Тайное братство - Страница 15

Вскоре послышались голоса и шаги.

Двойные двери в дальнем конце двора распахнулись, и на лужайку вышла группа во главе с Юмбером де Пейро, магистром ордена тамплиеров в Англии, величавым, как и положено по рангу, широкогрудым, с гривой темных с проседью волос. Магистр, казалось Уиллу, заполнил собой весь двор. Рядом с Юмбером шагал король Генрих. Старик, лицо все в морщинах, но пепельные волосы на концах завиты по последней моде. Справа от короля шел принц Эдуард. Светловолосый молодой человек, почти на голову выше всех остальных в группе. Несмотря на молодой возраст — ему тогда был двадцать один год, — он уже имел осанку монарха. Чуть поодаль следовал одетый в черное старик с бледным лицом и впалыми щеками, а за ним на почтительном расстоянии группа пажей, писцов и королевских стражников.

Овейн вышел вперед и поклонился. Вначале магистру, затем королю и принцу.

— Милорды, для меня большая честь приветствовать вас в Темпле. А также вас, почтенный лорд-канцлер. — Он кивнул старику в черном.

Генрих с трудом улыбнулся:

— Сэр Овейн. Рад видеть вас так скоро после нашей последней встречи.

Уилл удивленно посмотрел на Овейна. Он не знал, что наставник встречался с королем.

— Милорд, — произнес Юмбер; голос чуть хрипловатый от возраста и власти, — позвольте пригласить вас сесть, чтобы мы могли побеседовать в удобстве.

— Конечно, — согласился Генрих, окидывая взглядом стол. Двое слуг из королевской свиты уже задрапировали его кресло алым шелком. Генрих сел, и вокруг него, как мотыльки, замелькали пажи. Удалив их взмахом руки, он повернулся к Юмберу. — Для меня загадка, магистр, как вы можете обитать в таких скромных жилищах? Самое богатое сообщество в христианском мире могло бы позволить себе немного роскоши.

— Мы призваны служить Богу, милорд, — спокойно ответил Юмбер, занимая сиденье слева от короля, — а не тешить плоть в роскоши.

Уилл отступил пару шагов назад, чтобы Овейн мог сесть рядом с магистром. Справа от короля сели Эдуард и три рыцаря, включая Жака. Остальные кресла заняли пять писцов — два из дворца и три из Темпла. Одно кресло осталось пустым. Уилл предположил, что оно приготовлено для канцлера, который почему-то остался стоять позади короля, примостившись, как ворон, на спинке его кресла.

Генрих посмотрел на подносы с фруктами и сосуды с вином.

— В таком случае с вашей стороны большая любезность доставлять нам мирские удовольствия своим угощением.

— Да, мой король. — Юмбер кивком приказал слуге налить вина. — Темпл всегда с радостью приветствует своих гостей так, как принято в их собственных чертогах.

Слуга налил в кубок вина и с поклоном поднес королю. Генрих несколько секунд внимательно смотрел на Юмбера, затем начал разглядывать собравшихся. Его глаза остановились на Уилле.

— Кажется, ваши воины с каждым годом становятся все моложе. Или, возможно, это я старею. Сколько тебе лет, мальчик?

— Тринадцать лет и восемь месяцев, мой король. — Краем глаза Уилл заметил Жака, внимательно наблюдавшего за ним.

— А-а-а!.. — протянул Генрих. — Шотландец, если мне не изменяет слух?

— Да, мой король.

— Значит, тебе дарована честь быть подданным двух самых красивых леди на этих островах. Моей жены и дочери Маргарет.

Уилл молча поклонился. Ему было четыре года, когда Генрих выдал свою десятилетнюю дочь за короля Шотландии. Потом отец разъяснил поступок короля. Через Маргарет Генрих наложил руку на Шотландию, чего не могли сделать английские короли в течение столетий.

— Нам, старикам, остается надеяться на молодых — вполне вероятно, они в будущем воплотят наши чаяния. — Генрих пригубил вина из кубка. — В прошлом месяце я заказал лучшему художнику Англии обновить роспись в моих покоях в Тауэре, изображающую падение Иерусалима. Золотой век, когда рыцарские ордена покрыли себя высокой славой, а такие воины, как Годфрид Бульонский, [10]прошли по стопам нашего Господа Иисуса Христа, принося себя в жертву во славу Господа и христианства. Возможно, — добавил он сухо, — эти дни еще возвратятся.

