Тайны советского футбола - Страница 62
Во второй раз под рубрикой «В зале суда» в газете сообщалось о наказании: шестнадцать человек были приговорены к различным срокам тюремного заключения. Самое суровое — восемь лет лишения свободы — получил Ю. Гаранин, тот самый, что кричал: «Делай вторую Венгрию!»
Позже участник того матча, а впоследствии тренер «Зенита» Юрий Морозов, рассказывал:
«Тот матч мне запомнился на всю жизнь. Играли мы, конечно, безобразно. А может, «Торпедо» выглядело блестяще.
Я тогда правого полузащитника играл, держал Валю Иванова. Ничего у меня не получилось. Валя нам два мяча положил. Да и вообще, торпедовцы делали, что хотели.
Началось все минуты за две-три до конца. Выходит на поле человек и выводит из ворот Володю Фарыкина. А сам снимает пиджак и становится на его место. Милиционеры, конечно, его прозевали. Потом опомнились, скрутили ему руки и потащили на выход. Зрители и так были возбуждены, а тут совсем обезумели. Я такого никогда не видел, тем более в Ленинграде. Бутылки на поле водопадом посыпались. Мы все — игроки, тренеры, судьи — едва успели в тоннеле скрыться.
Едва вошли в раздевалку, никто, по-моему, даже грязных гетр не успел снять, вбегает кто-то из администрации: «Ребята, там такое началось! Быстро отсюда в соседний корпус на второй этаж!» Мы бегом туда. К окнам прильнули и глазам не поверили: огромная толпа штурмует ворота, отделяющие внутренний дворик стадиона от площади. Ломились во дворик с двух сторон. Но со стороны тоннеля ворота металлические были, наглухо закрытые. А вот как они с площади не ворвались, до сих пор не пойму. Толпа озверела, и если бы добрались они до нас или торпедовцев (те в другом корпусе забаррикадировались, тоже на втором этаже), наверное, не пощадили бы никого.
Честно говоря, очень страшно было. Автобусы и наш, и торпедовский, во дворе стояли. Что с ними сотворили! С открытой галереи над корпусами сбрасывали декоративные металлические вазы, каждая кило по 150–200. Хорошо, никого не раздавили. У многих были ломы, грабли, лопаты — разграбили склад хозяйственного инвентаря. Раненых было много. Помню, одного капитана первого ранга здорово покалечили. Пытались его вывезти на «скорой помощи», так толпа втолкнула машину обратно во двор.
Затихать волнения стали только к полуночи, когда у ворот осталось несколько сот самых возбужденных болельщиков. Их милиция оттеснила, и только тогда и мы, и торпедовцы смогли покинуть стадион. Ни у кого из нас, футболистов, случившееся в голове не укладывалось: Ленинград всегда считался городом культурным. Наверное, совпали наша плохая игра и общая озлобленность народа: как раз отменили выигрыши по облигациям госзайма, на которые люди всю войну подписывались».
В «застойные годы», разумеется, тоже существовали запретные темы. Между тем информация пробивалась, конечно, через любые запреты.
Рассказы «футбольных людей» в узком кругу, выйдя за пределы этого круга, становились слухами. У некоторых событий были очевидцы. Кое о чем можно было судить по случайным обмолвкам футбольных комментаторов. Кое-какие догадки можно было строить после неожиданных отставок руководства того или иного клуба, как это было, например, в 1965 году с московским «Спартаком», или столь же неожиданных отчислений из команд известных футболистов.
Но широко известным многое стало лишь десятилетия спустя, во времена гласности, начавшиеся в конце 80-х годов…
В правильную, жизнерадостную официальную информацию застойных времен, например, никак не вписывались послефутбольные судьбы многих выдающихся футболистов. Увы, недавние любимцы трибун нередко становились никому не нужными людьми. Некоторые спивались, не выдержав перехода с ярко освещенного солнцем или лучами прожекторов футбольного поля в обыденный, полный забот мир. Этот переход был связан с огромными психологическими нагрузками.
