Тайны великих книг - Страница 26

И еще один документ, использованный Гюго. Это «Подлинная рукопись бывшей пансионерки монастыря Сен-Мадлен». Ее автором являлась Жюльетта Друэ, бывшая воспитанница ордена Бенедиктинок Вечного Обожания, чуть было не ставшая в молодости монахиней. Сведения о жизни за монастырскими стенами обогатили главы, о воспитании Козетты в Пти-Пикпюс. Фрагмент этой рукописи переплетен был вместе с основной рукописью «Отверженных».

А как родилась Фантина? Тоже из подлинного эпизода, о котором Гюго рассказал в отдельной заметке. Произошло это вечером 9 января 1841 года. За два дня до этого Академия наконец-то избрала писателя своим членом. Гюго занял кресло одного из сорока «бессмертных». В тот вечер писатель ужинал у госпожи де Жирарден. Направляясь домой, он решил подождать кабриолет на остановке «Улица Тэбу».

И тут на его глазах разыгрался следующий эпизод. Какая-то девица легкого поведения в декольтированном платье топталась на углу бульвара, поджидая редких прохожих. Вдруг молодой франт поднял горсть снега и, когда она прошла мимо него, швырнул снег ей за шиворот. Вскрикнув, девица набросилась на щеголя, стала дубасить его что есть силы, осыпая чудовищными ругательствами. Возникла драка, собралась толпа. Появились полицейские и схватили проститутку, а молодого повесу отпустили. Сержант предупредил ее:

— Не шуми, тебе и так уже полгода обеспечено…

В ту ночь Гюго поздно вернулся домой. Он решил стать свидетелем и дать показания в комиссариате полиции по поводу этого происшествия. Благодаря его вмешательству девушку отпустили.

Дома, не сняв пальто, Гюго прошел в свой кабинет и быстро записал все, что произошло с ним этой ночью. В конце он пометил: «Так родилась Фантина».

…В начале сентября 1861 года Виктор Гюго вместе с Жюльеттой вернулся из Мон-Сен-Жана на остров Гернси. Спустя месяц писатель начал переговоры с бельгийским издателем. За тридцать лет Гюго четыре раза продавал права на «Отверженных». Теперь он подписывает в последний раз контракт с Альбе ром Лакруа, безоговорочно согласившимся на условия автора. За исключительное право на опубликование романа в течение двенадцати лет Гюго получил триста тысяч франков золотом. Сумма по тем временам астрономическая, и банкиру Оппенгеймеру, взявшемуся предоставить издателю такого размера ссуду, пришлось самому часть денег занимать у коллег. Менее чем за шесть лет, с 1862 по 1868 год, молодой Лакруа заработал на романе Гюго более полумиллиона чистой прибыли.

Небезынтересна в связи с этим читателям будет хронология «Отверженных».

1861 год. 4 октября. На Гернси состоялось подписание контракта с издателем А. Лакруа.

26 октября. Гюго в последний раз перечитывает текст романа.

5 декабря. Пересылает издателю первую часть («Фантина»).

1862 год. Конец января. Отправляет вторую часть («Козетта»).

13 марта. В Брюссель переслана третья часть («Мариус»).

3 апреля. Выходят в свет две первые части книги.

10 апреля. Первые издания «Фантины» и «Козетты» распроданы. Их немедленно переиздают.

8 мая. Гюго узнает, что правительство Наполеона III хочет запретить его книгу во Франции.

15 мая. Выходит в свет третья часть («Мариус»).

19 мая. «Сегодня, в десять часов утра, я окончательно завершил «Отверженных» (В. Гюго).

15 июня. Успех романа нарастает: к этому времени уже выявлено двадцать одно незаконное (без согласия и ведома автора и издателя) переиздание.

30 июня. Выходят четвертая и пятая части.

15 августа. Правительство Наполеона III запрещает инсценировку романа Гюго.

16 сентября. В Брюсселе состоялся банкет по случаю выхода в свет «Отверженных», на котором присутствовал Гюго. Среди восьмидесяти приглашенных — Луи Блан, Теодор де Бонвиль, Рошфор, Шанфлери, Гектор Мало и другие.

1865 год. Издатели Этцель-Лакруа публикуют иллюстрированное издание романа.

Гигантское творение В. Гюго имело колоссальный успех у толпы, откуда вышла история Жана Вальжана и к которой она теперь вернулась.

