юхана. Они долго глазели по сторонам и на шнырявших в безоблачном небе стрижей. Хелли сидела на чемодане, Алфред нервно делал круги вокруг нее, пытаясь как-то объяснить создавшуюся ситуацию. В частности, он высказал мысль, что омнибус приехал раньше назначенного часа (лично Королю это показалось абсурдным). Наконец, послышался скрип и грохот со стороны проселочной дороги. К ним приближалась серая лошадь, запряженная в длинную телегу на деревянных колесах с железными ободьями: они-то и издавали такой невыносимый визг и грохот. На колымаге сидел худощавый старик со злобным лицом. (Это был — дед Юхан.)