Тайны Пушкина - Страница 8

Дантес:

Когда он усыновил меня, я написал ему об этом так: «Мой драгоценный, мне никогда не потребовался бы королевский приказ, чтобы не расстаться с тобой и посвятить все мое существование тебе – всему, что есть в мире доброго и что я люблю более всего, да, более всего… Я люблю тебя более, чем всех своих родственников вместе, и я не могу далее откладывать это признание. Никогда не умел я владеть собою, даже в самых обычных вещах, как же ты хочешь, чтобы я устоял перед желанием дать тебе прочитать всю глубину своего сердца, где нет, и никогда не будет, ничего тайного от тебя, даже того, что дурно…» Это любовь. Каждое живое существо на земле нуждается в любви и ласке.

Хронограф:

Он ревновал Вас к ней?

Дантес:

Ещё как!

Геккерн:

Жорж убедил меня совершенно в своей верности, когда адресовал вот эти строки. Прочти их ещё раз, мне всегда нравился пафос твоего чтения. Я сберег это письмо, возьми его.

Дантес:

Однако не ревнуй, мой драгоценный, и не злоупотреби моим доверием: ты-то останешься навсегда, что же до нее – время окажет свое действие и ее изменит, так что ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил. Ну, а к тебе, мой драгоценный, меня привязывает каждый день все сильнее, напоминая, что без тебя я был бы ничто…

Геккерн:

Ах! Иди ко мне, мой мальчик! Моё сокровище!

Обнимаются и целуют друг друга.

Пушкин:

Да, полно! Полно! Угомонитесь, господа, вы здесь не одни! И это вам не Европа! Слава богу. Господин Хронограф! Сделайте что-нибудь. Прекратите это безобразие. Задайте мне какой-нибудь вопрос, что ли. Только, ради бога, не про любовь.

Хронограф (звонит в колокольчик):

Господа, уймитесь! Ваше время прошло! Александр Сергеевич, расскажите, что-то было в Вашем письме господину послу такое, что могло его встревожить помимо распри любовной? Что, к примеру, означал в Вашем послании барону такой пассаж…

Пушкин:

Я помню его наизусть: «Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам. Может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах нашего и вашего двора. Я вам скажу это»

Геккерн:

Нет! Не надо! Это государственная тайна!

Хронограф (Пушкину):

Это было истинной причиной Вашего убийства?

Пушкин:

Да. У нас убийство может быть гнусным расчетом, маскированным под дуэль…

Хронограф:

Помилуйте! Какие тайны? Вы же всего-навсего камер-юнкер и литератор. Какие государственные тайны может хранить человек столь, извините, невысокого чина? Или здесь что-то не так?

Пушкин:

Не так. Спросите у них… (указывает на Дантеса и Геккерена)

Хронограф:

Хорошо, господа. Не буду мучить расспросами там, где на самом деле и мне кое-что известно. Итак. Пушкина убили. Он был обречен на гибель даже, если бы был холост. Что же касается его чина… Официальные пригласительные на похороны были разосланы всем главам дипломатического корпуса и иностранных миссий. В соответствии с международным этикетом того времени, подобное делалось исключительно в случае смерти достаточно высокопоставленного сотрудника МИДа. Камер-юнкеры в число оных никогда не входили. Впрочем, никто не сомневался в истинной государственной должности Пушкина: в рапортах и других документах, рассмотренных военным судом по факту дуэли, покойного именовали камергером Его Величества – то есть, действительным статским советником, чиновником России IV ранга, соответствующего по табели о рангах военному чину генерал-майора! Камергером именовали Пушкина и Дантес, и Геккерен, и секундант покойного Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин. Тот же чин камергера фигурирует в секретном рапорте штаба Отдельного гвардейского корпуса генералу Кноррингу от 30 января 1837. Камер-юнкер по табели о рангах соответствует званию поручика гвардии. Когда поручик Пушкин стреляется с поручиком Дантесом-Геккерном – это одно, но совсем иное, когда поручик-француз стреляет в русского генерала, а потом покидает Россию. Складывается впечатление, что он затем только и приезжал к нам, чтобы убить Пушкина. Камергером, а значит и генерал-майором, был именован Пушкин и в приговоре комиссии военного суда от 19 февраля 1837 года. Согласитесь, что подобное массовое потемнение сознания в отношении чина столь известной личности совершенно невозможно. Месье Жорж, станете ли Вы отрицать оное?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.