Тайное учение даосских воинов - Страница 76
Я ответил, что да, сразу почувствовав к нему симпатию, поскольку Шуриком меня обычно называли только близкие друзья. Я подумал, что он интересуется боевыми искусствами, и кто-нибудь из знакомых направил его ко мне.
– Вы не могли бы уделить мне несколько минут? – очень вежливо попросил парень. – Только мы должны спуститься вниз и поговорить во дворе.
Меня это немного насторожило и заинтриговало, появилось смутное мимолетное ощущение опасности, но я не обратил на это внимания. Я одел ботинки и пошел за парнем. Спускаясь по лестнице, он что-то бормотал, типа:
– Пойдемте, я должен передать вам кое-что очень важное...
Мы спустились с крыльца и оказались на бетонированной площадке в центре дворика. Парень резким движением повернулся ко мне и с неожиданной злобой спросил:
– Сыча помнишь?
Удивленно посмотрев в его холодные серые глаза, я поинтересовался:
– Какого Сыча?
В этот момент он нанес мне удар снизу ножом в живот. Не успев ничего сообразить, я инстинктивно отпрыгнул и скрестным ударом двух рук выбил нож из его пальцев. Другой рукой он выхватил сзади из-за пояса брюк опасную бритву, закрепленную в деревянной рукоятке, и попытался полоснуть меня по глазам. Еле-еле успев откинуться туловищем назад, я рукой защитил глаза от удара и почувствовал, как бритва прошлась по моей кисти, перерезав сухожилия пальцев.
Не давая противнику замахнуться для нового удара, я ударил его ногой в пах и в лицо. Он упал на спину, но тут же приподнялся на руке, продолжая размахивать бритвой. Я выбил бритву, ударив ногой по активной точке на предплечье, и, перепрыгнув через его лежащее тело, очень сильно с оттяжкой нанес удар ногой в подбородок. Голова парня с глухим звуком стукнулась о цемент, тело несколько раз содрогнулось в конвульсиях, и он потерял сознание. Я взглянул на свою руку и увидел глубокие разрезы на пальцах. Мне запомнилось, как из этих разрезов обильно хлынула кровь.
Вспомнив инструкции Ли, я сложил руки ковшиком и начал пил кровь, чтобы хоть частично компенсировать кровопотерю. Открывая ногой двери, я поднялся наверх, домой, перетянул руку резиновым жгутом, перевязал рану и после этого позвонил в «Скорую помощь».
Выйдя во двор встречать «Скорую помощь», я не увидел на земле ни парня, ни ножа, ни бритвы. Мой противник не мог уйти сам, поскольку получил слишком тяжелые травмы, и я подумал, что наверняка у него были сообщники, которые наблюдали за нами и теперь унесли его куда-нибудь.
Потом я узнал, что их было двое, но, чтобы не вызвать подозрений, ко мне пришел только один, рассчитывая застигнуть меня врасплох.
В больнице после операции меня положили в палату с людьми, подозреваемыми в различных преступлениях, так как хирург сообщил в милицию о том, что я поступил с ранением холодным оружием. Около дверей палаты дежурил милиционер. Я утверждал, что порезался случайно и, несмотря на боль, продолжал готовиться к экзаменам.
На следующий день появилась моя мать, во весь голос взывая к высшей справедливости, и вскоре вся больница и ее окрестности были в курсе того, что ее бедного маленького сыночка, невинного, как ангел, поместили в палату с бандитами и убийцами. Поскольку никто не мог вынести ее бешеного напора, мое дело быстро уладили во всех инстанциях, и меня отпустили на экзамен.
По дороге в институт я понял, что за мной следят. Как я впоследствии узнал, люди из окружения Сыча контактировали с Черными драконами. Черные драконы снова вспомнили обо мне. С одной стороны, они жаждали отомстить за Сыча и проучить меня, а с другой стороны, все еще хотели, чтобы я их тренировал. За мной начали следить постоянно, и то, как развивались события, мне очень не нравилось.
Я рассказал Ли о сложившейся ситуации, и он немедленно предложил мне свою помощь, а также помощь своих учеников и учеников его учеников. Я наотрез отказался, решив, что должен сам справиться со своими проблемами, но в первую очередь я так поступил потому, что не хотел впутывать Ли ни в какие истории, боясь подставить его под удар.
