Тайны острова Буяна - Страница 1

Борис Семенович Мащенко ворвался в мою холостяцкую квартиру на исходе скучного осеннего дня, когда я, истомленный бездельем, уже собирался отправляться на боковую. Судя по лицу, он пребывал в состоянии сильнейшего стресса. Первой моей мыслью было, что Борю ограбили. Второй, что он разорился. С бизнесменами это бывает. Я уже собирался дать ему взаймы приличную сумму для поправки здоровья, но тут Мащенко заговорил:

– Закревский пропал!

– Какой еще Закревский? – не сразу въехал я, в мечтательной задумчивости потягиваясь на диване.

– Да Гитлер, господи! – выкрикнул Мащенко и рухнул в кресло.

Гитлера я, разумеется, вспомнил сразу. Точнее, вспомнил артиста Закревского, исполнившего роль фюрера в мистерии, которую поставил даровитый режиссер с острова Буяна господин Варламов. Он же ведун храма Йопитера Варлав, он же сукин сын, возмечтавший о власти над миром. И что самое интересное, Варлав почти достиг своей цели! Лишь мое вмешательство в колдовской процесс спасло человечество от крупных неприятностей. Впрочем, человечество моих заслуг не оценило, а я настолько скромен, что не стал докучать ему своими претензиями. Хотя, между прочим, понес в результате борьбы с колдуном, магом и чародеем большие материальные и моральные издержки. В частности, пострадала от взрыва моя квартира, а сам я был объявлен вездесущими тележурналистами покойником (потом мне с большим трудом удалось убедить соответствующие государственные структуры, что я пока еще жив!). И наконец, мне была нанесена глубокая сердечная рана, не зарубцевавшаяся до сих пор. Дело в том, что я потерял свою обретенную не помню в какие, но в очень средние века жену. Не сочтите меня сумасшедшим – просто речь идет о парадоксах времени и тайнах острова Буяна, которые мне, несмотря на все старания, так и не удалось раскрыть.

– Ты демон или не демон?! – воскликнул в отчаянии Мащенко.

– В моем доме попрошу не выражаться, – сразу же поставил я гостя на место.

Дело в том, что я действительно обладаю способностями, которые многим окружающим меня людям кажутся ненормальными или паранормальными – кому как нравится. Мною даже заинтересовалась ФСБ в лице генерала Сокольского, и этим обстоятельством я буду гордиться по гроб жизни, хотя оно и нанесло некоторый урон моей репутации. Все-таки в интеллигентских кругах, где мне приходится вращаться, отношение к спецслужбам, мягко говоря, настороженное.

– Но ведь человек пропал! – с осуждением глянул на меня Боря.

– Где пропал? Когда? Можно ли считать его исчезновение загадочным, а может, актер просто пошел навестить своих приятелей и не рассчитал сил?

– Это в каком смысле? – не понял моих вопросов Боря.

– Насколько мне известно, Аркадий Петрович Закревский питает определенную слабость к виноградной лозе. Короче говоря, в питии невоздержан.

– При чем тут твоя лоза? – возмущенно взвыл Машенко. – Битый час ему русским языком втолковываю, что человек исчез прямо со сцены. То есть был Закревский – и вдруг нет его.

– Так ты был в театре?

– Конечно! Аркадий Петрович пригласил меня на премьеру.

Я, разумеется, знал, что Боря Мащенко большой любитель театра. Более того, он и сам не лишен известных актерских способностей. И даже однажды сумел их проявить в весьма драматической ситуации. Тем не менее я был слегка сбит с толку его заявлением. Вообще-то от Аркадия Петровича, несмотря на его солидный возраст, всего можно ожидать. Как-никак он актер, творческая личность, но всему, конечно, есть предел. Вот так взять и пропасть в день премьеры, поставив партнеров в дурацкое положение, – это, знаете ли, слишком даже для тонкой, одаренной натуры.

– Был скандал?

– До небес, – подхватился с кресла Боря. – Он ведь даже до антракта не дотянул. Вскинул руки к потолку – и нет его. Ты долго еще лежать собираешься?!

– Как минимум до утра. А что?

