Тайна знатных картежников - Страница 26

— Что такое? — спросил я, на всякий случай оглядываясь по сторонам и понижая голос до шепота.

— Вот… вот… — он трясущимся пальцем указал на альбом. — Это он!

— Кто?

— Пижон!

Я аккуратно взял альбом у него из рук — и увидел репродукцию. Батюшки, это действительно был наш Пижон — так сказать, ещё больше похожий сам на себя в старинном мундире с кружевами, золотыми пуговицами, золотыми эполетами, золотым шитьем и в красивом пудреном парике.

Подпись под репродукцией гласила:

«Ропотов А. В. Портрет графа Александра Кутилина (также известен как «Портрет игрока»), 1782.»

Мы сидели на скамье, и я читал вслух:

«Графы Кутилины были самыми богатыми и могущественными землевладельцами во всей губернии… Его сын, Александр Кутилин, был известен также под прозвищем «Игрок», потому что после прибытия в Санкт-Петербург на службу в свой гвардейский полк, он стал одни из самых заядлых картежников в придворном обществе. Он, однако, сумел преодолеть свой порок, завоевать всеобщее уважение и, пройдя вместе с Суворовым практически все его кампании, дослужиться до чина бригадного генерала. Многие историки считают, что именно он послужил главным прототипом «были» великого русского поэта Николая Языкова — повести в стихах «Сержант Сурмин», в которой рассказывается про юного сержанта лейб-гвардии, который проигрывался в пух и прах и чуть не погубил себя, но в его судьбу вовремя вмешался всемогущий премьер-министр Екатерины II князь Потемкин. Согласно легенде, Потемкин, к которому обратился обеспокоенный Кутилин-старший, давний друг князя, пригласил молодого человека к себе и играл с ним до тех пор, пока «Сурмин»-Кутилин не проиграл все вплоть до мундира и нижней одежды и не оказался перед необходимостью возвращаться домой в самом постыдном виде. Тогда Потемкин простил его и вернул мундир и все проигранное, предварительно взяв с него клятву, что тот никогда больше не притронется к картам. Позднее князь Потемкин, продолжавший покровительствовать молодому человеку, помог ему жениться на одной из самых красивых, богатых и знатных невест (в поэме Языкова эти события объединены во времени). Перевоспитанный граф стал одним из самых блестящих и знаменитых людей своего времени. Он не только сделал великолепную военную карьеру, но он также покровительствовал искусствам, и его портрет работы Ропотова является одной из жемчужин коллекции местного музея. В своем завещании граф Александр Кутилин заклинал своих потомков не прикасаться к картам и предсказывал большие беды тому, кто посмеет нарушить его завет…»

— Озвереть можно! — с досадой сказал Ванька. — Представляешь, как давно мы бы обо всем догадались, если бы перелистали один из этих треклятых альбомов не полгода назад, а вчера или позавчера, перед встречей с Пижоном — и встретились с ним, хорошо помня портрет! Вот бы мы его огорошили! «Здравствуйте, граф Кутилин!» — сказали бы мы! Он бы, небось, от удивления копыта отбросил! Просто локти хочется кусать, как подумаешь, что главный ключ все время был у нас под самым носом — и мы его не заметили! Но кто ж знал, что надо всего лишь разок заглянуть в альбом, чтобы все стало простым и ясным? Ты знаешь, я теперь понимаю, почему лицо Пижона показалось мне смутно знакомым!..

Я кивнул.

— Топа не зарычал на него, потому что учуял в нем потомка законных владельцев всех окрестных земель. То, что Пижон — из графов Кутилиных, и, возможно, главный наследник всего рода, сомнению не подлежит. Остаются два вопроса: ЗАЧЕМ он приехал сюда и ГДЕ он сейчас?

— Не переусложняй! — сказал мой братец. — Зачем — это и ежику понятно. Он приехал сюда, чтобы забрать спрятанные семейные сокровища, которые находятся в подвалах нашего дома, а монахи тоже знают об этих сокровищах и узнали они об этом незаконно. Чисто случайно наткнулись на какие-то свидетельства о кладе, и теперь когти рвут, чтобы опередить законного наследника! Ты прав, это не Степанов, а они похитили Пижона, чтобы устранить его со своего пути! Вот тебе и ответ на второй вопрос — Пижон заперт где-то на острове!

