Тайный суд - Страница 10

Там его и нашли после того, как однажды он слишком долго оттуда не выходил. Он лежал на полу, и голова его была размозжена тяжеленным камнем. Ну? Тоже спишите на местных крестьян?

– Нет… – произнес Юрий. – Не могло в разных местах все быть столь одинаково…

Домбровский удовлетворенно кивнул:

– Наконец-таки, вы, Юрий Андреевич, кажется, начинаете прозревать!

– Но все-таки… – вымолвил Васильцев, – как это возможно? В запертой часовне, при многочисленной охране…

– Эх, снова вы о деталях! А мне они, признаться, не столь интересны. Никогда, право, не вдавался в такие подробности. В данном-то случае, положим, все весьма просто: должно быть, камень особым образом загодя закрепили под крышей часовни с таким расчетом, чтобы он рухнул на голову тому, кто станет на колени перед алтарем. Известная ловушка, придуманная в древние времена. Поверьте, по поручению Суда действовали… да и действуют люди, порой много, много более изобретательные.

Юрий проговорил:

– Стало быть… Стало быть, у вас есть свои… исполнители?.. И они…

– Да не плутайте вы, Юрий Андреевич, в словах, – перебил его Домбровский. – Исполнители – это не у нас, исполнители – это в НКВД… Стыдливы на слова – ну прямо как девицы на выданье! Все-то они подают в изящной словесной упаковочке, отчего мерзость, право, не перестает быть мерзостью, ибо чтó может быть мерзостнее, чем вынести и исполнить заведомо неправедный приговор? Они и сами, видно, сие понимают, отсюда и вся эта нынешняя шелуха словесная: «исполнители», «пролетарское возмездие»… Нет, по приговору Тайного Суда осуществляется именно что казнь, и осуществляют ее, разумеется, палачи! Кстати, одного из них, Викентия, вы нынче имели возможность видеть воочию, он и сейчас ожидает нас с вами в автомобиле.

Услышанное покоробило Васильцева. Лицо, вероятно, выдало его, потому что Домбровский сказал:

– Да не волнуйтесь вы так, Юрий Андреевич!

– Да и о чем же, право, тут можно беспокоиться? – отозвался Васильцев. – Вас ожидает палач! Приятнейшая перспектива!

Домбровский строго произнес:

– Не надо иронизировать, молодой человек. Викентий принадлежит к весьма уважаемой династии, ибо должность эта передается по наследству, так же, как некогда у вошедших в историю знаменитых французских палачей Самсонов. Поверьте, батюшка ваш покойный относился к Викентию и ко всем его предшественникам с истинным почтением.

– Вы хотите сказать, – нахмурился Юрий, – что отец…

– …мог пожимать руку палачам? – закончил за него Домбровский. – Ну разумеется. Викентий и его предки всегда были далеко не последними лицами в Тайном Суде. Я имею в виду не только исполнение приговоров, но и всю подготовительную работу, кою осуществляет его группа. Надо же собирать доказательства вины подсудимого, надо разыскивать осужденного, если тот пытался скрыться.

Добавлю, кстати, что ни одна такая попытка не увенчалась успехом ни для одного из приговоренных. Так, в семнадцатом веке один французский маркиз, получив извещение о том, что суд над ним состоялся и приговор уже вынесен, спрятался в самом Лувре (он был каким-то родственником королевы) и ни на миг не покидал дворец. Там, во дворце, его стража и нашла. В дворцовом нужнике, если быть совсем уж точным, где он был повешен на потолочной балке.

– «Веревка»… – машинально произнес Юрий.

– Именно так!.. Или – веком позже – история с польским магнатом. Этот бросал своих податных в каменный мешок на голодную смерть, если они вовремя не расплачивались по оброку, а узнав о приговоре Суда, втайне, под чужим именем, удрал аж в Вест-Индию. Где два года спустя и нашел свой конец. Его потом обнаружили в заваленной камнями пещере, и подле него лежало два мешка с высохшей травой. Третий мешок был пуст: мучительно страдая от голода, он съел мешок травы, пока не умер той же смертью, которой не раз предавал других.

