Тайны прииска Суцзуктэ (СИ) - Страница 4

Ендон разлил по большим пиалам традиционную лапшу с мелко накрошенным мясом, затем подал соленый монгольский чай с молоком и выставил на стол чашку со сливочным маслом. Цевен с Валерием добавили в чай масла, я же, приехавший из Средней Азии и привыкший к натуральному чаю без каких-либо добавок, так и не смог до конца убедить себя в полезности и вкусовых качествах этого напитка и пил его без масла.

За ужином мы только вскользь коснулись предстоящих задач и решили перенести обсуждение всех производственных вопросов на утро. Развернув спальные мешки, мы забрались в них и дополнительно накрылись сверху меховыми покрывалами из козьих шкур. Ендон снял с прогоревшей печи трубу, задернул верхний клапан юрты и пожелал нам спокойной ночи. Пару раз мигнула лампочка, висевшая над столом, монотонный рокот движка стал постепенно затихать, свет и шумы исчезли — над лагерем воцарилась тишина.

Утром нас разбудило радостное сообщение Ендона: «Нацальник, цай буцулса!» (Чай вскипел!). В юрте уже было тепло. Через три застекленных сектора навершия юрты пробивался яркий солнечный свет, через четвертый открытый сектор, в который была высунута труба, с вершин сосен сыпались снежинки и с тихим шипением умирали на ее раскаленной поверхности. Натянув ватные брюки, я выскочил на «улицу», сделал несколько гимнастических упражнений и на глазах у остолбеневших случайных зрителей растерся по пояс колючим снегом. Монголы удивленно покачивали головами и цоканьем языка выражали то ли недоумение, то ли восхищение моим поступком.

Должен сказать, что у этих добродушных и гостеприимных кочевников я отметил одну, на первый взгляд, не очень привлекательную черту — они не любили мыться. Если кто-либо из них, скрепя сердце, соглашался с этой европейской условностью, то ограничивался только умыванием лица. Таких приверженцев «цивилизации» можно было отличить по контрасту между относительно чистым фасадом и непромытыми задворками — шеей и ушами. Наши старожилы рассказывали также, что монголы меняли нижние дэль только после того, как они расползались от ветхости. Естественно, запах, исходивший от исконно немытых тел и пропотевшей и прогоркшей одежды, был достаточно сильным и не очень приятным. В этом я убедился во время первого визита в кинотеатр в Улан-Баторе. Большое скопление людей в ограниченном пространстве создало в зале такую невыносимую атмосферу, что мы с женой едва вынесли сеанс и вынуждены были навсегда отказаться от этого развлечения. Впоследствии мы ходили только в клуб имени В. И. Ленина, который был местом общения всех советских специалистов, работавших в Монголии, и куда ее коренные жители не допускались.

В первое время, когда я работал в Бор-Ундуре и мотался по участкам, разбросанным в радиусе 10–15 километров от центральной базы партии, мне частенько приходилось бывать в гостях у аратов, кочующих со своим скотом по округе. Ездил я на ЗИС-150 с монгольским шофером средних лет по имени Джаргал. Каждый раз, когда на пути попадалась новая юрта, пусть даже в нескольких километрах в стороне от нашего маршрута, Джаргал убеждал меня, что нужно обязательно посетить скотовода и пообщаться с ним. Для монгола это святое. Приходилось соглашаться и участвовать в обряде степного гостеприимства. Два случая из множества мне особенно запомнились, так как я впервые столкнулся с тем, каким образом все это происходило.

В первый раз мы попали в юрту, когда «хуухан» (женщина) готовила горячую пищу. Вот как это было. На жестяной печке грелся чугунный казан, в который она налила воды. Когда вода закипела, она промыла казан квачём, представляющим конский хвост, привязанный к палке. Воду слила и залила новую. В кипящую воду бросила мелко нарезанное вяленое мясо, и пока оно варилось, источая довольно тяжелые ароматы, хозяйка на низеньком столике готовила лапшу. Я обратил внимание на то, что, замешивая лапшу, она периодически этими же руками брала из корзины «аргал» (сухой навоз, собранный в степи) и подкидывала его в печку. Затем, слегка вытерев руки о свой засаленный халат-дэль, она продолжила месить и резать лапшу. Отказаться от этого варева значило нанести оскорбление простодушным хозяевам, поэтому я утешал себя тем, что аргал столь же стерилен, как и вся окружающая нас Гоби и с моим желудком ничего не случится. И действительно, несварения или расстройства не произошло.