— Пижон не был уверен, что то, что он ищет, — (сейчас, когда могли сбыться самые невероятные надежды, я из почти суеверной осторожности избегал слова «сокровище»), — находится в нашем доме, — напомнил я. — А вот монахи были уверены в этом на все сто! Я думаю, он знал лучше монахов, потому что им наверняка достались только обрывки сведений, по чистому везению, а у Пижона наверняка имеется на руках полный набор ключиков, оставленный ему его предками. И тогда вопрос, почему, схватив Пижона, они не оставили в покое наш дом — ведь они к тому времени должны были вытрясти из Пижона всю информацию и понять, что архиерейское подворье на острове Коломак является более вероятным тайником? Почему они не отправились туда?

— А почему ты так уверен, будто монахам удалось что-то вытрясти из Пижона? — язвительно возразил Ванька. — На его месте я бы пустил их по ложному следу, чтобы выиграть время! Ладно, раскалываюсь, сказал бы я им, тот дом, в котором мы все побывали — он самый, с сокровищами! И ни словечком не обмолвился бы про архиерейское подворье. Пижон виделся с отцом — и должен был понять, что он не из тех людей, с которыми стоит связываться и пытаться так или иначе надуть или выкурить из дому! Что если монахи не оставят наш дом в покое, то наживут крупнейшие неприятности! А за то время, пока они будут расхлебывать эти неприятности, любой разумный человек сумеет выбраться из старого амбара или заброшенной избы. И он ведь оказался прав! За эту ночь и утро он десять раз мог освободиться, выбив где-нибудь доски или сделав подкоп, и я не удивлюсь, если он уже давным-давно на острове Коломак и откапывает сейчас семейные сокровища — если уже не откопал!

Да, как я говорил, в сообразительности моему брату отказать было нельзя. А он продолжал с прежним воодушевлением, увидев, как внимательно я его слушаю.

— Да, и все это возвращает нас к моей идее насчет исповеди!

— Насчет исповеди? — эхом откликнулся я, не очень улавливая, о чем толкует мой брат. Мое внимание было в этот момент сосредоточено на репродукции: мне показалось, что я различаю некую занятную деталь… Впрочем, в следующую секунду я уже понял, что имеет в виду мой брат.

— Ага, насчет исповеди! — возбужденно провозгласил он. — Ну, как в «Двенадцати стульях», где отец Федор выслушал исповедь мадам Петуховой, узнал о бриллиантах в стуле и решил отыскать их, опередив Кису Воробьянинова… Здесь произошло то же самое! Монахи выслушали исповедь отца Пижона и решили опередить законного наследника! Допустим, в их семье было правило, что отец может рассказать о сокровищах старшему сыну только перед смертью — или хранить письмо, которое сын может вскрыть только после его смерти! А там сыну предстояло решать, забрать сокровища или сохранить их для следующих поколений — как семейный НЗ на самый крайний случай! Пижон решил, что хватит сокровищам лежать в земле, надо их в конце концов забрать! А может, он узнал, что на исповеди отец проговорился о сокровищах — и решил перепрятать их в другое место, испугавшись, что оно попадет в руки чужаков! Как бы то ни было, монахи не могли знать о точном месте тайника, у них были лишь самые общие намеки, а Пижон знает все, до самых крохотных деталей и примет! Вот почему монахам так было нужно выследить Пижона и схватить его!

Что ж, все это выглядело очень правдоподобно. Ванька был так вдохновлен своими догадками, что готов был развивать их до бесконечности. Но я его остановил.

— Думаю, ты прав, — сказал я. — Но давай не будем терять времени. Кажется, нам надо топать в музей и внимательно поглядеть на оригинал. Смотри, — я указал ему на левый нижний угол репродукции, — похоже, здесь изображена золотая монета, а над ней сделана какая-то надпись. Спорить готов, это последний ключик к тайне сокровища графов Кутилиных!

— А ведь точно! — мой братец даже присвистнул. — Вот она!