Такое короткое лето - Страница 79

Чувствуя, что спасение совсем рядом, Канунников сделал шаг навстречу пароходу и в это время сзади прогремел второй выстрел. Жгучая боль пронзила мозг, в глазах все померкло, мир исчез. Евдоким, как подкошенный, упал на землю и уже не мог подняться.

Держа в руках дымящийся обрез, Черный выскочил из лодки на берег, галопом влетел на яр и увидел лежащего на траве Канунникова. Он подошел к нему, пнул в бок, очевидно, проверяя, как Евдоким среагирует на это. Тело Евдокима шевельнулось, окрашивая кровью сухую траву. Правая рука откинулась ладонью наружу, на ней отчетливо проступили твердые, желтые мозоли. Убийца зачем-то наступил на кисть руки, словно пытался вдавить ее в землю. Но сделать это ему не удалось Убедившись, что Евдоким мертв, Черный спустился к воде, привязал его лодку к своей короткой бечевкой. Федор очухался и уже сидел за веслами.

— Пересядь на корму, — бросил ему Черный. — Я погребу.

Обе лодки быстро пошли вдоль берега. Когда они завернули в протоку, из-за поворота показался пароход с баржей. Черный его не видел. Бросив лодку Евдокима в тальниках, он направился по протоке как можно дальше от Чалыша. Ему нужно было добраться до Оби.

Пароход носил иноземное имя «Зюйд». Его команда шла по Чалышу первый раз. Река была извилистой, со множеством перекатов. Опасаясь незнакомого фарватера, капитан шел на среднем ходу. Он жалел старенькую посудину, которой от рождения исполнилось уже полвека. Но на последнем плесе капитан прибавил скорость. Подходя к протоке, он решил держаться ближе к тычке, установленной на середине реки. И пароход со всего хода влетел на мель.

Наталья не могла ждать пароход на берегу. Ей нужно было подоить корову, истопить печь, приготовить завтрак. Евдоким уехал не евши и поэтому вернется сильно проголодавшимся. Но время от времени она затихала и смотрела в окно.

Первый гудок она услышала, когда доила корову. Выскочила из стайки и прямо с подойником побежала к реке. Парохода не было видно. Наталья поняла, что он еще очень далеко и вернулась к домашним делам. Однако теперь ее охватило нетерпение. Услышав следующий гудок, она снова выскочила на берег. Ей показалось, что пароход уже совсем рядом. Она простояла у самой кромки воды довольно долго, но он так и не появился.

Наталья зашла в дом, завернула сына в старенькую пеленку и поношенный Евдокимов полушубок и решила ждать мужа на берегу. Ей казалось, что Евдоким приедет домой непременно на пароходе. Но время шло, а ни мужа, ни парохода не было.

Свежий воздух убаюкал сына. Он сладко посапывал и его маленькие розовые ноздри изредка вздрагивали во сне. Потом он проснулся и заплакал. Ему захотелось есть.

Наталья вернулась домой. Но вскоре до ее донесся отдаленный шум работающего двигателя. Наталья снова запеленала сына, накинула на себя одежонку и выскочила на берег. Шум судна доносился не снизу реки, а сверху, со стороны Лугового.

Сначала Наталья не могла понять, в чем дело, но, выйдя к Чалышу, увидела показавшийся из-за поворота катер. Он возвращался в Усть-Чалыш. В душе у нее появилось смутное предчувствие тревоги. По ее подсчетам, Евдоким уже давно должен был встретить пароход и вернуться домой. А поскольку до сих пор нет ни его, ни парохода, значит на реке что-то случилось. Появление катера нисколько не обрадовало ее. Наталья думала, что он пройдет мимо, но катер начал разворачиваться и причаливать к берегу.

Едва с палубы скинули трап, как по нему на берег сбежали Сапрыкин и гепеушник Крутых.

— Где Канунников? — тут же спросил Сапрыкин.

Голос его уже не хрипел, шея не надувалась от напряжения, как прежде. На его ногах были все те же парусиновые сапоги с галошами.

— Пароход уехал встречать, — сказала Наталья.

— Давно?

— Ишшо утром.

— Поднимемся-ка наверх, — обратился к Наталье Крутых и взял ее под руку, помогая взобраться на берег.