Во второй раз, это было уже в средине лета, когда вся страна наслаждалась свежим айриком (кумысом), Джаргал снова завлек меня в случайную юрту, где нас приняли как родных. На мой вопрос о степени родства с хозяевами Джаргал ответил, что он видит их впервые, но законы Монголии таковы, что если бы мы проехали мимо и не посетили арата, то этим бы нарушили традиции степей. И можно понять этих странников пустыни, которым так не достает общения и новостей. Так вот, в тот раз нас безоговорочно принялись угощать кумысом. Джаргал, который довольно давно работал с русскими и знал наши привычки, на своем языке посоветовал хозяйке, прежде чем наливать мне кумыс в старинную чашу из березового капа, окованную по краю серебром, как следует вытереть её. Лучше бы он этого не говорил!

Женщина понимающе взглянула на меня, улыбнулась, сняла с веревочки вафельное полотенце и стала старательно вытирать чашу. Боже мой! Что это было за полотенце! Солдатская портянка после многокилометрового марш-броска бывает гораздо чище! Но я не подал вида и принял чашу как положено из двух её рук в обе свои. Я пил кумыс, сдувая к противоположному краю чаши плавающие соринки и волосинки и, не допив до конца, поставил на столик. Приличия и обычаи были соблюдены.

Позже я нашел два объяснения этим обычаем народа. Во-первых, на большей части этой обширной страны было очень мало водных источников и скотоводам-кочевникам приходилось беречь буквально каждую каплю для приготовления пищи и для своего многочисленного скота. В таких условиях было не до стирки и не до умывания.

И второе. В свое время великий отец монголов Чингисхан ввел свод законов «Джасак», предписывавший строгие нормы поведения для своих подданных. Среди них были и такие, которые вошли в плоть и кровь народа:

Естественно, живя среди людей с такими гигиеническими правилами и общаясь с ними ежедневно, приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы преодолеть естественное чувство брезгливости и тошноты. Но вскоре, после некоторого привыкания, я уже перестал обращать внимание на подобные мелочи.

Узнал я также и еще целый ряд обычаев, знание которых способствует и лучшему пониманию этого свободолюбивого народа, и его уважения даже в том случае, когда эти обычаи находятся в совершенном противоречии с нормами современного общества.

Ну, например:

— у монголов считается предосудительным копать землю, рубить лес и охотиться;

— нельзя наносить вред природе, в том числе — ловить и убивать молодых птиц, рвать без нужды растения и цветы, рубить молодые деревья у источников и т. д.;

— необходимо проявлять почтение к людям старшего возраста;

— подносить гостю чай, кумыс следует двумя руками, в свою очередь гость должен принимать подношение также обеими руками;

— запрещается резать скот, перерезая горло и проливая кровь на землю, извлекать мясо из котла ножом, бить лошадь уздой.

Джасак Чингисхана давал рекомендации и по более широкому перечню: запрещены ложь, воровство, прелюбодеяние, предписывается прощение обид, следует щадить страны и города, покорившиеся добровольно, следует освобождать от налогов и уважать храмы, а также их служителей, посвященные любому богу, и т. д.

Я сделал эти отступления от основной темы повествования с тем, чтобы читатель имел возможность составить весьма приблизительное представление о том, в каких непривычных условиях пришлось жить и работать мне и большей части наших специалистов, приехавших в эту страну с благородной миссией оказывать всемерное содействие ее народу на пути построения цивилизованного общества. Каждый из нас старался по мере своих сил и собственного культурного уровня, но я до сих пор не очень уверен в том, что наши усилия были действительно так уж необходимы для большей части населения этой страны. Сомневаюсь я также и в том, стоит ли, даже из лучших побуждений, ломать вековой жизненный уклад людей, не считаясь с их привычками и обычаями. К сожалению, многие наши специалисты не обладали чувством такта и вызывали у аборигенов раздражение, переходящее порой в открытую неприязнь. Я видел это и потому ограничивал свою просветительскую миссию только техническими вопросами, памятуя о том, что прибыл сюда для оказания именно технической помощи и не больше. Однако пора вернуться к основной теме.