– «Трава», «страдание»…

– Да, да! – подхватил Домбровский. – Вот и ответ на один из ваших вопросов. «Палка», «камень», «веревка», «трава», «страдание» – все это из давней истории нашего сообщества. Но мы сейчас о другом – о роли в этой истории предшественников Викентия. Суд лишь выносит приговоры, но без таких людей, как Викентий, приговоры Тайного Суда превратились бы в пустое сотрясение воздуха… – Домбровский вдруг спохватился: – Господи, да совсем же забыл! Держите… Тоже, кстати, не обошлось без помощи Викентия. – С этими словами он протянул Юрию паспортную книжицу.

Васильцев открыл ее. Это был его, Юрия, паспорт. Никакой радости он, однако, не почувствовал. Даже если они каким-то путем добыли его паспорт, ровным счетом ни от чего нынче в СССР наличие этой книжицы не спасало.

– По вашему лицу могу догадаться, о чем вы сейчас подумали, – вздохнул Домбровский. – Не извольте беспокоиться, ваш паспорт Викентию отдали в том самом ведомстве. Кроме того, мы предприняли кое-какие дополнительные меры, так что с этой стороны вам нечего отныне опасаться.

– Но как вам… как Викентию это удалось? – недоуменно спросил Васильцев.

– Ах, это все детали, – отмахнулся Домбровский как от чего-то совершенно пустякового.

– Но все-таки? Вы что же, с ними… сотрудничаете?

– Ну, сотрудничество – тут едва ли верное слово. Просто и в том ведомстве, и во многих других служат некоторые наши поднадзорные… Простите, о них я вам еще не рассказывал. Дело в том, что смертные приговоры Тайным Судом выносятся далеко не всегда. Тюрем, видите ли, в нашем распоряжении нет, поэтому, если имеются какие-то смягчающие обстоятельства, преступник попадает в число так называемых поднадзорных и с этих пор находится под нашим бдительным наблюдением. Он знает, что, повтори он свои деяния – и пощады ему уже не будет. Надзор осуществляет тот же Викентий, и его поднадзорные хотя и знают, что в случае чего это им ничуть не поможет, тужатся оказывать ему всяческие услуги, ибо подобострастие перед силой – в природе всякого негодяя. Не стану скрывать, Суд этим зачастую пользуется в своих целях: иногда это самый простой способ получить некоторую необходимую информацию или, скажем, деньги легализовать, а у нас их, поверьте, немало – еще в начале позапрошлого века один наш соратник, сказочно богатый английский лорд, оставил Тайному Суду все свое состояние. Или когда мне, например, надо по делам Суда съездить за границу, что для обычного здешнего… (он слегка усмехнулся) свободного художника, как вы понимаете, почти нереально. Ну а на ваш паспорт и вообще на перемену вашей участи Викентий, я уверен, потратил совсем не много времени, дело-то, в сущности, простое. Так что вдыхайте полной грудью воздух свободы, мой друг!

Свободы, однако, Юрий не ощущал, ибо за эту свободу, судя по всему, предстояло как-то расплачиваться.

– Что я должен сделать в обмен на вашу любезность? – несколько сухо спросил он.

Домбровский взглянул на него с укоризной.

– Ах, Юрий Андреевич! – вздохнул он. – Да неужто вы решили, что я с вами какой-то торг затеваю? Вот уж от вас, ей-богу, не ожидал! Если я и сделал для вас какую-то малость, то исключительно в память о своем друге, вашем покойном батюшке, которому очень многим обязан.

– И что же, – спросил Васильцев, – я сейчас могу просто встать и уйти?

– Ну разумеется. Вы вольны делать все, что пожелаете… Однако, мне кажется, вам было бы небезынтересно выслушать кое-что еще…

– Слушаю вас, – по-прежнему сухо сказал Васильцев.

– Дело вот в чем. Все должности в нашем Суде, так же, как у Викентия, наследуемые, они передаются от отца к старшему сыну, поэтому судьей может стать только сын судьи, так было когда-то постановлено нашими отцами-основателями. А приговор может вынести только коллегия в составе трех судей и только при их единогласном решении. Но беда в том, что третий судья здешней, Российской коллегии несколько недель назад почил, и работа Суда полностью застопорилась. На сегодня единственный, кто может его заменить, это вы.

– Я?.. – только и смог выдавить Юрий. Все услышанное напоминало какую-то страшную сказку в духе братьев Гримм.