Юмбер вскинул брови:

— Я полагал, мой король, ссуженные деньги пошли на подготовку к Крестовому походу в Палестину. А вы до сих пор проводите время у себя во дворце.

— Зачем так волноваться насчет золотых монет, де Пейро? Они потрачены на добрые дела. Вас слишком заботят такие мелочи. Орден тамплиеров торгует на всех морях и землях, на своих кораблях доставляет пилигримов на Святую землю, собирает пожертвования с королей и знати. А в ростовщичестве вы преуспели не меньше, чем эти чертовы евреи! — Король посмотрел в глаза Юмберу. — Я думаю, вы вводите людей в заблуждение, называя себя бедными братьями — воинами Иисуса Христа.

— К сожалению, мой король, нам приходится воевать на Заморских территориях. А для этого требуются все средства, какие есть. Наша главная цель — осуществить мечту последних двух веков всего христианского мира: отвоевать у сарацинов Иерусалим и установить христианство на всей Святой земле. Мы молимся за это, будучи монахами, а будучи воинами, куем оружие и посылаем людей для укрепления наших заморских гарнизонов, и наконец, будучи просто людьми, мы кое-что производим и продаем по мере возможности с целью преуспеть в делах наших. И если мы не будем делать этого, — добавил Юмбер, впившись взглядом в Генриха, — то тогда кто, мой король? Запад, возможно, и жаждет возвратить Иерусалим, но в наши времена лишь немногие рвутся воплотить эти мечты.

— Вы постоянно прячетесь за свое благочестие, магистр, — бросил Генрих, задетый словами Юмбера. — Орден тамплиеров, как хорошо известно, со всеми владениями и капиталами, — это самостоятельная империя на Западе. Ваши владения неподвластны ни одному королю!

Примерно с полминуты за столом царила полная тишина, пока ее не нарушил мягкий голос принца Эдуарда.

— Какие новости с Востока, магистр? В последнем послании вы писали о нападении монголов на Багдад и несколько других городов. Есть ли причина ожидать вторжения варваров в наши владения?

Генрих нахмурился, недовольный вмешательством сына. Юмбер благожелательно посмотрел на Эдуарда:

— Нет, мы больше не получали никаких вестей, мой принц. Но меня больше тревожат не монголы, а мамлюки.

— Их предводитель Кутуз из бывших рабов, — насмешливо проговорил Генрих. — Какую опасность он может представлять?

— Он прежде всего воин, — возразил Юмбер. — На Западе недооценивают мамлюков. А я, вместе с моими братьями, считаю их очень опасными. Сейчас мамлюков отвлекают от нас только монголы.

— Так давайте радоваться, — проворчал Генрих. — Монголы очень сильны, и, я слышал, в битве они прикрываются христианскими женщинами и детьми. Хорошо, что сейчас с ними воюют сарацины.

— Простите меня, милорд, но вы ошибаетесь. Монголы могущественны, верно, но Церковь уже многих из них обратила в христианство. В Багдаде они убивали только сарацин и не тронули ни одного христианина. А в последнем донесении со Святой земли сообщается о готовящемся походе мамлюков на Палестину. Наши шпионы в Каире докладывают об их начавшейся войне с монголами из-за оскорбления, нанесенного султану. Во главе армии мамлюков стоит самый лучший воин, Бейбарс.

— Бейбарс?

— По прозвищу Арбалет. — Лицо Юмбера посуровело. — Это он устроил бойню, где погибли триста самых лучших воинов тамплиеров. Я говорю о резне в Мансуре, мой король. Битве, закончившей Крестовый поход под предводительством вашего зятя, короля Людовика.

Уилл ощущал, как напрягся стоявший рядом Гарин. Он знал, в чем дело. Гарин в четыре года потерял отца и двух братьев. Жак оказался единственным из семьи де Лион уцелевшим после резни при Мансуре. Уилл перевел взгляд на рыцаря. Циклоп сидел наморщив лоб. Казалось, мыслями он пребывает сейчас где-то совсем в другом месте.

— После того как войско Людовика захватило город Даметта, — продолжил Юмбер, — оно двинулось на юг через Египет, предводимое братом короля, Робером де Артуа. Там оно натолкнулось на армию мамлюков, расположившуюся лагерем у города Мансура. Артуа провел смелый налет на лагерь, не считаясь с приказами короля. Его воины истребили много мамлюков, включая командира дворцовой гвардии. Его место занял Бейбарс и устроил в Мансуре ловушку, зная, что наши воины, преследуя их, войдут в город. Так что мамлюки очень опасны, мой король.