Тайный бункер абвера - Страница 3
– Шубин! Шубин! – От корпуса госпиталя спешил колченогий боец из его палаты. – Давай быстрее назад, там к тебе НКВД приехало.
Глеб мысленно застонал, да как же быстрее, он даже не добрался до конечной цели – забора у дороги, где должен был передохнуть на самодельной лавке и тогда уже пуститься в обратный путь. Но армейская дисциплина превыше всего, даже на лечении, поэтому он сжал зубы так, что выступили бугры челюстей под выбритой до синевы кожей, и изо всех сил заторопился обратно. Только и сам майор НКВД Михаил Снитко уже догадался, что раненого разведчика придется ждать долго, и поспешил ему навстречу. Да и любопытные, что со всех кроватей в палате с интересом уставились на визитера, были ему не нужны при разговоре с Шубиным. Молодцеватый невысокий майор военной разведки специально прибыл в военный госпиталь, чтобы с глазу на глаз поговорить с капитаном Глебом Шубиным, которого он после долгих раздумий выбрал из большого списка разведчиков. Еще месяц назад, получив информацию от агентов в городе Маевске, разведотдел начал разрабатывать операцию. Ее, конечно, согласовали в штабе Брянского фронта, но сразу же на плечи майора особого подразделения легло самое важное задание – найти исполнителя, того, кто сможет реализовать дерзкую операцию. Целый месяц энкавэдэшник сидел над личными делами переводчиков, разведчиков – тех, кто отличился доблестью, смелостью и изобретательностью в условиях фронтовой разведки. Ведь фронтовые боевые разведчики – особая категория военных. Они участвуют в разведывательно-диверсионных операциях, а значит, такой боец должен уметь многое: быть метким стрелком, обладать отличной физической формой, владеть немецким, разбираться в картах, уметь закладывать мины и обезвреживать их, разбираться в немецкой технике, чинах, владеть рукопашным боем, искусством маскировки, да и просто мгновенно замечать опасность и устранять ее любым способом. К тому же разведгруппам поручали организовывать секретные операции не только своими силами, но также формировать партизанские отряды для ведения диверсий в немецком тылу. Здесь и с людьми работать надо уметь – убеждать, обучать, чувствовать, что у человека внутри. На такое способен не каждый, только лучшие кадры попадали во фронтовые разведотделы и роты. И все равно после заброски в тыл возвращались единицы, абвер и гестапо тоже не дремали, выявляя разведчиков на задании и беспощадно расправляясь с ними. Недаром потери в прошлом году составили больше половины роты – 27 убитых и 95 человек, пропавших без вести на вражеской территории. Потому майор Снитко провел в теплушке поезда, а потом в кабине попутки почти сутки, чтобы добраться лично и переговорить с подходящим для проведения операции человеком – капитаном разведки Глебом Шубиным. До этого он лишь видел его личное дело: скупые строчки в характеристике, приказы о награждении, донесения от командиров роты и взвода о проведенных операциях. Сейчас настало время лично познакомиться с парнем. Перед майором вытянулся, стараясь держать выправку, бледный, изможденный молодой мужчина. Темные, слегка волнистые волосы слиплись от пота в кольца на лбу, крупные капли пота покрывали лицо и лоб, а по гимнастерке растеклись темные пятна. Обычное требование – строевая стойка и приветствие по уставу старшего по званию – давалось раненому явно огромными усилиями. И все же он кратко приветствовал посетителя:
– Здравия желаю, товарищ майор. Капитан Шубин по вашему приказанию прибыл.
– Вольно, Шубин, – одобрительно кивнул Снитко, начало знакомства ему понравилось.
Не любил майор, когда фронтовые разведчики начинали кичиться своим особым положением, нарушать устав и воинскую дисциплину. Он считал такое поведение прямой дорогой к саботажу и провалу поручений, потому как в Красной армии все строится на строжайшей дисциплине. От его внимательного взгляда не укрылось, что от напряжения Глеб Шубин едва стоит на ногах. Поэтому объяснил сразу:
– Майор Снитко, командир отдела НКВД штаба второй армии Брянского фронта. Разговор к тебе есть, важный и конфиденциальный. Давай найдем место, где можно поговорить спокойно и без свидетелей.
