Тайная жизнь, или Дневник моей матери - Страница 12

Выходит, женат. Иден и сама не знала, расстроило это ее или порадовало.

– Я сказал ей, что практически знаком с вами.

– Теперь можете сказать, что и правда знакомы. С радостью повидаюсь с ней, если, конечно, вы не против.

– Мы сейчас нечасто видимся. Она живет с моей женой.

– Понятно. А где живет ваша жена?

– В Аннаполисе. – Он вытянул ноги. – Ваша дочь примерно того же возраста, что и моя. Кэсси, так ведь?

– Это вам Лу с Кайлом рассказали?

– Да все знают, кто такая Кэсси. Включая историю о том, как долго вы пытались забеременеть, а потом еще пролежали три месяца на сохранении.

Иден нахмурилась. Уэйн как-то сказал ей, что его тошнит при мысли о том, что люди узнают самые интимные подробности их личной жизни, стоя в очереди за колбасой.

– Вас не смущает эта чрезмерная публичность? – поинтересовался Бен.

– Порой весьма смущает.

После «Сердца зимы» ее лицо красовалось едва ли не на всех журналах. Иден это даже нравилось – но только до тех пор, пока не ушел Уэйн. После этого ей захотелось раз и навсегда закрыться от назойливого внимания публики.

– Вы уже что-нибудь решили с этим сценарием?

– Сначала нужно провести полноценное исследование. Я собиралась помучить расспросами Кайла, поскольку он единственный, кто хорошо знал мою мать. Но прошлым вечером он сказал мне, что Кэтрин вела дневник. Это способно значительно ускорить работу, если не считать того, что дневник состоит из полудюжины тетрадей, а Кайл намерен выдавать мне их строго по одной.

Улыбка медленно сползла с губ Бена.

– Он хочет удержать вас здесь как можно дольше. Кайл был вне себя от радости, когда узнал, что вы приезжаете.

– Понятия не имею почему. Со мной у него связаны далеко не самые приятные моменты в жизни. В любом случае я не собираюсь работать только по дневникам, поскольку уже сейчас представляю, как бы мне хотелось подать ее на публику. – Иден вскинула голову: – Вот вы, что вы о ней думаете? Как человек, который знает о ней только понаслышке?

Бен прожевал кусок сэндвича.

– Она была своего рода отшельницей, – заметил он. – Больше всего на свете ценила одиночество. Лично мне это трудно понять. Я бы предпочел лечь под поезд, лишь бы не проводить всю жизнь одному.

– Все верно, – сказала Иден. – Никто ее не понимает, и все из-за того, как ее изображали в прошлом. Я хочу изменить это. Хочу, чтобы люди перестали наконец думать: а, опять эта чокнутая Кэтрин Свифт.

– Сколько ей было лет, когда она начала вести дневник?

– Тринадцать.

– О чем может писать тринадцатилетняя девочка?

– Да много о чем. Она была вспыльчивой и импульсивной. А еще очень одинокой. Другие дети ее не любили. Она постоянно попадала в разного рода истории. Когда у нее случились первые месячные, ее мать – моя бабка – просто обезумела и отрезала ей волосы. Тогда-то она и сбежала из дома. И нашла свою пещеру.

Бен глянул в сторону пещеры.

– А вы помните, как там внутри? – Он спросил это едва ли не шепотом, как будто понимал, что затрагивает особую тему.

Иден тоже взглянула на насыпь, расположенную по ту сторону поля. Ей даже показалось, что она способна разглядеть отсюда темное пятно в том месте, где валуны прикрывали вход в пещеру.

– Мне было только четыре, когда ее запечатали. Боюсь, мои воспоминания слишком расплывчаты.

– Закройте глаза.

– Что?

Бен отложил свой сэндвич.

– Мой брат – психоаналитик. Всякий раз, когда я не могу чего-нибудь вспомнить, он предлагает мне закрыть глаза. И картинка действительно всплывает у меня в голове.

Иден послушно закрыла глаза, прислонившись к металлическому борту машины. Сначала ей удавалось сконцентрироваться только на ручье, шумевшем где-то неподалеку. А затем она услышала: клак, клак, клак печатной машинки, приглушенное тряпочными затычками, которые мать вставляла ей в уши. Иден ощутила у себя на руках прохладный воздух. Пещеру тускло освещали висевшие на стенах фонари и свечи, которые были расставлены по каменным уступам. Неудивительно, что комната была заполнена тенями. Иден играла со своими друзьями, сталагмитами. Она совсем позабыла о них – об этих причудливых формациях, принимавших в ее детском воображении облик людей.

