Тайны Иудейской пустыни - Страница 2

***

Дольше всех в монастыре продержался алхимик. Кем он был из какого народа? Не знал даже Вифен. Алхимик не имел имени, он не имел ничего, даже сандалий. Отпечаток от медного обруча раба, чернел на его загорелой шее. Алхимика Вифен нашёл в пустыне, тот, из последних сил отбивался от ястреба, пытающего отщипнуть кусочек мяса от плоти брошенного раба. Вифен видел, как вечером прошёл караван верблюдов из Египта. В этих местах только египтяне могли приручить и использовать этих гордых животных. Раб умирал, без пищи и воды. Вифен приволок его в кельи, он был даже легче старых монахов. Первое время он пил одну воду, которую Вифен собирал со скал. Не верьте тому, что в пустыне нет воды. В пустыне много воды, а под песками, целое пресноводное море. Рано, по утрам, вода выходит на поверхность, в виде росы, и её надо успеть собрать, на перегонки с ящерицами, черепахами и всем пустынным зверьём. На сбор воды, природой дано мало времени, ветер высушивал поверхность раньше, чем взойдёт солнце. Воду нужно собирать, когда ещё темно и на небе не успели погаснуть звёзды. Вода конденсировалась на скалах и тонким ручейком стекала по жёлобу вниз, в каменную чашу. Каждое утро Вифен собирал воду, оставляя часть добычи пустынным лягушкам и змеям. На этот период работал закон нейтралитета и отменялась всяческая охота, все терпеливо ждали, когда мальчик наберёт медный кувшин, инкрустированный серебром, потом к источнику стремились лягушки и ушастые ёжики, немного погодя, их оттуда выгоняли змеи, самая ленивая, любящая поспать, последней, появлялась черепаха. Ей воды не доставалось. Мальчик делился со своим другом, наливая ей немного из своего кувшина. Появление черепахи всегда связывалось с каким– то оживлением в животном мире, кончался нейтралитет, а черепаха была хулиганка, она каждое утро кусала полоза за хвост, умело подставляя свой панцирь. Полоз, одним из последних пил воду, он пытался обороняться от этого вредного бронированного чудовища, потом исчезал в расщелинах скал. Мальчик находил в карманах сухую саранчу или маленькие кусочки вяленого мяса для друга. Черепаха всегда ожидала гостинцы. Лягушки зарывались в песок. Вифен никогда не видел, как они охотятся. Алхимик говорил, что лягушкам не надо гоняться за едой, достаточно освободить голову из песка, как еда сама прыгает к ним в рот. Лягушки были всеядны, а их язык был самой лучшей сетью, придуманной природой. Знаете, какое самое большое зло в пустыне, которого боятся все звери, птицы и люди. Ни за что не догадаетесь – это злые пустынные муравьи. Они не любят влажных мест и для остального животного мира, водопой превращался в зону отдыха от этой напасти. От муравьёв не было покоя никому. У египтян считалось самой зверской пыткой оставить связанного врага на муравейнике и наслаждаться его предсмертными криками, почти до самого утра, потому что утром уже кричать было некому. Злые, вечно голодные муравьи съедали человека в течение суток. Алхимик рассказывал, под утро, на месте казни, от человека оставались лишь белеющие кости и зеркально чистый череп. Муравьи жили в скале монастыря и были извечной проблемой для монахов, которые любое недружелюбие по отношению к себе, воспринимали с покорностью и завидной стойкостью и смелостью, философски видя в любом испытании для судьбы, волю бога. Но не муравьи! Выдержанные по жизни монахи, не выдерживая укусов, вскакивали по ночам с ругательствами, которые были сладостным подарком для нечистого, чтобы поутру, замолить свои грехи, ругая себя за несдержанность и слабость тлена человеческого. Алхимика сам бог послал, вложив в его голову знания, как бороться с этой кусачей напастью.