Не все знали о Франсуа Видоке, мало кто слышал о Клоде Ге, и никто не вспоминал бедного каторжника Пьера Морена, ушедшего в безвестность. Все упивались Жаном Вальжаном, бессмертным героем Виктора Гюго.

Из трех тысяч картин, выставленных в парижском салоне летом 1831 года, особое внимание привлекало полотно художника Делакруа. Оно было посвящено «трем славным дням», как называли тогда недавние события июля тридцатого года. Этой картине не надо было, в отличие от многих изящных безделушек на выставке, выпрашивать, словно милостыню, внимание посетителей — перед ней никто не мог остаться равнодушным.

Полотно Делакруа относили к числу картин, возбуждающих наибольший интерес публики, — оно было одухотворено великой мыслью, могучее веяние которой передавалось каждому. «В ней чувствуется настоящее лицо Июльских дней», — говорили очевидцы этих событий.

Был поражен ею и молодой поэт Виктор Гюго. Его пленило мастерство, с каким была написана эта картина, огромная, исходившая от нее сила. Задумавшись, стоял писатель около полотна. В чем секрет столь мощного воздействия этой картины? Не в том ли, что художник смог передать в ней революционную романтику незабываемых дней. Создать такой шедевр мог только очевидец, только тот, чью кисть вдохновляли личные впечатления.

Три славных дня. Гюго хорошо помнил, как год назад Париж ответил баррикадами на несправедливые законы, введенные Карлом X.

Три дня рабочие и ремесленники, студенты и торговцы сражались под трехцветным знаменем республики. Три дня беспрерывно пули ударялись о черепицу дома на улице Жан-Гужон, где он только что поселился с семьей. Накануне, утром 27 июля, едва устроившись в своем новом кабинете, он работал над романом «Собор Парижской богоматери». Днем, когда вышел пройтись, на улицах было неспокойно — парижане собирались толпами, повсюду стоял гул от голосов. Елисейские Поля походили на военный лагерь. С улицы доносились ружейная стрельба, пушечные выстрелы, грохот повозок по мостовой, призывные удары набата. Небольшая схватка произошла рядом с их домом. Канонада была столь оглушительна, что он выронил из рук перо и не смог закончить письмо, которое он писал в тот момент поэту Ламартину.

Никто из семьи не пострадал. Дом остался невредим. Жаль было только тетрадь с заметками и выписками, необходимыми для окончания «Собора Парижской богоматери», которую 29 июля он отправил вместе с другими рукописями в надежное место: она была потеряна при перевозке.

Многие друзья Гюго оказались на стороне восставших. Неугомонный, порывистый Александр Дюма, Фредерик Сулье, пятидесятилетний Беранже, чьи песни, с легкой руки Ламартина, называли патронами, которыми народ стрелял во время июльских боев. Даже такой скептик, как Стендаль, и тот был восхищен отвагой и мужеством горожан и заявил, что с этих пор стал уважать Париж.

Баррикады были повсюду. Их сооружали из всего, что попадалось под руку: экипажи и бочки, лестницы, матрацы и доски — все шло в дело. Но главным строительным материалом были булыжники. Камни мостовой! «Парижские улицы, — записывает Гюго в те дни в своем дневнике, — играют всегда решающую роль в революциях; королю не стоит их мостить».

Одна из баррикад тех дней изображена на картине художника Делакруа. Автор назвал ее лаконично: «28 июля 1830 года». Некоторые называют картину «Июльская революция» или «Эпизод из июльских дней». Но, пожалуй, точнее и выразительнее всего сказать о ней «Свобода ведет народ». На картине — кучка бойцов. В середине группы — молодая женщина в красном фригийском колпаке, символе свободы. В одной руке у нее ружье, в другой — трехцветное знамя республики. Фигура почти аллегорическая. Это — Свобода. И ведет она не кучку отважных, нет, она увлекает за собой на битву весь народ. Разве мало подобных ей! Вспомните бесстрашную Теруань, «красную амазонку», которая за сорок лет до этого, в пору Великой революции, первой из восставших ворвалась в Бастилию. А гражданка Лакомб по прозвищу «Красная Роза», раненная при штурме Тюильри в девяносто втором! Они, как и многие другие, вполне могут считаться прообразами героини, которую Делакруа привел в грозные июльские дни на баррикаду.