Так не бывает (СИ) - Страница 6

Женщина, которая здесь готовит и убирает… при первом же взгляде на нее я лишился всяких иллюзий, что она может проявить сострадание. Такая скорее подержит, чтобы хозяину удобнее было…

И, невзирая на все, мне совершенно не хочется сдохнуть, мне очень хочется выжить, выбраться отсюда и отмстить. Как именно я отомщу, не имея ни документов, ни денег, ни каких-либо связей… я, которого друзья этого Андрея, не говоря уже об охранниках, видели в роли шлюхи… я не знаю. Но это дает мне силы и надежду. Именно из-за этого я не намерен топиться или травиться, если выберусь отсюда. Нет, не «если», а «когда».

— Нет, — отвечаю я.

— Чего? — похоже, мне удалось довести Андрея почти до шокового состояния. Он явно не ожидал, ведь до этого все шло так хорошо.

— Нет. — Не знаю, зачем я так упираюсь, ведь у них есть все возможности заставить. Но я не сделаю того, что он хочет, будучи в здравом уме и в сознании.

— Нет? — похоже, Андрюша пришел в себя. Быстро… — Ну, впрочем, ожидаемо. Сразу согласиться ты, конечно, не можешь, набиваешь себе цену. Что же, поиграем в твою игру. Либо ты сейчас ты делаешь то, что я прошу, заметь — прошу, либо я отдаю тебя охране для воспитания.

«Он не сможет отдать меня своей охране, чтобы они меня трахали, потому что сам хочет быть первым. Это он меня пугает. А остальное я переживу.»

— Ты мой ответ слышал — нет. Можешь отдавать охране.

— Мальчик показывает зубки, — восхитился Андрей. — Нет, я не ошибся с выбором. Как же с тобой будет интересно! Саня, Кирилл!

Меня окатило то ли холодом, то ли кипятком страха. Где-то в душе теплилась надежда, что он все-таки пугал, и охраной тоже пугал. Я ошибся. Если я ошибся и во втором своем предположении… Нет, сейчас нельзя об этом думать, вообще нельзя думать, потому что иначе я поползу на коленях и буду просить меня не отдавать, умолять и соглашаться делать все, что угодно.

У страха глаза велики. Все-таки в одном я не ошибся — охранникам было дано указание причинять физическую боль, но не трогать по-другому… И они постарались.

Это адски больно. Я лежу в своей комнате на животе, дверь закрыта, и поэтому я не накрываюсь даже простыней — прикосновение любой ткани к воспаленной коже тоже причиняет боль. Если после прошлого «урока» Андрей лично выдал мне таблетку обезболивающего, то сейчас, естественно, нет. В том и смысл воспитания, чтобы было больно. И безнадежно.

Впервые эта мысль приходит ко мне и не уходит, видимо, ослабленное болью тело плохо контролирует мозг. И я, хотя и пытаюсь отвлечься, подумать о чем-то другом, упорно думаю о том, что это только вопрос времени. Не выбраться. Возможностей у них гораздо больше, чем у меня; впрочем, возможности у них вообще не ограничены. Только вопрос времени, когда меня сломают.

И впервые с того момента, как сюда попал, я плачу в подушку. Радует только то, что этого никто не видит — даже если бы здесь были камеры, в темноте точно никто не увидит, как беззвучно текут слезы и впитываются в подушку.

Понимая, что завтра можно будет все прочитать на моем лице, если я так и засну, я встаю и иду в ванную, чтобы попробовать остановить свою истерику холодной водой. Единственное, за что им спасибо — за то, что в санузел можно попасть прямо из комнаты, не надо выходить в коридор.

За пару дней до описываемых событий

Андрей:

— А что это за парнишка у тебя за рулем?

Павел Степанович:

— Недавно водителя нового взял, машина-то новая, а этот, вроде бы, аккуратный. Один раз, впрочем, пришлось замечание сделать, но он исправился. А что это ты заинтересовался? У тебя же штат укомплектован?

Андрей, усмехаясь:

— Да мне его рабочие качества до звезды…

Павел Степанович:

— Ты что, об этом, что ли? Да он не из ваших, видно же сразу!

Андрей:

— Ну, вот это и интересно. Купить-то я могу кого угодно «из наших», а здесь «натурель».

