Тайные тропы (илл. С. Бродского) - Страница 12

– Ну, пошли!

Он взял фонарь и направился в дальний угол подвала. За ним двинулись Курдюмов и Швидков, неся маленькие ломики и саперные лопаты.

Деревянное творило[2] было хорошо замаскировано землей и различным мусором. Тризна осторожно снял вершковый слой земли и поднял творило за кольцо.

Дохнуло сырым холодом. Тризна смело опустился в лаз и, став прочно на ноги, потребовал фонарь. За ним последовал Швидков. Курдюмов остался снаружи. В его обязанность входило охранять вход. При малейшем намеке на опасность он обязан был опустить творило и засыпать его землей.

Тоннель имел в высоту не более метра, а в ширину едва достигал пятидесяти сантиметров. Лишь в двух местах – в середине и в конце – он расширялся и давал человеку возможность сесть, а если надо, то и встать во весь рост. Отсюда в разные стороны шли три лаза.

Вчера ночью здесь пришлось много поработать. Тризна и Швидков тщательно расчистили тоннель в том месте, где он проходил через прочный каменный фундамент дома Юргенса. Проход надо было прорыть бесшумно, чтобы звуки не дошли до жильцов дома, и друзья, сбивая руки в кровь, часами выдирали скованные цементом куски бутового камня, прежде чем добрались до небольшого подполья дома.

…Тризна и Швидков проползли в самый конец тоннеля, где он, расширяясь, увеличивался, и замерли. Над головой были слышны шаги, отдельные слова и шум передвигаемого стула.

На лице у Швидкова появилась улыбка: слышимость хорошая, работу можно считать законченной.

Прождав несколько минут, они повернули обратно и снова ползком проделали весь путь, приведший их в подвал пекарни.

Подкоп был готов. Задание подпольной организации – выполнено.

Юргенс сидел в своем кабинете, просматривая газеты и делая пометки на листе бумаги. Изредка он поглядывал на часы, проявляя видимое нетерпение. Юргенс ждал свояка – подполковника Ашингера. Ашингер завтра уезжал на фронт и перед отъездом хотел переговорить с ним. Время обусловленной встречи истекло, а подполковник опаздывал. Это раздражало пунктуального Юргенса.

Наконец в передней раздался мелодичный звонок, и вошел Ашингер. Он молча пожал руку Юргенсу и опустился в кресло.

– У тебя много работы? – спросил Ашингер, поглядывая на пачку газет, лежащую посреди стола.

Юргенс оторвался от чтения и бросил карандаш.

– Нет, сегодня немного. Между прочим, в английском еженедельнике есть занимательная статья: «Германия в 1950 году». Какой-то Стронг высказывает любопытную мысль о необходимости сохранения Германии для создания равновесия между Востоком и Западом.

Ашингер поднял брови:

– Барьер? Не ново и не завидно. Наши цели…

Юргенс иронически улыбнулся:

– Наши цели – это не цели сорок первого года…

Ашингер поднялся с кресла и заходил по комнате. Наконец-то он услышал из уст Юргенса откровенные мысли! Каждому немцу, пожалуй, уже ясно, что большая игра проиграна. Все трещит по швам, и прежде всего терпит бедствие идеально слаженная и испытанная на западе Европы военная машина, созданная фюрером.

Юргенс не только коллега Ашингера, он его близкий родственник. Их жены – родные сестры. Значит, у Юргенса и Ашингера одна судьба. Ашингер не может сбросить со счетов такой важный фактор, как наследство, которого они ждут с нетерпением от своего тестя. Разве это не сближает их, не объединяет интересов, не заставляет сообща думать о своем завтра перед лицом грозящей катастрофы?

Юргенс предложил поужинать. Гость согласился, и они направились в смежную с кабинетом комнату и уселись за круглый стол, покрытый белой скатертью.

Вино выпили молча. Юргенс, занятый едой, не был расположен к беседе. Ашингер начал искать удобный предлог для задуманного разговора.

– Что ты собираешься делать с двумя русскими, которых я как-то застал у тебя? – поинтересовался Ашингер.

– Пригодятся для будущего – для новой, послевоенной обстановки.

– Кому?

– Конечно, не большевикам.

– Ты оптимист, Карл.

– Разве это плохо?

– Возможно, что и не плохо, – ответил Ашингер, – но в такое время, когда на фронте поражение следует за поражением, не все выглядит так весело, как хочется и кажется.

