Тайный заговор - Страница 11

Жюльетт зло взглянула на него.

– Да ты с ума сошел! Гинрих ничего не знает. Вообще ничего! Ты представляешь, какие последствия могло бы вызвать твое «признание»? – Ее глаза сверкали.

Бродка сжал ладонь Жюльетт двумя руками.

– Не нужно волноваться, – мягко произнес он. – Ничего же не произошло. Хотя все выглядит несколько странно. Твой муж говорил и вел себя так, словно смеялся надо мной и нашими тайнами. А когда он показывал мне свое оружие – во время ужина, черт побери! – я расценил это как угрозу. Почему ты никогда не говорила мне, что он помешан на оружии?

– А почему я должна была тебе об этом рассказывать? Я знала, что это обеспокоит тебя. Кроме того, он никому еще не показывал свою коллекцию. По крайней мере, я такого не припомню. Это скорее жест доверия, чем угроза. Не сходи с ума, Бродка. Не переживай, мой муж ничего не знает. Даже не догадывается.

– Твоими бы устами да мед пить, – пробормотал Александр.

Когда он садился в машину, пошел дождь.

Улицы блестели, как зеркало, и Бродка не сразу заметил фары машины, которая, казалось, преследовала его. «Не начинай снова, – велел он себе, – выбрось эти мысли из головы. Ты слишком много ошибался за последние дни и зря сходил с ума».

Бродка оправился от ужаса, который нагнал на него этот вечер, быстрее, чем он сам ожидал.

На следующий день рана на лодыжке уже почти не болела, поэтому он решил еще раз осмотреть квартиру матери.

Честно говоря, ему было не по себе, он казался себе шпиком, которого прошлое матери совершенно не касалось. Тем не менее Александр понимал, что рано или поздно ему придется заняться наследством этой женщины.

На этот раз он припарковал машину в двух кварталах от дома, на одной из боковых улиц. Затем, подняв повыше воротник пальто, незамеченным – по крайней мере, он на это надеялся – пробрался в дом на Принцрегентштрассе.

Войдя в квартиру, Александр сразу же заметил, что, как и в прошлый раз, в комнате горел свет. Бродка пробежал через прихожую, проверил все комнаты, обыскал даже кладовую рядом с гостиной, на которую раньше не обратил внимания. Сейчас он уже не сомневался, что горящий свет – это какой-то знак.

Он опустился в кресло и с минуту осматривался. Взгляд его остановился на секретере. Он не знал, нужно ли открывать его, поскольку смутно догадывался, что обнаружит в нем. Наконец он поднялся, подошел к секретеру и распахнул дверцу, словно вор, для которого важна каждая секунда.

Пистолет исчез.

Он в ужасе отпрянул, как будто ожидал, что на него будет направлен заряженный пистолет, но обнаружил только пустоту. Перед его глазами все исчезло, как фата моргана, и прошло немало времени, прежде чем Бродка осознал, что ему страшно. Его обуревало смешанное чувство бессильной ярости, беспомощности и страха; он боялся, как ребенок, и ему очень хотелось убежать от этого кошмара, сделать так, чтобы событий последних дней никогда не происходило.

После его возвращения из Америки слишком много всего случилось – так много, что это выбило из колеи даже такого уравновешенного мужчину, как Бродка.

Спустя некоторое время он пришел в себя и принялся бесцельно копаться в ящичках и коробках. Никаких документов, никаких писем. Казалось, в жизни его матери имели значение только выписки из банковских счетов и банковские операции. Бегло просмотрев бумаги, Бродка обнаружил счета более чем на миллион. Но еще больше его смутила другая находка – ключ с двойной бородкой, какой используется для абонентных сейфов.

Александр с любопытством рассмотрел его и сунул в карман. Затем потушил свет и вышел из загадочной квартиры.