У многих футболистов не было никакой профессии, мало у кого какие-то запасы «на черный день», потому что зарплаты в командах вместе с разными надбавками и премиальными хоть и были хорошими, но с гонорарами теперешних «звезд» совершенно несопоставимыми. Человеку, которому было едва за тридцать, приходилось начинать новую жизнь с нуля.
Далеко не всем удавалось сразу же пристроиться «при футболе» — помощником тренера или администратором, — да и способности тренерские или организаторские были далеко не у всех. Приходилось учиться, искать работу, а вместе с ней и совершенно новый круг общения. Сильным людям это удавалось, слабым нет.
К тому же как раз после завершения игровой карьеры распадались многие футбольные семьи. Причины для этого могли быть разными. Прежде муж-футболист много времени проводил на сборах и видел жену урывками; теперь же вдруг выяснялось, что они совершенно разные люди, которым вместе не ужиться. Некоторые жены как трагедию воспринимали и такой факт, что муж больше не ездил вместе с командой за границу, откуда прежде привозил обновы, каких нельзя было достать в Советской стране.
К тому же, увы, многие футболисты, в том числе и самые выдающиеся, серьезно выпивали еще в игровые годы. Это приводило их ко многим бедам, иной раз трагедиям. В 1965 году московский спартаковец Юрий Севидов, управляя автомобилем в нетрезвом виде, сбил известного советского ученого, разработчика ракетного топлива. Футболист получил тюремный срок, а руководство «Спартака», в том числе главный тренер Никита Симонян, вынуждено было уйти в отставку — за неумение надлежащим образом поставить в команде воспитательную работу. Заодно были отчислены и некоторые футболисты, известные как любители спиртного.
По счастью, у Севидова хватило силы, выдержав удар судьбы, не сломаться. В наши дни он стал тонким, умным комментатором футбольных матчей.
У других игроков трагедии случались и в футбольные, и в послефутбольные годы. Показательна, например, судьба выдающегося полузащитника московского «Торпедо» и сборной СССР, одного из лучших советских футболистов всех времен, Валерия Воронина.
В лучшие его годы кто-то из журналистов дал Воронину такую характеристику: «Он красив, как матадор, и работает на тренировках, как чернорабочий». К этому надо добавить, что черновая работа на тренировках в игре воздавалась особой элегантностью, легкостью, футбольной интеллигентностью. Неслучайно Валерий Воронин идеально вписался в «Торпедо» начала 60-х годов. Пожалуй, никогда больше в истории советского футбола не было команды столь же изящной, легкой, на всех парусах идущей от победы к победе.
Однако в «Торпедо» он попал, можно сказать, случайно. В юности Валерий занимался в Лужниках, в знаменитой ФШМ — футбольной школе молодежи, воспитавшей многих известных футболистов. К мальчишкам ФШМ присматривались тренеры разных команд, а шестнадцатилетнего Воронина в 1955 году его отец сам привел в «Торпедо». Дело в том, что как раз тогда тренером автозаводской команды стал Константин Бесков, с которым Воронин-старший был знаком по армии. Просмотрев Воронина-младшего, Бесков взял его в торпедовский дубль.
Но в «Торпедо» Бесков работал недолго, в 1957 году клуб завода ЗИЛ возглавил Виктор Маслов. Ему-то и было суждено создать команду-мечту, которая первой потеснила очень узкий круг чемпионов всех прошлых лет, состоящий из «Спартака», «Динамо» и армейцев.
Компания в «Торпедо» подбиралась тогда просто блистательная. В нападении играл звездный дуэт — Валентин Иванов и Эдуард Стрельцов. Оба они уже успели побывать на Олимпийских играх в Мельбурне, где сборная СССР впервые стала олимпийским чемпионом. В 1957 году «Торпедо», также впервые в своей истории, выиграло серебряные медали чемпионата страны. После истории, случившейся вскоре с Эдуардом Стрельцовым, команда чуть было притормозила, но вскоре на месте центрального нападающего нашел свою игру очень результативный Геннадий Гусаров. На правом краю действовал стремительный Слава Метревели. Игру нападения вел Валентин Иванов, и сам часто забивающий. А в полузащите прекрасно стали взаимодействовать Николай Маношин и Валерий Воронин.