Тайны российской аристократии - Страница 8

Мечи и топоры киевских дружинников сокрушили могущество Хазарского каганата и привели в покорность северокавказские племена ясов и касогов.

Соединив дружину с ополчением, Святослав в 967 г. вторгся на Балканы, где вступил в жестокую борьбу с византийцами. Осажденный превосходящими силами врагов, Святослав воскликнул, обращаясь к дружине: «Да не посрамим земли Русской, но ляжем костьми, мертвые сраму не имут». Доблестные дружинники отвечали Святославу: «Там, где ляжет твоя голова, там и мы свои сложим». Слова эти оказались пророческими. Когда князь отступил из Болгарии и возвращался на Русь с небольшой дружиной, на него напали печенеги. В неравном бою полегли храбрые дружинники, пал и сам князь-богатырь.

Потомки Святослава, великие и удельные князья, были неразлучны с дружиной, «кормили» ее доходами с даней и частью военной добычи, советовались, вместе пировали, охотились и сражались. Дружинники же были готовы погибнуть за своего господина, свой удел и Русскую землю. «Сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы», – говорит в «Слове о полку Игореве» о своих дружинниках князь Всеволод Святославич. Как можно видеть, и русским удальцам были близки идеалы рыцарства. Доблесть дружины Александра Ярославича Невского описывает житие князя. Однако наряду с княжескими бойцами автор жития уделил большое внимание и новгородским «мужам», отличившимся в сражении. Прославились своими подвигами в бою шесть «мужей храбрых». Часть из них были знатными новгородцами и возглавляли отдельные отряды, другие – дружинниками князя. Гаврило Алексич «наеха» (напал) на шведское судно в тот момент, когда на него под руки втаскивали раненого «королевича», и по мосткам въехал на коне до самого корабля. Отступавшие шведы на корабле развернулись и сбросили его с мостков в Неву, но Гаврило Алексич «изыде оттуда неврежден», вновь напал на врага и крепко бился с самим воеводой, окруженным воинами. Другой новгородец Сбыслав Якунович «наеха многажды на полк их и бьяшеся единем топором, не имея страха в сердце своем». Новгородец Миша со своей дружиной сражался пешим и потопил три шведских корабля. Дружинник князя Савва во время боя прорвался к златоверхому шатру шведского военачальника и подрубил шатерный столб, что символизировало грядущее поражение противника. Храбро бились ловчий князя полочанин Иаков и пехотинец Ратмир, павший в бою.

Дружина была тем ядром, вокруг которого постепенно складывался княжеский «двор», включавший и бояр, и воинов, и слуг, которые вели хозяйство. Впервые слово «дворяне» упоминается в 1174 г., и в весьма неприглядном контексте. Летопись сообщает, что после убийства великого князя Андрея Боголюбского «дворяне» разграбили имущество князя. Вероятно, «дворяне» XII в. являлись княжескими слугами. Но при этом уже в домонгольскую эпоху многие должности в княжеском обиходе и хозяйстве были одновременно и почетными обязанностями, знаками особого приближения того или иного боярина или дружинника к господину. Как можно видеть, полочанин Иаков был и храбрым воином в дружине Александра Невского, и ловчим, в ведении которого организация княжеской охоты. Постепенно происходило слияние «дворян» и дружины, и на этой основе уже в XIV–XV вв. начало образовываться российское дворянство.

Большинство дружинников князей Северо-Восточной Руси погибли во время монгольского нашествия. В XIV в. формирование служилого военного сословия началось заново и на новых основаниях. Если древнерусская дружина жила за счет княжеской «милости» и военной добычи, то великий князь московский Иван Калита заложил новую основу обеспечения военных слуг. В своем завещании он пишет, что передал одно из ростовских сел Борису Воркову, который если будет служить его сыновьям – «село будет за ним, не имет ли служити детем моим, село отоимут». Таким образом, вместо того чтобы оплачивать труд дружины денежным жалованьем, Иван Калита ввел принцип обеспечения военных слуг землями, население которых было обязано кормить своего временного владельца. Почему временного? Земля считалась верховной собственностью князя (на этом основании она и жаловалась его военным слугам), и он давал землю лишь на время и под условием несения военной службы. Князь мог отобрать землю у нерадивого слуги и передать ее другому, возвращалась она в казну и после смерти служилого человека. Принцип обеспечения военных слуг землей, с которой они бы кормились, был далеко не нов и не является российским изобретением. В Европе эту систему (ленная система) активно вводил Карл Великий, сформировавший не только прекрасную франкскую конницу, но и заложивший основы нового феодального порядка.