Банк, в котором мать хранила сбережения, как выяснилось из Документов, находился неподалеку, на той же улице. Директор банка, молодой карьерист в безупречном антрацитовом двубортном костюме (вероятно, даже аттестатном), тщательно проверил документы Бродки. Именно он подтвердил, что у Клер Бродки в банке было несколько счетов и один абонентный сейф. Из разговора об имущественном положении его матери Бродка узнал, что дом, в котором находилась ее квартира, принадлежал ей самой и каждый месяц приносил двадцать тысяч марок. Он единственный наследник? Когда Бродка ответил утвердительно, двубортный счел себя обязанным поздравить его и выразил надежду, что налоговая инспекция не обойдется с ним слишком сурово. Несмотря на чересчур показную вежливость, банкир решительно отклонил просьбу Бродки открыть абонентный сейф. Для этого – а также для доступа ко всем счетам – ему сначала нужно увидеть документ, подтверждающий права Александра Бродки на наследство. Впрочем, добавил директор банка, эту бумагу быстро и без проблем ему выдаст суд по наследственным делам.

«Быстро и без проблем» превратилось в процедуру, которая длилась целый день. С документом в кармане Бродка на следующее утро снова пришел в банк на Принцрегентштрассе.

Сколько денег он предполагает снять, поинтересовался услужливый директор банка, который не скрывал своего удивления, когда Бродка ответил, что вообще не собирается снимать деньги. Это, заявил изумленный директор, весьма необычно для подобного случая. Вероятно, большинство наследников, с которыми он встречался, для начала снимали немало средств.

Нет, ответил Бродка, ему просто хочется проверить содержимое абонентного сейфа, ничего более. При этом он делал вид, будто знает, что находится в сейфе.

Они вместе спустились в полуподвальный этаж, где директор банка отпер решетку и проводил Бродку к железной стене с множеством абонентных сейфов. Перед номером 747, расположенным на уровне груди, он остановился, вставил ключ в замок и открыл дверцу. Затем банкир тактично удалился в комнату перед решеткой, где присел за пустой письменный стол и, отвернувшись, стал ждать.

Бродка вынул из ящика кассету и открыл крышку своим ключом. Он чувствовал, как у него дрожат руки. Он не имел ни малейшего понятия о том, что могла держать мать под замком. Возможно, украшения – из страха перед ворами – или какие-нибудь документы, которые никто не должен был видеть?

Но он был разочарован. В кассете лежала только старая фотография размером с открытку, пожелтевшая и потертая. На фотографии была его мать, нежно обнимавшаяся с мужчиной. Что касается Клер Бродки, то на фотографии ей было около двадцати лет, мужчина выглядел немного старше.

Мужчину Бродка не знал, никогда не видел, но не сомневался в том, что он был его отцом. Александру показалось, что мужчина выглядит не очень хорошо, но фотография, сделанная, очевидно, в пятидесятых годах, была сильно потерта. Какое-либо сходство уловить было трудно.

Почему же, ради всего святого, спрашивал себя Бродка, мать хранила эту фотографию в сейфе? Он внезапно почувствовал, что банкир, по-прежнему сидевший за письменным столом, наблюдали за ним, и попытался скрыть свою взволнованность. Положив фотографию обратно в кассету, Бродка запер ее и подал знак директору банка, что он закончил.

Последующие дни Бродка занимался тем, что пытался пролить свет на свое прошлое – прошлое, которое до сих пор мало интересовало его. Наоборот, он постоянно гнал от себя мысли о своем происхождении, словно думать об этом было чем-то грязным и запретным. По крайней мере, мать культивировала в нем именно такое ощущение. Но чем дольше Александр размышлял о своем детстве, которое прошло по большей части в интернате, тем яснее понимал, как же плохо он знал свою мать. Вместе с тем он осознавал, что попытки выяснить хоть что-нибудь о том времени просто-напросто обречены на неудачу.

Все эти годы он обходился без прошлого. Он рано понял, в чем заключается его талант, и уже в четырнадцать лет четко знал, чего хочет. Теперь он достиг всего, несмотря на то что ему никто не помогал. И вдруг ни с того ни с сего неизвестное прошлое настигло его. Безразличие и беспечность Бродки сразу же превратились в противоположности. Казалось, что он преследует сам себя, словно пытается поймать собственную тень.