Тайный заговор - Страница 23
– Неужели он серьезно думает, что я должен ему заплатить? Вероятно, твой муж опять напился.
Жюльетт отвернулась.
– Я всегда говорила, что Гинрих – старый мерзавец, – сказала она. В ее голосе одновременно звучали злость и печаль.
– Такое же впечатление сложилось и у меня, – пробормотал Бродка. Временами, когда Жюльетт рассказывала ему о своем муже, у него возникали сомнения. Действительно ли Коллин настолько мерзок, как она говорила о нем? К тому же недавняя встреча с профессором в их доме не вызвала у Бродки каких-либо негативных ощущений. Но после этого телефонного разговора он был согласен с мнением Жюльетт.
– Ну ладно, – сказал Александр, присаживаясь на диван. – Все это вписывается в общую картину. Мой полет в Цюрих оказался примерно таким же неприятным, как и твой дражайший супруг. Ужасное путешествие.
Жюльетт села рядом с Бродкой и спросила:
– И что? По крайней мере, ты слетал не напрасно? Бродка пожал плечами и скривился.
– Если я тебе расскажу, что случилось, – заявил он, – ты мне не поверишь.
– Так что же произошло?
Бродка покачал головой, словно все еще не мог поверить в то, что с ним случилось в Цюрихе.
– Хильда Келлер, лучшая подруга моей матери, – единственная, кто, вероятно, мог бы мне помочь хоть немного разобраться, – потеряла рассудок. Она в клинике. Иногда не узнает даже собственного мужа.
– Хотелось бы мне, чтобы со мной было то же самое, – сказала Жюльетт в приступе черного юмора. – Значит, твое путешествие было напрасным?
Бродка взял пачку писем, лежавшую перед ним на столе, и пролистнул их большим и указательным пальцами правой руки.
– Возможно, и нет, – ответил он. – В одном из писем я нашел странное упоминание об одном человеке… Тебе знакома фамилия Смоленски?
– Смоленски? – Жюльетт подняла голову. – Похоже на польский. А нет ли в Ватикане кардинала Смоленски?
– Именно о нем и говорится в этом письме.
– Но какое отношение он имеет к твоей матери?
Бродка горько рассмеялся.
– Если бы я знал! По крайней мере, в одном из адресованных школьной подруге писем мать пишет, что этот кардинал Смоленски – дьявол во плоти, что она не понимает, «как можно с ней так поступать». Вот, смотри. – Он выудил из пачки письмо, о котором шла речь, вынул его из конверта и протянул Жюльетт.
Прочитав письмо, она вернула его Бродке.
– Что это, во имя всего святого, может значить? – с недоумением на лице спросила Жюльетт. – Надеюсь, ты не обидишься на меня, если я спрошу: в своем ли уме была твоя мать последние годы?
Бродка понимающе кивнул.
– Этот вопрос, Жюльетт, я и сам себе задавал. Насколько я знаю, моя мать была далеко не набожной женщиной. Какое ей дело до этого римского кардинала? Но потом я вспомнил Титуса. Загадочного бывшего священника, с которым я познакомился в Вене. Он утверждал, что раньше был секретарем кардинала курии. Этот Титус намекал мне… что существует некая могущественная организация, к которой он еще недавно принадлежал. Он использовал почти те же слова, что и моя мать. Он сказал, что эти люди более дьяволы, чем сам дьявол.
– И ты думаешь, что этот Титус и твоя мать имели в виду одного и того же человека?
– Не одного и того же человека. Но вероятно, одну и ту же группу лиц. И эта связь с Ватиканом. Может быть, здесь что-то действительно кроется?
– Ты в это веришь?
Если быть честным с самим собой, то Бродке пришлось бы признаться, что проводить параллели между словами Титуса и письмом его матери довольно рискованно.
– Я думаю, что единственный, кто мог бы мне помочь, это Титус.
– Почему бы нам не поехать вместе в Вену и не спросить его?
Бродка заколебался.
– Я больше не хочу ехать в Вену, – сказал он после паузы.
– Но почему? Объясни мне. Это как-то связано с убийством, в котором ты оказался замешан?
