Тайны народа - Страница 3

Затем после некоторого размышления Жорж добавил:

– А дедушка… его я и забыл!

Он разыскал в углу комнаты жаровню, до половины наполненную жаром, которую перед тем он употреблял для литья пуль, поставил на огонь маленький глиняный горшок с молоком, накрошил в него белого хлеба и в несколько минут приготовил такой аппетитный суп, который сделал бы честь любой хозяйке.

Спрятав винтовку и военные припасы под тюфяк, Жорж взял горшок и открыл дверь, ведшую в соседнюю комнату, где спал на несравненно более хорошей, чем у Жоржа, кровати старик с кротким и симпатичным лицом, обрамленным длинными белыми волосами. Старец, по-видимому, был очень слаб; его исхудавшие и морщинистые руки все время дрожали.

– Здравствуйте, дедушка, – сказал Жорж, нежно обнимая старика. – Хорошо ли вы спали эту ночь?

– Довольно хорошо, дитя мое.

– Вот ваш молочный суп. Я заставил вас ждать.

– Нет, ведь день только еще настал! Я слышал, как ты встал и открыл окно, более часа назад.

– Это правда, дедушка… Я чувствовал тяжесть в голове и рано встал.

– В эту ночь я слышал также, как ты ходил взад и вперед по комнате.

– Бедный дедушка, я верно разбудил вас?

– Нет, я не спал… Но подожди, Жорж, будь откровенен… У тебя есть что-то на душе.

– У меня? Ровно ничего.

– Вот уже несколько месяцев, как ты грустен, бледен и изменился до неузнаваемости. Ты никогда больше не бываешь так весел, как по возвращении из полка.

– Уверяю вас, дедушка, что…

– Ты меня уверяешь… ты меня уверяешь… Я хорошо вижу, и поэтому нечего меня обманывать! У меня глаза матери…

– Это верно, – возразил Жорж, улыбаясь, – поэтому я буду называть вас, пожалуй, бабушкой, ибо вы добры, нежны и беспокоитесь обо мне, как настоящая бабушка. Но поверьте мне, вы напрасно тревожитесь. Успокойтесь, вот ваша ложка… Подождите, я придвину к вашей кровати маленький стол, и вам будет удобнее.

Жорж взял стоявший в углу красивый столик орехового дерева, тщательно отполированный, подобный тем, которыми пользуются больные при еде в постели. Поставив на него миску с молочным супом, он придвинул его к старику.

– Только ты один способен оказывать столько внимания, – сказал ему старик.

– Было бы чертовски нехорошо, дедушка, если бы я при своей способности к столярному мастерству не смастерил для вас этого удобного стола.

– О, у тебя на все готов ответ, я знаю, – проворчал старик.

Он принялся есть до того дрожащей рукой, что два или три раза ложка ударилась о его зубы.

– Ах, мое бедное дитя, – печально сказал старик своему внуку, – посмотри, как дрожат у меня руки. Мне кажется, что это дрожание усиливается с каждым днем.

– Что вы, дедушка! А мне, напротив, кажется, что оно уменьшается.

– О нет, все кончено… совсем кончено… Нет лекарств от этой дряхлости.

– Ну так что же, что делать! С этим надо примиряться.

– Так мне следовало бы поступить уже давно, с того времени как это началось, и, однако, я никак не могу свыкнуться с мыслью, что дряхл и буду тебе в тягость до конца своих дней.

– Дедушка, дедушка, мы поссоримся!

– Почему я имел глупость взяться за ремесло золотильщика металлов? По прошествии двадцати лет, а часто и раньше, у большинства этих рабочих появляется под старость такое же дрожание членов, как и у меня. Но у них нет внуков, которые баловали бы их так, как ты меня…

– Дедушка!

– Да, ты меня балуешь, я тебе повторяю: ты меня балуешь…

– Пусть так! Хорошо же, я вам отплачу той же монетой – это единственное средство, как учили нас в полку, заставить неприятеля прекратить огонь. Итак, я знал одного превосходного человека, которого звали дядюшка Морен. Он был вдов и имел дочь восемнадцати лет. Этот почтенный человек выдал дочь за славного, но чертовски горячего человека, которого в один прекрасный день ранили в драке, так что через два года после женитьбы он умер, оставив молодую жену и маленького сына.

