Тайна знатных картежников - Страница 24

— Да прибрать этих шутов, и вся недолга! — проворчал один из его спутников.

— Не так все просто, — задумчиво возразил Степанов. — Тут есть, что покопать… А вот мы и на месте! — он опять широко улыбнулся мне, притормозив прямо напротив главного входа в парк аттракционов. — В общем, передай все это своему старику и скажи, что я, если что, в моем офисе. Понял?

— Понял, — пробормотал я. — Спасибо.

Степанов хмыкнул. Похоже, он был в самом приподнятом настроении.

— Всегда звони мне, когда понадобится машина с шофером. До скорого!

Я ещё раз поблагодарил его и побежал по аллеям и площадкам парка, внимательно выглядывая моего брата.

Итак, Степанов схватил «вонючку», как я мысленно называл шутника-идиота, запустившего в наш дом «дымовухи». То есть, этих шутников, оказывается, было несколько — и Степанов, и его спутник говорили о своих пленных во множественном числе. Двое-трое Чумовых? Но отец твердо заявил, что «вонючки» не имеют к Чумовым никакого отношения!.. Может, он успел разглядеть, как Степанов отплывает на катере вместе с пойманными паршивцами… Так, может быть, поэтому отец и хохотал?! Они с Топой прочли следы — и по следам отлично поняли, что произошло. Отец живо представил себе, как Степанов сперва не мог понять, что происходит… Степанов, который принял объяснения отца, из какого единственного места может быть совершена попытка поджога, за намек, за руководство к действию — и устроил на всякий случай засаду возле рощицы! Он видит двух-трех созданий, на вид совершенно безобидных, например, маленьких ребят, и сперва не обращает на них большого внимания. Может быть, он даже обругал их про себя: мол, болтаются там, где вот-вот могут появиться поджигатели, как бы все дело не испортили!.. А затем эти якобы безвредные существа залезают на дерево и начинают пулять огненными стрелами!.. Представляю себе, что с ними было, когда они вдруг обнаружили себя под прицелом бандитских стволов — особенно если они и впрямь намеревались всего лишь пошутить!..

Отец считал, что знает почти наверняка, кто они такие. Сумею ли и я догадаться, складывая кусочки того, что мне известно, в цельную картинку? «Двинемся шаг за шагом, — сказал я сам себе. — Вот Степанов наблюдает за рощицей, он с подозрением смотрит на любого, кто всего лишь проходит через её опушку, срезая дорогу к дому… И, каким бы безвредным ни выглядел человек, Степанов уж точно не позволит ему залезть на дерево, а вовремя перехватит и обыщет, нет ли при нем зажигательной смеси и лука или рогатки… Да любого, кто подойдет к дереву, Степанов схватит за шиворот, не успеет тот залезть и на метр, выгляди он хоть тысячу раз безобидным! Да, и не надо забывать, что «вонючек» было по меньшей мере двое — и Степанов умудрился их упустить и дать им сделать свое дело, и теперь чувствует вину! Да как такое могло быть? Как Степанов мог не обратить внимание на кого-то, находящегося в рощице, за исключением годовалых младенцев и кого-нибудь, кто одним своим видом внушает глубокое уважение — например, священники…»

У меня перехватило дыхание. Вот оно! Я уцепился за ключевое слово! Конечно, два монаха! Которых так тянуло к нашим подвалам! Под своими длинными рясами они могли спрятать все, что угодно, включая короткие стрелы и компактные самодельные арбалеты, и даже довольно длинные луки! Да ведь и Степанов упомянул, что его «взяли на пушку» — то есть. Обманули за счет внешнего вида!

Теперь я мог живо представить всю сцену.

Степанов, конечно, заметил пару монахов — но не насторожился. Не насторожился даже тогда, когда они — или один из них — полезли на дерево, хотя и удивился, наверное. «Все ясно, — решил он. — Попы заблудились и в отчаянии полезли на дерево, чтобы разглядеть, в какой стороне от них пристань, в какой город и все остальное. Ну и пусть их!» Может и похихикал, издеваясь над неуклюжими движениями монахов, которым, конечно, в их длинных рясах совсем несподручно лазить по деревьям.

