Тайны острова Буяна - Страница 13

– Бросьте валять дурака, Чарнота, – зашипел в мою сторону Крафт. – Это дело нас не касается. Мы не имеем права так глупо рисковать.

– А еще рыцарем назвались, Вацлав Карлович. Стыдно, батенька.

– Этот человек, возможно, виновен в страшном преступлении. Побойтесь Бога, Чарнота, нам с вами не по силам переписать прошлое. Что свершилось, то свершилось.

Возможно, господин Крафт был прав в своих рассуждениях, но кроме логики в этом мире существует еще и совесть. И именно поэтому я не мог уехать с этой площади, умыв руки. Наверное, одна спасенная человеческая жизнь ничего не изменит в этом мире, но это еще не повод для того, чтобы смиряться с ее потерей.

– Ждите меня на постоялом дворе, Вацлав Карлович. Если со мной случится крупная неприятность, то выбирайтесь в одиночку.

Крафт выругался и повернул коня, – судя по всему, мое упрямство не пришлось ему по вкусу. Что же касается меня, то я не собирался проливать кровь и подвергать риску здоровье ни в чем не повинных жителей городка, согнанных для пассивного участия в злодейском обряде. Я, конечно, не Ланселот Озерный, чтобы с помощью одного меча и мощной длани повергнуть наземь полчища сарацин, но мозги у меня варят, смею вас уверить. А потому бросаться в сечу я не собирался, равным образом мне не хотелось прибегать к помощи пистолета, который я тайком от Вацлава Карловича прихватил с собой на остров Буян. Во-первых, в нем было всего восемь патронов, а во-вторых, как-то уж очень не по-спортивному стрелять из огнестрельного оружия в людей, которые не имеют о нем никакого понятия. Пистолет я берег на крайний случай, когда не будет другого выхода.

Приговоренных оказалось двое. Их вывели из ближайшего к площади дома четверо копейщиков. Причем и мужчина, и женщина оказались мне настолько хорошо знакомы, что при виде их я даже рот открыл от изумления. Это были актеры драматического театра, заботливо опекаемого Анатолием Степановичем Крутиковым. Как они очутились в этом городе и каким образом успели так насолить местным властям, я понятия не имел. Но и не верить собственным глазам я тоже не мог. К сожалению, рядом со мной не было Крафта и некому было задать вопрос по поводу коварства некоторых, кто не моргнув глазом обманывает своих ближних. А ведь Вацлав Карлович клятвенно меня заверил, что отправил Борю Мащенко и актеров с острова Буяна на Большую землю. Вот и верь после этого авантюристам. Разумеется, теперь я просто обязан был вмешаться и вырвать из лап жирного монаха Бертрана Зимину и Ключевского. Как ни крути, а эти люди пострадали из-за меня. И было бы большим свинством тратить время на рассуждения о допустимых способах спасения, когда угроза смерти повисла над твоими знакомыми. Это был как раз тот случай, когда цель оправдывает средства. Тем не менее я не бросился очертя голову в сечу, а слез с коня и подошел к плотоядно ухмыляющемуся монаху:

– Вы в курсе, брат Бертран, что из замка Монсегюр сбежали два еретика?

– Нет. А что? – насторожился монах.

– Я это к тому, что в нашем деле спешка до добра не доводит. Когда эти люди попали к вам в руки?

– Сегодня ночью. Я вас не понимаю, сир де Руж, эти люди уже признались в богохульстве.

– Вы слышали о сокровищах катаров?

– Допустим. И что с того?

– Как вы думаете, что скажет монсеньор Доминго, узнав, что сокровища пропали по вашей вине?

– Но при чем здесь я? – не на шутку обеспокоился брат Бертран.

– А при том, что этих людей мы по приказу монсеньора разыскиваем вот уже целые сутки.

– Вы уверены, что это те самые люди?

– Разумеется, нет. Но речь шла о мужчине и женщине. Вы их обыскали?

– Конечно.

– И ничего не нашли?

– Нет.

– Мне жаль вас, брат Бертран. Монсеньор Доминго будет вами очень недоволен. Вы понимаете, о чем я?

– Не совсем, – растерянно отозвался монах.

– Вас обвинят в том, что вы, брат Бертран, скрыли от высокой коллегии сокровища катаров, а чтобы замести следы своего преступления, отправили на костер их эмиссаров.