Ее мать сидела на деревянном стуле, а на столе перед ней высилась допотопная печатная машинка. По полу были рассыпаны бумажные страницы. Лица матери Иден почти не помнила – только руки, с их гладкой кожей и тонкими, изящными пальцами. Руки Кэтрин никогда не замирали. Клак, клак, клак…

Иден открыла глаза. Бен внимательно смотрел на нее.

– Я уж испугался, что вы совсем застряли в прошлом.

– Я вспоминала сталактиты и сталагмиты. Титс и митс – так она их называла. В пещере их было полно. Я играла с ними, пока мать печатала. Когда же она заканчивала, то сажала меня на колени и читала отрывки из новой книги. – Голос ее слегка дрогнул. Она совсем забыла о тех далеких ощущениях.

Бен, наклонившись вперед, коснулся ее колена.

– Не так-то просто вам будет снять этот фильм, – заметил он.

Не следовало ей так открываться перед ним. С каждым словом она становилась все ранимей.

– Не думаю, чтобы это было так уж трудно. – Быстро поднявшись, она выпрыгнула из машины. – Пожалуй, мне пора идти. Спасибо за сэндвич.

– Не покажете мне, как вы это делаете? – спросил он.

– Что?

– Так быстро переключаете эмоции. – Он смотрел на нее, прищурившись.

– Не понимаю, о чем вы.

– Думаю, понимаете. В один миг вы полны грусти, а уже в следующее мгновение на лице у вас сияет улыбка.

– Честно говоря, обычно я справляюсь с этим куда лучше, – со вздохом признала Иден. – Здесь я чувствую себя слишком беззащитной. Обычно я с такой легкостью изображаю, будто у меня все в порядке, что со временем и сама начинаю в это верить.

– Давайте так: я научу вас вести раскопки, а вы научите меня вашим хитростям. Не хотите поужинать сегодня со мной? Ничего особенного, так, чисто платоническая встреча, – улыбнулся он. – В том смысле, что мне известно про ваши отношения с Майклом Кэрри.

– Мы с Майклом – просто друзья. – Иден едва не застонала от отчаяния. – И зачем вам приглашать меня на ужин, если вы и так все обо мне знаете?

Бен проигнорировал ее вопрос.

– Заеду за вами в семь.

В принципе, она была совсем не против. Уж лучше поужинать с ним, чем с Лу и Кайлом.

– Давайте лучше встретимся где-нибудь в городе.

Так Иден сможет контролировать ситуацию. И ей не придется сидеть с ним дольше, чем она сама того пожелает.

– В семь у «Шугар-Хилл», – сказал Бен. – Кайл объяснит вам, как туда добраться. И не забудьте взять свою находку, чтобы похвастаться перед ним.

Иден прошла через поле к яме, взяла там кусок керамики и направилась к насыпи, все время чувствуя на себе взгляд Бена. Чего он добивался? Она бы и так познакомилась с его дочкой – для этого вовсе не нужно было звать ее на свидание. А может, ему хотелось написать своим близким, что он ужинал с самой Иден Райли? К счастью, у Бена не было иллюзий насчет того, что она захочет переспать с ним. Не исключено, что он хотел подыграть таким образом Кайлу и ускорить тем самым свою карьеру. Что хорошего бесконечно торчать в этой глуши? А может, он просто чувствовал себя здесь слишком одиноким. Какая, впрочем, разница, чего он добивался? Иден знала: если ей чего и следует бояться, то это не его чувств, а своих.

«Шугар-Хилл» был любимым рестораном Бена в этом местечке. Ему нравилась его непритязательная атмосфера, нравился запах дерева. Внутри всегда было темно, что давало Бену иллюзию неузнанности. В центре помещения находилась танцплощадка, а вдоль одной из стен тянулся бар.

Устроившись за столиком в углу и наблюдая отсюда за дверью, Бен пытался вспомнить, доводилось ли ему ужинать за последние полтора года с кем-нибудь, кроме Лу и Кайла или Сэма и Джен. Получалось, что нет. Если не считать, конечно, тюрьмы, но там ему приходилось мириться с любыми сотрапезниками.