Наталья удивилась этой вежливой, но настойчивой просьбе и послушно пошла с чекистом. На берегу он еще крепче взял ее за локоть и, нагнувшись к уху, спросил:

— Нахапьев давно у вас был?

Наталья посмотрела на него широко открытыми глазами и попыталась высвободить локоть. Но Крутых крепко держал ее за руку.

— Давно был, я спрашиваю? — повторил он.

— Чего ты ухватился за меня? — начала сердиться Наталья. — Откуль мне знать твоего Нахапьева.

— А Гнедых знаешь? — спросил чекист и Наталья поняла, что Нахапьев — это тот самый Федор, который приезжал к ним вместе с Гошкой.

Теперь у нее уже не было сомнений в том, что они что-то натворили. И еще она поняла — отрицать свое знакомство с Гошкой — бесполезно. Ведь он тоже из Оленихи, Крутых может это узнать и без нее. Но, боясь быть замешанной в Гошкиных делах, она решила скрыть от Крутых часть правды. Не говорить ему, что они были здесь всего три дня назад.

— Гошку, что ли? — спросила она, словно не уяснила себе суть вопроса.

— Ну да, из Оленихи, — сказал Крутых.

— Знаю, как не знать?

— С кем он у вас был, с Нахапьевым?

— С дружком каким-то. Фамилию я не спрашивала.

— А муженек твой где?

— Я же сказала, пароход уехал встречать.

Крутых уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но в это время до него донесся гудок парохода. Он отпустил локоть Натальи и повернул голову. Пароход подавал непрерывные короткие гудки.

— Что-то случилось, — крикнул чекисту Сапрыкин. — Надо ехать туда.

— Ладно, я еще вернусь, — сказал Крутых Наталье и спустился к катеру.

Федора Нахапьева сибирская ЧК разыскивала давно. Он был из очень зажиточной крестьянской семьи. На германской войне за особую храбрость был отмечен Георгиевским крестом, но революцию не принял. Гражданскую войну провел в отряде атамана Кайгородова, действовавшего в Горном Алтае. Нахапьев участвовал во всех стычках Кайгородова с красными, поэтому его знали во многих селах.

После войны, скрываясь от ареста, он осел сначала в Бийске, затем в Барнауле, справедливо считая, что в большом городе легче затеряться. Но на работу устраиваться не стал, боялся, что могут узнать. Жил у проституток. Днем спал, вечером выходил грабить, так как другого способа заиметь деньги у него не было. Иногда выезжал в села на крупные ярмарки. На одной из них в Усть-Чалыше познакомился с Гошкой Гнедых. У того не было особых счетов с советской властью, но их быстро сдружила любовь к выпивке и чужим бабам. Осторожный Нахапьев постепенно втянул Гошку в свои дела. Гнедых не участвовал в самых дерзких разбоях, но нередко выводил Нахапьева на мужиков, удачно барышнувших на ярмарке.

В Усть-Чалыше судьба свела Нахапьева с Никитой Нечипоренко, еще недавно считавшемся самым богатым человеком Причалышья. Фамилия Нечипоренко стояла первой в списке людей, подлежащих раскулачиванию. Каким-то образом он узнал об этом. Уложил в мешки самые ценные пожитки, запряг лучшую пару лошадей и ночью исчез из деревни. Но перед тем, как взяться за вожжи, поджег усадьбу вместе с домом и скотным двором. Погоняя лошадей, все время оборачивался на отсветы пламени и плакал от жалости за погибавшее в огне добро. Наживать его приходилось долго и трудно. С тех пор он постоянно мстил советской власти. Нынешней весной вместе с Нахапьевым они сожгли несколько колхозных амбаров.

Расследуя два последних пожара, Крутых вышел на след Нахапьева. Ему удалось нащупать и связь его с Гошкой. Окурок, подобранный чекистом у дома Евдокима, оказался свежим. Из него еще не выветрился запах табака. Папиросы назывались «Пушка». Оставалось выяснить, курит ли их кто-нибудь на катере.

Возвратившись со Спиридоном Шишкиным в Луговое, Крутых заново опросил многих людей. И снова ему удалось напасть на маленький след. Один из колхозников сказал, что в ту ночь, когда сгорел амбар с хлебом, он видел на окраине села двух верховых. Рассмотреть их он не мог, они были слишком далеко. Но хорошо помнил, что один из них курил. Тогда он принял их за своих, а сейчас начал сомневаться.