– Жорж, Жорж…

– Бедная молодая женщина кормила грудью ребенка. Смерть мужа так потрясла ее, что она умерла, и ее мальчик остался бременем на руках у деда.

– Боже мой, Жорж, как ты жесток! Для чего ты всегда говоришь об этом?

– Этого ребенка дед так любил, что не мог с ним расстаться. Днем, когда он уходил в свою мастерскую, за крошкой присматривала одна добрая соседка. Когда он возвращался, у него была лишь одна мысль, одна забота – о своем маленьком Жорже. Он заботился о нем так же нежно, как может заботиться лишь самая хорошая, самая любящая мать. Он разорялся на красивые маленькие платьица, на нарядные чепчики, ибо он, этот добрый дедушка, гордился и кокетничал своим внуком. Он так возился с ним, что соседи, уважавшие этого почтенного человека, называли его кормилицей.

– Но, Жорж…

– Так он воспитал этого ребенка, постоянно заботясь о нем и удовлетворяя все его нужды, отдал его в школу, потом в учение ремеслу, до тех пор пока…

– Подожди же, тем хуже, – проговорил старик решительным тоном, не будучи в состоянии более сдерживаться. – Раз мы начали перечислять свои добродетели, то теперь очередь за мной, и мы еще посмотрим! Прежде всего ты был сын моей бедной Жоржины, которую я так любил, – следовательно, я исполнял лишь свой долг. Запомни прежде всего это.

– И я тоже исполнял только свой долг…

– Ты? Оставь же меня в покое! – воскликнул старик, сильно размахивая ложкой. – Ты? Вот что ты сделал… Судьба избавила тебя от отбывания воинской повинности…

– Дедушка, берегитесь!

– О, ты меня не испугаешь!

– Вы опрокинете миску, если будете так волноваться.

– Я волнуюсь… черт возьми! Ты, верно, думаешь, что у меня нет больше крови в жилах? Да отвечай же, раз ты говоришь о других! Когда я одряхлел, то какую сделку ты совершил, несчастное мое дитя? Ты нашел торговца людьми…

– Дедушка, вам придется есть холодный суп. Ради бога, кушайте его горячим!

– Та-та-та! Ты хочешь заговорить мне зубы, да? А что ты сказал этому торговцу людьми? «Мой дед дряхл, он не может более зарабатывать себе средства к жизни. Я единственная его опора, но я могу заболеть или остаться без работы. Назначьте ему маленькую пенсию, и я продамся вам…» И ты так и сделал! – воскликнул старик со слезами на глазах и таким резким движением поднял ложку кверху, что, если бы Жорж не успел схватить столик, тот упал бы на постель вместе с миской.

При этом Жорж воскликнул:

– Черт возьми, дедушка, успокойтесь же! Что вы вертитесь, как дьявол перед заутреней, вы все опрокинете!

– Это для меня безразлично… это не помешает мне сказать тебе, как и почему ты пошел в солдаты, почему продал себя ради меня… торговцу людьми.

– Все это с вашей стороны лишь предлог, чтобы не есть суп. Я вижу, что он вам не нравится.

– Ну вот, теперь он говорит, что мне не нравится его суп! – воскликнул огорченно добряк. – Этот проклятый мальчишка решил меня все время огорчать.

С гневным жестом зачерпывая ложкой суп и поспешно поднося ее ко рту, старик Морен прибавил:

– Смотри, вот как мне не нравится твой суп… видишь?.. видишь?.. А, он мне не нравится… Видишь?.. А, он очень дурен…

– Ради бога, не спешите же так! – воскликнул Жорж, удерживая руку деда. – Вы подавитесь.

– Это тоже твоя вина. Как мог ты сказать, что мне не нравится твой суп, когда это настоящий нектар! – возразил старик, с удовольствием хлебая суп. – Это настоящий нектар богов!

– Без хвастовства скажу, – заметил Жорж, улыбаясь, – что я славился в полку приготовлением супа. Ну а теперь я набью вам трубку.

Затем, наклонившись к старику, он сказал, лаская его:

– Ну что, добрый старый дедушка очень любит курить трубку в постели?

– Что же мне сказать тебе, Жорж? Ты превращаешь меня в пашу, в настоящего пашу, – ответил старик.

Его внук взял трубку, набил ее и подал старику Морену. Последний, удобно примостившись на подушке, с удовольствием закурил трубку.

Жорж, присев на его кровать в ногах, спросил:

– Что вы думаете делать сегодня?