– Нет, вы на него посмотрите! Он до утра лежать собрался, зверь апокалипсиса! А кто Закревского искать будет?

Вечер был бесповоротно испорчен. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. У меня было предчувствие, что вся эта история с островом Буяном будет иметь продолжение, но я никак не предполагал, что дело примет такой драматический оборот. Интересно, кому мог понадобиться мирный актер? Он ведь в мистерию Варлава попал по чистой случайности и по собственному легкомыслию. Хотя справедливости ради надо заметить, что с ролью Гитлера Закревский справился на отлично. Талант как-никак.

– Что за пьеса?

– Понятия не имею, – пожал широкими плечами Мащенко.

– Но ты же был в театре?

– Был, – расстроенно вздохнул Боря. – Но ведь спектакль прервался на середине.

– Скажи хотя бы, в какую эпоху разворачивалось действие. Какие костюмы носили персонажи?

– Да какая там эпоха, Чарнота! – всплеснул руками Боря. – Это же модернистский спектакль. Все ходили в простынях.

– Значит, действие спектакля происходило в бане?

– При чем тут баня?! – удивился Боря.

– Тогда в борделе.

– При чем тут бордель?!

– Хорошо, – согласился я. – Пусть будет сумасшедший дом.

Сказать, что я был уж очень поражен происшествием в областном драматическом театре, не могу. Ну хотя бы по той простой причине, что театр в глазах обывателя место для чудес самое подходящее. Кроме того, это здание было облюбовано ведуном Варлавом для своей мистерии, и, вероятно, не случайно. Я тоже участвовал в поставленной им пьесе и сохранил об этом событии приятные воспоминания.

– Ладно, поехали, – сказал я, поднимаясь с дивана. – Осмотрим место преступления.

Боря был на своей «ауди». Мне лично больше нравится «форд», но это, конечно, дело вкуса и престижа. Пока мы добирались до театра, Машенко взахлеб излагал мне перипетии драмы, разыгравшейся на провинциальных подмостках по воле заезжего столичного режиссера. Рассказ был путаным, и мне никак не удавалось уловить нить сюжета. Однако я не спешил обвинять бизнесмена в неспособности связно изложить ход событий, поскольку отлично понимал, как сложно неподготовленному человеку постичь все тонкости парящей в творческом вдохновении постмодернистской души.

– А режиссер точно из столицы?

– Я собственными глазами прочитал в программке. И Закревский мне об этом говорил и даже обещал меня с ним познакомить.

Театр уже опустел. Разочарованная скандальным происшествием публика его покинула. Однако за кулисами царило оживление. Ошарашенные актеры носились по сцене и размахивали руками, пытаясь, видимо, восстановить подробности только что разразившейся драмы. Мащенко – а он, похоже, был за кулисами своим – представил меня пухлому человеку небольшого роста, оказавшемуся директором театра Крутиковым Анатолием Степановичем.

– Вы из органов? – с ходу зачастил взволнованный директор. – Я уже вам звонил. Вы знаете, ума не приложу! Вот же он стоял – и нет его. Это безобразие. Что же это делается на белом свете! Заслуженный артист! И вдруг такой пассаж. Вы за задником смотрели, может, он туда завалился?

Последний вопрос был обращен к двум простецкого вида мужичкам, монтировщикам декораций, которые на фоне всеобщей растерянности выглядели наиболее трезвомыслящими людьми, несмотря на исходящий от них запах спиртного.

– Да смотрели мы, Анатолий Степанович, – обиженно пробубнил один из монтировщиков. – Всю сцену по-пластунски облазили.

– А почему пьяны? – взвизгнул Кругликов. – Уволю всех, к чертовой матери.

– Так ведь премьера, Анатолий Степанович, – обиженно прогундел монтировщик. – Приняли по сто грамм, не больше.

– Может, он в оркестровую яму провалился? – вернулся директор к волнующей всех теме.

– Так ведь нет у нас в театре оркестровой ямы, – удивился трезвомыслящий монтировщик.

– Фу-ты, – хлопнул себя по лбу Кругликов. – Ум за разум заходит. Но не мог же он вот просто взять и испариться. А вы что стоите, товарищ? Ищите! Шутка сказать, пропал заслуженный артист!