Глава 2

Алхимик знал арамейский, тяжелее было угадать язык, которого не знал этот раб, тяжелее было назвать ту страну, где он не был. Алхимик научил Вифена арамейскому письму, сам настрогал калам из твёрдого дерева и научил мальчика делать ровные дощечки, покрытые воском, приготовил растворы для того, чтобы воск становился твёрдым, как камень и показал Вифену, как, и в какой пропорции ими пользоваться. После обработки химическим раствором, восковая дощечка приобретала прочность камня (В будущем это назовут пластик) и запись, выполненная на этом, немудрёном рыхлом материале, передавала информацию, занесённую на дощечке, на века. Это гораздо было надёжней, чем китайская желтеющая и рассыпающаяся от времени – бумага, чем сгнивающий и усыхающий пергамент из шкур или хрупкий, и почти невесомый, египетский папирус, превращающийся в едкую пыль. Алхимик научил из чего можно было сделать кислоту, отпугивающую муравьёв. В пустыне часто гремело, опять прошла армия персов, они обремененные большими скопищами животных, выполняющих роль тягловой силы, и которые сами были орудиями войны, старались не долго оставаться в пределах пустыни. Животные и люди любят воду, очень много воды, и тех и других надо было кормить. А пустыня скрывала свои резервы для иноземцев, в песках пустынь много золота, других ценных металлов, чужие иногда находили готовые изделия, но для них навсегда осталось тайной технология их приготовления, в местах, где ювелирное мастерство казалось было не подвластно мелким полудиким племенам, говорящих на разных непонятных языках. Персы считали эти изделия, отдалённой египетской технологией, случайно попавшие на эту бедную никому не нужную землю. Надо отдать должное местным жителям, они хоть и говорили на разных языках, верили в различные божества, но даже умирая под пытками, не взрослые, не дети, не выдали местоположение монастыря. В тяжёлые времена этот маленький скалистый островок пустыни мог в себя вместить целые народы, скрывая от войн генофонд нации. Между собой народы не всегда жили дружно, даже совсем не дружно, но как при водной церемонии у животных, на время грозящей общей опасности, в монастыре соблюдался нейтралитет, негласное перемирие перед лицом смерти. Алхимик любил повторять одну из древнеримских притч про двух военных начальников, приговорённых сенатом к мучительной смертной казни за преступления перед империей. Их на следующее утро должны были казнить, но они до последнего спорили между собой, кто из них лучший в овладении боевыми искусствами. Эти стратеги долгое время были символами глупости и непримиримости. Детали этой притчи скрыты историей, но общий смысл понятен: перед тенью виселицы, лучше любой горький мир, чем сладкая вражда. На этот раз гром с молниями прошёл стороной, зацепив только край Иудейской пустыни ближе к поселению Иерихон. Но этого хватило, чтобы лишить армию персов основного преимущества в битве, на этом маленьком клочке пустыни, которую даже землёй назвать нельзя, от гнева богов, погибли все слоны войска и большая часть лошадей и буйволов, вместе со стенобитными и осадными орудиями. Дальнейший поход на Египет был лишён смысла. И то, что готовилось годами, порой десятилетиями, разрушилось в течении нескольких минут, здесь, на краю Иудейской пустыни, оставив минимум свидетелей. На старинных персидских картах есть неточное изображение пустыни с ориентирами на города, оазисы и направления торговых путей, но нет ни одного монастыря или тайного убежища. Историки спорят до сих пор о принадлежности этих земель, ссылаясь на исторические события, при тщательном обследовании которых, они больше похожи на творчество Гомера, мифы про Колхиду и золотое руно. Во всех исторических документах есть упоминание об отправке многотысячной персидской армии, через земли арамейцев на Египет, но нет ни одного источника о сражениях и подвигах народа персов. Есть только короткое сообщение, о возвращении ополовиненного войска, без комментариев и объяснений. В старые времена никто не писал мемуаров, оправдывая перед историей свои ошибки, достаточно было короткого, но честного ответа – я проиграл. И этих поражений без войны, в истории было больше, чем побед. Вифен хорошо помнил тот день, когда Алхимик ушёл в пустыню на место гибели слонов. Назад в монастырь учитель не возвратился. Опять Вифен остался один. Он долго искал Алхимика, но без результатов, он не нашёл даже следов учёного, только кем-то выжженную почву с оплавленными камнями. Это было странное пустынное стекло с режущимися кромками твёрдой, закалённой неизвестным мастером, поверхности, только об этом мальчик не знал, он даже не догадывался, где и как можно применить эти острые, сверкающие на солнце, камни. По разумению жителя пустыни, они были абсолютно бесполезны и Вифен следил лишь за тем, чтобы не наступить на них и не поранить ноги. Беда не приходит одна, вместе с учителем пропала черепаха, в один день Вифен лишился двух друзей. Мальчик нашёл обезображенный панцирь друга со следами зубов пустынного