– Там было еще кое-что. – Бродка отвернулся. – Эта женщина, которую потом убили… ее натравили на меня. И она почти добралась до меня. Но я клянусь тебе, ничего не было.
– Вообще ничего, совсем?
– Ну да, она была у меня в номере. Но поверь мне, ничего не произошло!
Жюльетт долго смотрела на Бродку.
– Я давно хотел тебе сказать, – снова начал Бродка, – но не отваживался. Я боялся обидеть тебя. Прости меня.
– В таком случае пусть это будет поводом поехать вместе в Вену. Возможно, для нас сейчас лучшего выхода, чем исчезнуть из города на пару дней, просто нет.
– А галерея? – напомнил ей Бродка.
Жюльетт засмеялась.
– Повешу на дверь табличку «Закрыто».
– Ты сделаешь это?
– Я сделаю это.
В Вене весна по-прежнему заставляла себя ждать. Деревья, высаженные вдоль Рингштрассе, стояли без листьев, но небо впервые за несколько недель было ярко-синим. Перед Хофбургом[5] стоял фиакр. Казалось, дни уже стали немного длиннее.
Бродка и Жюльетт остановились в «Гранд-отеле», что вызвало у Александра некоторое смущение. Но портье, господин Эрих, заметно поднял ему настроение, почтительно поприветствовав Жюльетт словами:
– Целую ручку вашей супруге.
Бродку охватило чувство неловкости, когда они с Жюльетт на следующее утро направились к западному вокзалу, на Цвельфергассе, 112. Он нервничал в первую очередь потому, что не знал, как пройдет их встреча с Титусом. Что ни говори, а в прошлый раз Титус просто выдворил его – из страха, как он отчетливо дал понять.
От Жюльетт не укрылась неуверенность Бродки, когда они выходили из такси перед домом на Цвельфергассе. Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, она старалась держаться поближе к нему, чтобы поддержать. Через несколько минут Бродка нажал на звонок, рядом с которым была табличка «Швицко».
Дверь открылась. Но на пороге стоял не Титус, а почтенная пожилая женщина.
– Что вам угодно? – поинтересовалась она.
Бродка представился и спросил, можно ли поговорить с Титусом.
– Титус? – повторила незнакомая женщина. – Не знаю я никакого Титуса. Я – вдова, живу здесь одна. И моя фамилия Швицко, как вы, вероятно, прочитали на табличке. Всего доброго.
Она уже хотела захлопнуть дверь, когда Бродка торопливо проговорил:
– Секундочку, уважаемая госпожа. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Титус живет здесь, когда вы находитесь в Соединенных Штатах. Он рассказывал мне, что большую часть года вы проводите во Флориде. Поверьте, я друг Титуса.
Женщина внимательно посмотрела на Бродку, затем перевела взгляд на Жюльетт и недоверчиво произнесла:
– Вы не из Вены, не так ли? – Когда Бродка ответил отрицательно, она добавила, то ли утверждая, то ли спрашивая: – В таком случае вы не являетесь представителем какой-либо организации.
– Нет-нет, – поспешил заверить ее Бродка, чем, похоже, успокоил женщину.
– Видите ли, – медленно произнесла дама, – Титус – хороший человек, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Нельзя судить о людях по их склонностям.
Чтобы завоевать доверие вдовы, Бродка старательно закивал.
– Совершенно с вами согласен. Вы случайно не знаете, где мне найти Титуса?
– Мне очень жаль, – ответила хозяйка. – Титус уехал впопыхах, забрав все свои вещи. Их, правда, не так уж много. Хватило одного такси, чтобы увезти все.
Бродка и Жюльетт переглянулись.
– И вы не догадываетесь, куда мог податься Титус? – поинтересовался Бродка.
Вдова Швицко негодующе подняла свои аккуратные брови.
– Видите ли, – сказала она наконец, – с его стороны было бы глупо сообщать мне, куда он отправляется. Потому-то он исчез быстро, не объяснившись со мной. – Она наклонилась вперед и заговорщическим тоном добавила: – Титус все время считал, что его преследуют.
– Он никогда не намекал, кто за ним гонится?
Женщина беспомощно развела руками.
Бродка украдкой взглянул на Жюльетт. Оба понимали, что продолжать расспрашивать женщину бессмысленно. Она сказала все, что знала.