Глеб указал на темный участок между зарослями деревьев:
– Вон там, где большие деревья. От них тень и сырость, а больные предпочитают на солнышке время проводить.
– Идем, капитан, – кивнул Снитко.
Он пошел медленно вперед, на ходу расспрашивая разведчика:
– Ну что, когда назад на фронт, что врачи говорят?
Шубин отрапортовал:
– Неделю я себе срока дал, товарищ майор, на восстановление. Ходить могу, медленно, но могу. Так что пользу принесу на передовой. Месяца мне хватит, чтобы забыть о ранениях.
– Видел у тебя на кровати словарь. Немецкий подтягиваешь?
– Так точно, товарищ майор. – Глеб изо всех сил старался идти наравне с собеседником. – Говорить могу, понимаю речь, но акцент еще есть. Технические термины осваиваю, каждый день учу по пятьсот слов, задачу себе поставил.
– Молодец, – не удержался от похвалы Снитко. – Не теряешь времени зря. Бойцы в госпитале как на курорте обычно себя чувствуют, амуры крутят да болтаются без дела. Нравится мне твой подход к делу, Глеб. Давай сразу вот так буду, по-простому, разговор у меня к тебе важный, а я в поклонах и реверансах не силен.
Они наконец остановились между трех разлапистых елей с почти черными от возраста иголками. Сюда не доносились звуки госпитальной жизни, от земли тянуло сыростью, а под ногами пружинил седой мох. Михаил внимательно вгляделся в лицо разведчика, тот смотрел в ответ открыто, без страха или суеты. Ждал, понимая, что не просто так прибыл майор особого отделения сюда, в госпиталь, ради лишь разговора. Беседа эта будет важной, связанной с ценной информацией и опасным заданием, других у армейской разведки не бывает.
Снитко откашлялся:
– В тридцати километрах отсюда действует временный лагерь для немецких военнопленных, их сюда со всех фронтов свозят, чтобы потом отправить отбывать заключение на зонах. Отрабатывают все, что они натворили на нашей земле.
Голос его вдруг сорвался и осип, даже бывалый майор терял дар речи, когда думал о страшных преступлениях фашистов. Руки у него вдруг задрожали от боли, что он носил глубоко внутри себя, боли от потери близких – дочерей и жены, родителей, которых за один раз уничтожил немецкий бомбардировщик, атаковав эшелон, идущий на юг, в эвакуацию.
Майор быстро взял себя в руки, утопил свое горе внутри и заговорил твердым голосом:
– Среди пленных работают наши агенты, да и сами фрицы готовы за кусок хлеба теперь выдать любые тайны. Но один попался упрямый, молчит, говорить отказывается, хотя работали с ним наши лучшие ребята. Без всякой жалости работали, от души. Это офицер гестапо, штабист Андреас Шульц. Когда его взяли в плен, при нем нашли пакет с документами о некоей операции «Вервольф». Знаешь, как переводится?
– Оборотень, человек в чужой шкуре, в образе животного, – ответил капитан.
– Верно, в немецком, я смотрю, ты поднаторел, – одобрительно кивнул энкавэдэшник. – Сейчас я озвучу секретную информацию, и ты должен держать язык за зубами. Не говорить ни невесте, ни товарищу, никому. Понял?
– Так точно, товарищ майор, в разведке у нас всегда режим секретности работает, – отозвался Глеб.
– Так вот, операция «Вервольф» – это засекреченная и для немецких солдат информация, и для рядовых офицеров. Это конспиративный бункер, который построили где-то в центре оккупированной земли. Предназначен для укрытия верхушки немецкого командования на случай внезапной массированной атаки, там же хранятся все документы – планы наступлений и обороны, сведения о передислокации, имена и фамилии агентов абвера, много чего ценного и важного. Мы знаем, что в бункере хранятся очень важные документы, но не знаем одного: где он построен. Шульц на контакт не идет, утверждает, что он всего лишь курьер. Но он вез кодовые документы по конспиративным лесным аэродромам для люфтваффе, а значит, у него был адрес, куда их доставить.