Учитель одобрил мое решение и сказал, что все равно должен ненадолго съездить на Дальний Восток и надеется, что к его возвращению все закончится.
Я попросил помощи у товарищей, с которыми я учился в школе, и у ребят, с которыми я когда-то тренировался.
Почти каждый советский школьник так или иначе сталкивался с криминальной средой. Тут были и фарцовка, и принадлежность к враждующим группировкам, и разборки на танцплощадках, и многое другое. Время от времени я слышал, что кого-нибудь из моих знакомых забрали в милицию, что кто-то уже получил срок, или что кого-то ранили во время сведения счетов. Как это обычно бывает в небольших провинциальных городках, почти все друг друга знали или встречали когда-либо раньше, и собрать информацию о тех, кто меня преследовал, оказалось достаточно легко через моих школьных знакомых, связанных с преступным миром.
Мои друзья организовали довольно большую группу поддержки и постоянно следили за мной и за членами моей семьи. Пришлось использовать связи среди врачей, чтобы обеспечить друзей больничными листами для того, чтобы они могли не ходить на работу или в институт.
На пустующем верхнем этаже дома, окна которого выходили в сторону моего подъезда, был установлен круглосуточный пост наблюдения за людьми, входившими во двор или в подъезд. Энтузиасты, дежурившие там и воспринимавшие все происходящее как приятную альтернативу надоевшим будням, были готовы в любой момент прийти на помощь.
Мы получили информацию, что один из милиционеров, принимавших участие в аресте Сыча, оказался его знакомым и был связан с преступным миром. Имя милиционера узнать не удалось, но было ясно, что обращаться в милицию не стоило, поскольку вместо помощи я мог нарваться на неприятности.
Я боялся огласки этой истории и стычек с бандитами еще и потому, что за любую драку или привод в милицию меня могли запросто выгнать из института, не разбираясь, прав я или виноват. Чтобы не позволить кому бы то ни было приблизиться ко мне и затеять драку, тем более что раненая рука еще не зажила, меня повсюду сопровождали «телохранители», наблюдая, нет ли слежки, и не подпуская ко мне близко незнакомых людей.
В день, когда пострадал мой приятель, я возвращался один из сельхозинститута, но издали за мной следили три человека. С этим приятелем мы встречались несколько лет назад. Он мельком заметил меня и пошел следом за мной, пытаясь определить, я это или нет. «Группа поддержки» набросилась на него сзади, беднягу оглушили сильным ударом сбоку по шее и, схватив за руки и за ноги, затащили в подъезд дома, расположенного в небольшом дворике. Все было проделано так быстро и четко, что я этого даже не заметил. Один из «телохранителей» догнал меня и позвал допрашивать задержанного, в котором я опознал своего друга детства. Пришлось объяснить ему ситуацию и попросить прощения.
Я был постоянно начеку, носил сумку за спиной, чтобы она не мешала в случае, если придется драться, не выпускал из здоровой руки «коготь каменной птицы» – короткую палочку, и достиг достаточного мастерства в определении, ведется за мной слежка или нет. Я, как заправский шпион, заходил в кафе, чтобы понаблюдать за улицей, использовал витрины, карманное зеркальце и совершал всевозможные маневры, позволяющие обнаружить опережающую и преследующую слежку.
В один из дней напряженного ожидания развязки я подвергся нападению человека, вооруженного куском арматуры. Атака была такой неожиданной, что мои друзья не успели задержать его. Я ударил нападавшего ногой в колено, перехватил здоровой рукой его руку и вращением внутрь по спирали обезоружил его. Тут подскочили мои товарищи и, быстро нокаутировав беднягу, затащили его в подвал одного из заброшенных домов, предназначенных на снос. Я собирался сдать его в милицию, выйдя через моих знакомых по Комитету Госбезопасности на кого-либо из милиционеров, кому можно было бы доверять. Мне не хотелось допрашивать этого человека с применением жестких мер, но ситуация разрешилась самым забавным образом. Нападавший никогда не слышал ни о Сыче, ни о Черных драконах и оказался обычным ревнивым мужем, по ошибке принявшим меня за хахаля своей жены. Он был так напуган и так искренне извинялся, что мы отпустили его, взаимно решив забыть о недоразумении, и новоявленный Отелло ушел, хромая и чертыхаясь.