Он и его люди с нетерпением ждут, когда монахи «провалят», чтобы они не сделались ненароком ненужными свидетелями… И вдруг!.. Летят огненные стрелы — Степанов «вырублен» от изумления и ярости — живо могу представить себе его перекошенное ошеломлением и бешенством лицо — его мощный рев насмерть перепуганные монахи, которые и заподозрить не могли, во что они собираются вляпаться — и вот они лежат, крепко связанные, на дне катера, все ещё не в силах осознать до конца, что с ними произошло, а Степанов продолжает сыпать во все стороны отборными ругательствами, злой до чертиков, что его провели «два паршивых попика»…

Представив все это в, так сказать, жизненную величину и со всеми яркими подробностями, я не смог удержаться от хохота. Я повалился на ближайшую скамью. Потому что не мог идти, а проходившие мимо с большим подозрением косились на меня, пока я ржал, и подвывал, и всхрипывал, и всхлипывал, и дрыгал ногами.

Затем мой смех оборвался так же резко, как и начался. Я подумал о Пижоне. Мы считали за данность, что его похитил Степанов. Но так ли это? Если Степанов играл честно и только старался помочь, а вот монахи пытались нам напакостить… То, получается, если Пижон что-то знал, то именно монахи были его конкурентами, и именно для них имело смысл схватить Пижона — либо чтобы устранить конкурента, либо чтобы выпытать из него то, что они ещё не знали. Да, монахи в роли похитителей выглядели теперь намного вероятней, чем Степанов. И тогда снимался вопрос об этой неувязке со временем, так меня смущавший. Допустим, монахи остались на острове, зная, что вот-вот должен приехать на паромчике их главный конкурент… Почему они не схватили его по пути к нашему дому, чтобы не дать и словечком перемолвиться с отцом? Да потому что три четверти пути его сопровождал Топа, спохватился я! Монахи успели достаточно познакомиться с нашим псом, чтобы не рискнуть и близко подойти к человеку, которого тот охранял… Но, если монахи схватили Пижона, то что они с ним сделали? Заперли в каком-нибудь заброшенном амбаре, вот что! И, если так, то Пижон сейчас томится там, беспомощный, страдающий от голода и жажды — потому что его похитители попали в лапы к зверю покруче их самих!

В любом случае, путь к спасению Пижона лежит через офис Степанова.

Я встал со скамьи и отправился дальше разыскивать моего брата. У меня было что ему рассказать, и он никак не сможет издеваться, что я только зря потратил время, не застав отца Василия дома! Наоборот, ему останется только завидовать моим приключениям и открытиям, которые мы могли бы сделать вместе, если бы не его идиотская упертость в обожаемые им аттракционы!

Два или три раза обойдя весь парк, я в конце концов нашел Ваньку в тире: приклад духового ружья плотно прижат к его плечу, левый глаз смешно прищурен. Он старался выбить достаточно очков, чтобы выиграть свою голубую (или, если быть, точным, ярко-желтую с коричневыми ушами и брюхом) мечту: огромного плюшевого медведя. Я тихо встал рядом с ним и вгляделся в концентрические круги его мишени. Насколько я мог разобрать, он уже выбил очень неплохой счет, но до плюшевого чудовища ему ещё оставалось порядка ста двадцати очков — то есть, двенадцать попаданий в десятку, или не меньше пятнадцати менее точных выстрелов. А у Ваньки оставалось всего три пульки на жестяном блюдечке и одна в ружье. Сколько денег он уже просадил в тире и сколько пулек израсходовано зря — оставалось только гадать.

Ванька нажал курок, раздался гулкий хлопок. В зоне восьмиочковых попаданий появилась ещё одна дырочка. Да, для своего возраста мой брат стрелял очень и очень недурно, но все-таки до снайпера ему было ещё далеко.

— Это ты? — рассеяно удивился он, когда выпрямился, чтобы перезарядить ружье. — Так быстро?

— Да, так быстро, — ответил я. — Давай, завязывай со своей пальбой, и пошли поговорим. У меня грандиозные новости!

— Одну секунду! — откликнулся он. — Только не подгоняй меня, а то я промажу!

Он два раза выбил по девять очков, и один раз пять.

— Слишком мало… — вздохнул он, кладя ружье. — Сколько там у меня?