Бояре, или «старшие мужи» княжеской дружины, упоминаются в «Повести временных лет» уже в IX в. Вероятно, самые доверенные и влиятельные советники князя были не только выходцами из дружинной среды, но и представителями верхушки древнеславянского общества.

Само слово «боярин», скорее всего, происходит от славянского «болий», т. е. «большой». Бояре действительно были большими, влиятельными людьми, в отличие от рядовых дружинников («детских», «отроков») или дворянства XV– XVII вв. («детей боярских»).

Принадлежность к боярской среде уже в первое столетие существования Древнерусского государства являлась наследственной. «Повесть временных лет» прослеживает деятельность трех поколений видных бояр. Остромир был новгородским посадником (наместником) при князе Ярославе Мудром. Известна великолепная рукопись выполненного по его заказу Евангелия («Остромирово Евангелие»). Его сын Вышата являлся киевским тысяцким, т. е. главой городского ополчения, а внук – Ян Вышатич – также тысяцким. При Ярославе Изяславиче Ян в 1060-е гг. был наместником на Белоозере и подавил там мятеж, вызванный волхвами, которых захватил в плен и приказал казнить. Умер Ян уже при князе Владимире Мономахе в 1106 г., достигнув девяноста лет.

В эпоху возвышения Москвы и дальнейшего объединения вокруг нее русских земель, московское боярство формировалось из «выходцев» разных земель – Новгорода, Южной Руси, Владимира, Костромы, Твери и даже Золотой Орды. Его костяк составили не более двух десятков крупнейших родов, потомки которых в течение трех столетий занимали боярские должности, выполняя важнейшие поручения военного, дипломатического и административного характера. Эти роды в литературе принято называть старомосковскими. Они тесно связали свою судьбу с возвышающимся Московским княжеством, породнились с самими князьями московского дома, приобрели значительные земельные богатства и влиятельное положение. Любопытно, но среди старомосковских родов лишь единицы (например, Протасьевичи-Вельяминовы или потомки дружинника Александра Невского Гаврилы Алексича) возводили свою родословную к боярским и дружинническим родам домонгольской эпохи.

Вторая половина XV в. вносит определенные изменения в генеалогический состав московского боярства. Двор великих князей активно пополняется потомками удельных Рюриковичей – княжатами, которые оставляли оскудевшие родовые гнезда и искали счастья на великокняжеской службе. Ко времени завершения процесса объединения русских земель вокруг Москвы, в составе московского боярства оказались потомки бывших удельных ярославских, тверских, суздальских, стародубских, рязанских князей, а также потомки князей Верховских княжеств. Значительное место занимали выехавшие из Литвы Гедиминовичи – князья Патрикеевы, Мстиславские, Бельские; а также другие литовские выходцы – князья Глинские. Старомосковские роды были вынуждены потесниться перед знатными пришельцами, получавшими богатые пожалования от государей.

Характерно описание одного из первых подобных столкновений. При Василии I на Русь «выехал» князь Юрий Патрикеевич, правнук великого князя литовского Гедимина. Великий князь принял знатного литовца с особым почетом, пожаловал в бояре, выдал за него дочь Анну и упросил «старых» бояр уступить зятю первое место. Делать было нечего, и бояре подвинулись. Но когда брат князя Юрия Федор попытался было «пересесть» боярина Федора Сабура, указывая на высокое положение родича, тот отвечал: «У того Бог в кике, а у тебя Бога в кике нет», и не уступил. Намек Федора Сабура был довольно прозрачен: кика, или кичка, – головной убор замужней женщины и высокое положение князя Юрия Патрикеевича он объяснял не происхождением, а родством с правящей династией. Примечательно, что потомки князя Федора Патрикеевича, князья Хованские, не добились таких успехов при дворе, как потомки князя Юрия Патрикеевича, и выдвигаются только в XVII в. Как можно видеть, в первой половине XV в. старомосковские роды еще могли успешно держать оборону от «выходцев»-княжат, но при Иване III, когда число потомков Рюрика и Гедимина при московском дворе достигло нескольких десятков, «старые бояре» уступили.