Он поднес к глазам бокал и поглядел сквозь вино на свет. Потом, после паузы, спросил, как давно Юргенс имел письмо от жены. Последнее письмо от Гертруды Юргенс получил с полмесяца назад.

– Как она?

– Хвалиться нечем.

– Надо действовать, Карл.

– Именно?

– Необходимо выехать из Германии – ради Гертруды, ради Розы. Сейчас выезд не составит особых затруднений, но может настать время, когда он будет исключен. Ты спросишь: куда? И на это можно ответить. Пока еще есть выбор: Испания, Португалия, на худой конец – Южная Америка. Там можно устроить жизнь.

Юргенс откинулся на спинку стула и громко расхохотался.

Этот смех обидел Ашингера. Почему смеется Юргенс, когда смешного ничего нет? Юргенс не хуже его знает Робертса, знает отлично, что «абвер» людьми не бросается и что уйти от доктора Грефе не легче, чем от полковника Шурмана, и все-таки Робертс ушел. Он сидит себе спокойно в Барселоне и ест апельсины. Чем же Юргенс и Ашингер хуже Робертса?

– Надо иметь деньги, чтобы поселиться за пределами Германии, – произнес Юргенс, – а где они у нас?

Теперь рассмеялся Ашингер. С несвойственной ему быстротой он встал и подошел к Юргенсу:

– Деньги? Они будут. Надо только потрясти тестя. Мы никогда его не трогали. Пока тесть еще не выжил окончательно из ума, он должен понять, что лучше, если его денежки попадут зятьям, его единственным законным наследникам, нежели большевикам…

После третьего бокала Ашингер раскис. Редкие волосы на его голове сбились в одну сторону. Пенсне он снял и положил на тарелку. Без пенсне его глаза сильно косили.

Ашингер разболтался. Он выкладывал сейчас все, что уже с давних пор вынашивал в себе, не решаясь никому рассказать. Он не скрывал своих опасений относительно завтрашнего дня и считал, что пора произвести переоценку ценностей.

…В эту ночь Юргенс ворочался с боку на бок, подолгу, не мигая, смотрел на синюю ночную лампу, стараясь утомить глаза, плотно сжимал веки, но сон не приходил. Мысли одна назойливее другой лезли в голову и не давали покоя.

Юргенс принадлежал к категории тех людей, которые не разбираются в средствах ради достижения своих целей. Так, в девятьсот четырнадцатом году, во время Первой мировой войны, он спас себе жизнь тем, что при удобном случае сдался в плен русским. Возвратившись из плена, он, по примеру большинства кадровых офицеров, записался в полулегальную военную организацию «черный рейхсвер», объединявшую реакционные силы прусской военщины, мечтавшей о реванше за поражение в проигранной войне. Но пребывание в рейхсвере не могло обеспечить растущие потребности Юргенса. Тогда еще он не имел богатого тестя, а старик-отец, отставной военный, сам жил на пенсию. Юргенс вскоре устроился на службу в американскую комиссию, возглавляемую неким Гольдвассером, приехавшим из США для оказания экономической помощи Германии по плану Дауэса.

Но и эта служба не могла серьезно изменить материальное положение Юргенса. Гольдвассер знал это. Как-то в беседе американец намекнул Юргенсу, что может одолжить приличную сумму, которая позволит его подчиненному стать на ноги. От Юргенса потребуется только оказание небольших услуг Гольдвассеру.

После некоторого раздумья Юргенс согласился. Что он терял, приобретая американских друзей? Деньги – всегда деньги. К тому же Юргенс намеревался устроить свою семейную жизнь – надо было жениться, а без денег разве подберешь себе невесту с солидным приданым, из хорошего дома?

За первым вознаграждением Гольдвассера последовали другие. Так Юргенс стал сотрудничать с секретной службой США. Ни приход Гитлера к власти, ни другие события в жизни Германии не помешали Юргенсу превосходно чувствовать себя «слугой двух господ». Только новая мировая война и стремительный «марш на Восток» на некоторое время оборвали его связи с американцами. Как «преданному» члену нацистской партии и кадровому офицеру Юргенсу посчастливилось попасть в состав армейской военной разведки «абвер». Эта служба вполне устраивала: здесь Юргенса ценили и поручали весьма деликатные операции.