Павел Степанович:

— Я не понял, это ты мне нового водителя предлагаешь искать? Между прочим, это не такое простое дело. Этот, можно сказать, случайно нашему отделу кадров попался, сельский такой, неиспорченный, и на зарплату сразу согласился.

Андрей:

— Понял, понял намек — компенсирую. Я тебе больше скажу — я тебе и ремонт машины компенсирую.

Павел Степанович:

— Ты не охренел, часом? Да она новая совсем, только что из салона! Слушай, мне даже любопытно, неужели так надо?

Андрей:

— Ну, из салона, ну, и что? Не эксклюзивная же модель, новую купишь, а эту я могу у тебя выкупить. Я же тебе не предлагаю машину всмятку разбить, тогда и от водителя ничего не останется. Организуй какое-нибудь происшествие с косметическими дефектами, а дальше будем действовать по обстоятельствам. Ты по той сделке, кстати, какие бонусы хотел? Я могу еще раз подумать.

Павел Степанович:

— Ну ладно, уговорил почти. От сердца же отрываю, попробуй еще найти, чтобы и аккуратный, и с чистой биографией, и чтобы оклад себе сразу, как у директора, не потребовал. Такие ушлые нынче молодые люди пошли… А про машину я даже и не говорю… Ладно, с тебя потом подробности. Хотя нет, лучше без этих ваших штучек, в общих чертах расскажешь.

Виктория

Катюша наконец-то нашла мне секретаря: «Ты будешь смеяться…»

— Катюша, ты что наделала?

— Что, нравится? Я даже особо на деловые качества и навыки не смотрела, надо будет — научится. Как только фотографию увидела, а потом оригинал — на собеседовании… Эх, взяла бы себе, да муж не поймет, — засмеялась Катерина.

— Да, на месте мужа я бы тоже не одобрила, — развеселилась я.

Как-то нас не особенно беспокоило, что обсуждаемый объект мог иметь другие планы на жизнь. Может, у него девушка есть. Ну, это уже его проблемы. Мне уже становится очень интересно.

Хочу — и беру помощником мужчину. Мне сейчас можно. А то, что он смазлив до невероятности… впрочем, он просто очень красивый. Я не сомневаюсь, что за спиной тут же зашипят именно о смазливости и какой-то не такой ориентации, хотя последнего ни в одном глазу. Причем зашипят мужчины сильнее, чем женщины. Мне всегда было интересно — это зависть? Неужели не понятно, что этими презрительными взглядами и словами они выдают себя с головой?

А парень действительно хорош, причем настолько, что, глядя на него, вспоминаешь высказывание: «Когда боги хотят кого-то погубить, они для начала делают его красивым». Хорош… и вот невозможно сказать сразу, чем же он так цепляет. Черты лица резкие, даже какие-то хищные, хотя в целом типаж скорее славянский — широкоскулый, глаза какие-то каре-зеленые, прозрачные; темноволосый. Правда, наша кровь от вливания и смешения с разными иноземными иногда выдает такие притягательные образы… Вот этот новенький из таких — вроде бы ничего особенного, а тянет посмотреть еще и еще.

А еще у него взгляд такой… не то, чтобы наивный, все-таки наивность обычно к такому возрасту сама изживается, а искренний, что ли. Если Катюша взяла это чудо, а оно обременено какими-нибудь отношениями, то он отсюда вылетит под любым благовидным предлогом, а Катя сильно пожалеет о своей шутке.

Хочу, как в лучших традициях романов, чтобы помощник был если не любовником — неинтересно это, так торопить события — хочу, чтобы он замечал мой интерес и проявлял какие-то ответные чувства ко мне. А если я не в его вкусе… забавно будет. Зовут его почему-то Камаль. Я поторопилась насчет славянского типажа? Ладно, некоторых невезучих, говорят, Леонсио называли, правда, лично я таких не встречала.

Если бы это было при жизни Юрия Ивановича, я бы, конечно, в приемной такую красную тряпку не вывешивала. И не потому, что от него скрывала: никто бы не поверил, наверное, но у нас отношения были чисто платонические. Юрий мне нравился, очень: интересный, притягательный, харизматичный. Но это восхищение точно не имело ничего общего с желанием затащить в койку.