волка, или лисицы, но легче от этого не стало. Он остался один на один с пустыней. Вифен, монастырь и пустыня, Вифен и восковые дощечки. И тогда мальчик решил записывать все неординарное, что происходит в пустыне перед его глазами. И это он делал до конца своей жизни. С этой поры Вифена не стало, а было – житие святого Варфоломея. Мы, как раз, и искали эти таблички, написанные монахом, они, как ничто, являлись лучшим свидетельством наличия исторических артефактов, связанных с оружием пустынь. Мне хотелось вернуться назад, под покров монастыря, подальше от этих непонятных преследователей, этих убийц женщин, этого кошмара пустыни, который не подчиняется течению времени. Ведь всё уже было, там, в архиве. – Ганс! Я нашел ещё один танк Panzer vi Tiger, все так же, как всегда, метал оплавлен, а внутри сгоревшие трупы, они рассыпаются, как папиросный пепел, при малейшем прикасании или случайном колебании воздуха. Ганс, я уже не знаю, что писать в отчёте. Конечно, по номеру изделия, при тщательном анализе, можно найти военнослужащих, кому принадлежит этот прах, но это не приближает нас к решению поставленной перед группой задачей. Ганс? Ганс? О боже мой! Только не это! Этот проволочный диктофон ещё хранил живой голос солдата, но не каких следов его убийцы, даже намёков на то, кто его убил. Что ты успел увидеть перед смертью, Шульц? Что стало с твоим напарником Гансом, и где это было, в какой части пустыни ты видел эти обезображенные тяжёлые немецкие танки? И как, и откуда, этот диктофон попал в архив? Сплошные вопросы, блин. Пустыня умела прятать и хранить свои секреты. В палатку зашёл горбун – «глава расследования убийства цыганок». – Беда! Бонифаций Иванович. Горбун был единственным из состава нашей многонациональной экспедиции, кто мог, не запинаясь и без ошибок, выговорить моё полное имя. Остальные называли шефом, боссом – попроще и покороче, и только Вагиф называл меня Боня. Я не возражал – так называла меня мама и половина Одессы, в которой я имел несчастье родится. Что девочек убили, это всем и без расследования ясно было. Проводник сказал, что перед смертью их пытали, притом применена была изощрённая средневековая долгоиграющая казнь, при которой и захочешь, что скрыть, но не сможешь. Я не стал вдаваться в подробности, горбун коротко сказал, как девушек лишили зрения с помощью сухого песка, перемешанного с дроблённым ракушечником. Я в отличии от маркиза де Сада, не собираюсь писать пособие для палачей, но то, что мне рассказал Проводник дало ясную картину тех извергов, с которыми мы имеем дело. Если девушки в момент работы палачей сошли с ума, тогда им повезло, но никогда не надо недооценивать врага. Проводник дал мне понять, что для врага секретов нет, он всё знает о нашей экспедиции. Но, чёрт побери! У нас всё же не военная, а гуманитарная миссия. У нас даже оружия нет! Ага, Боня, ты кому это доказывать собрался? Одно направление поиска и сам маршрут, уже о многом говорят. А оружие, Боня? Каждый член твоей экспедиции, кем бы он не числился по документам, сам по себе был оружием. Одна эта симпатичная лилипутка, могла жителей любого городка утопить, как крыс в Мёртвом море превратив их в соляные столбы. Ума, блин! Я три дня не мог отделаться от этого ослиного «Марша славянки». Закрою глаза, и … Мы уже вторую неделю в пустыне, имеем два трупа в морге ближайшего города, имеем неприятности с полицией, которая своими вызовами для дачи свидетельских показаний, не даёт нам работать, абсолютно, отсутствие информации: кому это нужно? Я даже представления не имел – кто наш враг и как он выглядит? Блин! И в архиве ничего. Да, люди умирали, людей убили во всех экспедициях, но, как – будто так и нужно. Документы, подтверждали факт смерти, не раскрывая секретов пустынь. Знаете, как-то становится не по себе, когда предлагают возглавить экспедицию, за хорошие деньги, ничего не скрывая, рассказывая наперёд об ожидаемых трудностях, раскрывая перед тобой двери секретного архива, где почти в каждом документе сидит какая-то злючка и шепчет: – Откажись, откажись! Убеги, спрячься. Подробности человеческих смертей описаны так реально в архивных документах, что ты эту экспедицию уже начинаешь воспринимать не как возможность доказательства исторического факта, а как пари с самой костлявой. Кто? Кто придумал этот маршрут? Какие границы нельзя переступать? Кто стоит по ту сторону человеческого любопытства? Я старался поставить себя на место наших оппонентов. И ужаснулся. Казалось бы, человечество уже успело совершить все открытия, обнуляющие цивилизацию и, в крайнем случае, перемещая небольшие группы выживших людей, в каменный век. Зачем правители мира сего, каждый раз возвращаются, именно, к этому оружию? Какая тайна заключена в нём? Я реалист. Никто не будет платить бешенные деньги за то, что не нужно, даже археологам, отрывая их из бюджетов своих стран. Но чем дальше мы перемещались по маршруту, тем больше возрастало сопротивление неприятеля, грозя закрыть раз и навсегда этот археологический проект.