– Но это же неправда! – побурел от обиды монах. – Клянусь Богом, у этих людей не было никаких сокровищ!

– Вы полагаете, что монсеньор Доминго поверит вашим клятвам?

Бурая физиономия побелела прямо на моих глазах. Похоже, монах в эту минуту осознал, что находится на краю пропасти. Надо полагать, он знал этого неведомого монсеньора Доминго лучше меня и не питал на его счет никаких иллюзий.

– В лучшем случае вас подвесят на дыбу, в худшем обуют в испанский сапог. Вам нравится такая перспектива, брат Бертран?

Мне кажется, Анастасия Зимина меня узнала, в ее устремленных на меня глазах была мольба. А когда женщина смотрит на меня такими глазами, я становлюсь жутко красноречивым. Я готов буквально горы свернуть, не говоря уже о каком-то там толстом монахе, который обнаглел до того, что собрался отправить на костер одну из красивейших женщин нашего города.

– Но я их немедленно допрошу, – спохватился монах. – Они расскажут мне все, смею вас заверить, сир де Руж.

– Я вам верю, брат Бертран. Вопрос в том, поверит ли вам монсеньор Доминго.

– Не понимаю, – захлопал монах куцыми ресницами. – Вы же сказали, что сокровища у них.

– Вы меня плохо слушаете, брат Бертран. Я сказал, что, вероятно, эти люди сбежали из замка Монсегюр и сокровища, возможно, находятся в их руках. Но не исключено, что эти люди вовсе не еретики, а просто жертвы обстоятельств и служебного рвения.

– Тогда я их отправлю на костер, – растерянно произнес монах.

– И тем самым подпишете себе смертный приговор. Вас обвинят в сокрытии сокровищ.

– Но ведь у них нет сокровищ! – возопил сбитый с толку монах. – Вы, сир де Руж, подтвердите это монсеньору Доминго.

– Нет уж, увольте, милейший, я не собираюсь идти вместе с вами на плаху. Мое дело вообще сторона. А вот о том, что вы отправили на костер беглецов из замка Монсегюр, я, безусловно, доложу монсеньору.

Кажется, брат Бертран наконец сообразил, что угодил в ловушку, из которой нет выхода. Схваченные им люди вполне могли спрятать сокровища или передать их кому-то другому. Но в этом случае подозрение все равно падет на монаха, который как-то уж слишком поспешно отправил подозрительных беглецов на костер. С другой стороны, если брат Бертран доставит еретиков прямо к монсеньору Доминго, кто помешает им указать на монаха как на человека, которому они отдали все, чем владели. А благородный негодяй сир де Руж конечно же подтвердит, что брат Бертран проявил неуместное рвение там, где следовало действовать с оглядкой.

– И что же, по-вашему, я должен делать?

– Только из расположения к вам, месье Бертран, я готов взять грех на душу и рискнуть если не жизнью, то здоровьем. Но и вы, надо полагать, понимаете, что долг платежом красен.

Брат Бертран мгновенно сообразил, что с него требуют взятку, а потому из белого опять стал бурым. Теперь он мучительно соображал, какую сумму затребует с него за молчание этот отмороженный сукин сын в рыцарских шпорах. По всему выходило, что сумма будет немалой. В конце концов, не того полета птица сир де Руж, чтобы удовлетвориться малым.

– Я заберу у вас этих двоих и передам в руки монсеньору Доминго, не упоминая вашего имени.

– Да, но мои люди… Они могут проболтаться.

– А что, ваши люди торопятся на дыбу? Намекните им, что в некоторых обстоятельствах длинный язык до добра не доводит.

– Пожалуй. Но ведь и эти двое еретиков могут сказать лишнее.

– Они не скажут о вас ни единого слова, брат Бертран. Тем более монсеньору Доминго.

– Почему?

– Потому что мертвые не разговаривают. В крайнем случае, если вас спросят, вы скажете, что передали подозрительных лиц в руки Вадимира де Ружа. И ваши люди это подтвердят. Кроме того, в вашем распоряжении все жители этого славного города.

– А если монсеньор Доминго спросит вас, сир де Руж, куда вы дели еретиков?

– Я скажу, что убил их при попытке к бегству. И предъявлю трупы. В конце концов, что взять с тупого вояки. Надо полагать, монсеньор Доминго понимает разницу между просвещенным монахом и мало сведущим в большой политике деревенщиной.