Тайна замка Амрок - Страница 9

За несколько дней до зимнего солнцеворота, ближе к полудню, ко мне явился по времени наш конюх.

— Хорошо бы тебе взглянуть на эти следы! — сказал он. — Я никогда такого не видел, чтоб мне лопнуть.

Со внешней стороны крепостной стены, у самого моста действительно были следы, оставленные на снегу… Я решил, что это проделки шута, который от безделья из дурака сделался недоумком. Видели ли вы, господа, когда-нибудь следы курицы?

— Чу то за чушь? — удивился Тью.

— Ты увидел на снегу следы курицы? — расхохотался Фаэрти.

— Да, господин. Следы курицы величиной с хороший сельский дом. Они были глубокими, что не удивительно при таких размерах.

— Гм… А откуда вели эти следы и где они заканчивались? — спросил кхитаец, прищурившись.

— Начинались они сразу перед мостом со стороны ворот, но на самом мосту их не было и за мостом — тоже. Казалось, будто бы исполинская курица спорхнула с неба. Кто бы ни был это… оно обошло замок дважды и исчезло у края пропасти.

Я взял на себя смелость доложить об этом его милости.

— Это удивительно, — сказал он рассеянным голосом. — Удивительно.

— Ваша милость не желает взглянуть? — спросил я.

— Не теперь… после… — проговорил граф, и кое-что новое вдруг увидел я в лице своего господина. Не страх, не волнение перед неизвестным — то была тоска, глубокая внутренняя боль.

— Может, вашим слугам лучше устроить засаду на это чудище? — предложил я. — Тогда мы смогли бы понять хотя бы, с чем имеем дело.

— Не думаю, — отвечал он. — Понять это вам не удастся.

На свой страх и риск две ночи кряду я, конюх и мажордом Джокс дежурили на крепостных стенах в надежде подкараулить чудовище. Но оно не появлялось. Не было его и на третью ночь, когда мы бросили нашу вахту — уж больно холодно было на стене! А следующей ночью произошло нечто неслыханное.

Грохот и ужасный вой разбудили меня и прочих слуг в замке. Доносились эти звуки со стороны ворот. Мигом мы вооружились и, прихватив пылающие факелы, бросились на стену. То, что мы увидели оттуда, испугало даже безмозглого шута!

— Воистину так, — вставил Баркатрас.

— Чудовище, огромное, на птичьих лапах, с длинным хвостом, усеянным роговыми шипами, стояло у ворот. Зверь был покрыт крупной зеленоватой чешуёй, голова его напоминала голову жабы, если бы у жаб бывали клыки. Из ноздрей валил пар, глаза горели злобой. Конюх закричал, как ребёнок, и повалился без чувств.

Чудовище пыталось ударами своего хвоста высадить ворота, и они уже начали поддаваться. Хочу заметить, ворота эти не сломать самым крепким тараном!

Как ни велика была ярость этого зверя, не она им управляла, о, нет. На спине его, в особом седле сидел человек — очень большого роста, повыше господина из Киммерии. С головы до ног всадник был закован в молочно-белые доспехи. На плече его висел щит с изображением падающей звезды, а в руках он держал боевое рыцарское копьё.

Всадник, приподнимаясь на стременах, кричал злые слова, а наш господин — он стоял прямо над воротами, на смотровой площадке, — отвечал ему.

— Ты не уйдёшь от моего гнева, вероломный похититель чужих невест! — раздавался громовой голос неизвестного рыцаря.

— Откуда ты знаешь язык этих мест? — насмехался его милость. — Выучил, пока шлялся по пустошам?

— Я научился твоему языку, чтобы ты понял смысл проклятий, которые я обрушу на твою голову! — отвечал пришелец. — Принимай мой вызов, иначе я похороню тебя под обломками твоих стен!

— Убирайся восвояси! — воскликнул граф Амрок. — Ты сам виноват в том, что случилось. Она больше не принадлежит тебе.

— Трус! Ночной вор!

— Глупец! Проваливай, пока цел!

Мы не стали мешкать и принялись обстреливать чудовище и всадника из луков и арбалетов.

Стрелы не причиняли вреда обоим, отскакивая, как от камня. Но зверь хотя бы перестал ломать ворота. Он рычал и выл, размахивая передними лапами, — несообразно маленькими для такой большой туши.

Его милость жестом подозвал меня к себе. От моего факела от поджёг фитиль, торчавший из небольшого туго набитого мешочка.

— Получай! — вскричал он и метнул мешочек под ноги чудовищу. Раздался взрыв, и зверь, испугавшись, метнулся прочь. Его вой, потрясающий стены, донёсся издали и вдруг стих.

— Может, он упал в пропасть? — предположил я.

Его милость с сожалением покачал головой. Он был бледен, и руки его тряслись, хоть он и держался с великим достоинством.

— Он ещё вернётся, — сказал граф. — Но, надеюсь, не сегодня. А сейчас отправимся в тепло и отпразднуем нашу победу.

Его светлость весь переполнялся лихорадочным возбуждением. В холле он приказал Джоксу, чтобы тот немедленно подал лучшего вина на всех.

— Граф не пьёт со слугами, но полководец может выпить со своими солдатами! — заявил он.

Мы были в смущении и растерянности. Ещё бы — пробуждение посреди ночи, встреча с чудовищем, а теперь ещё и пир! Кроме того, мы постепенно осознали, что оказались в осаждённом положении. Одно дело, когда стихия не пускает вас из дома, совсем другое — когда чья-то неведомая агрессивная мощь пытается ворваться извне. Должно быть, уныние при этих мыслях отразилось на моём лице.

— Не хмурься, старина! — воскликнул хозяин. — У меня ещё много чудесного порошка, произведённого по старому кхитайскому рецепту. Его действие ты только что видел. Он отпугнёт от замка любую нечисть!

— Да, это замечательный порошок, — молвил Тьян-по. — У меня на родине его используют для праздничных огней, фейерверков. Очень красиво!

— Интересно, — полюбопыствовал Ченси, — а в военных целях его можно применять? Должно быть, порошок обладает большой разрушительной силой.

— Весьма большой! — подтвердил кхитаец. — Однажды, во время праздника риса, целое селенье взлетело на воздух из-за неосторожного обращения с порошком. Хорошо, что его не используют в сражениях.

— Согласен, — буркнул варвар. — В битве главное — не победа любой ценой, а доблесть. Однако граф молодчина. Может, он и испугался чудища, но сообразил взорвать свою детскую хлопушку!

— Не думаю, господин, что граф боялся чудовища, — мягко возразил Грателло. — Скорее, его милость испытывал чувство неловкости перед его хозяином…

— Что ты болтаешь? — ухмыльнулся Ченси. Мы уже смекнули, что дядя увёл женщину из-под носа какого-то чудака, разъезжавшего на драконе или гиппопотаме. При чём тут неловкость? Обычное дело.

Фаэрти и Тью расхохотались, покачнувшись на стульях.

— Если господа всё время будут перебивать и без того медлительного рассказчика, — вставил шут, — то мы все, исключая даму, обзаведёмся седыми бородами до полу, пока он закончит.

Грателло стоял, подобный неудачно сработанной статуе. Годы, проведённые без хозяина, сказывались: былая выдержка начинала изменять ему. Он испугался, что случайно выдаст присутствующим то, что на самом деле о них думает. Чтобы этого не произошло, лакей торопливо подбежал к столу, распечатал два полных кувшина с вином и наполнил кубки гостей.

— Рассказывай дальше, — велел Тью, взмахнув полуобъеденной индюшачьей ногой, причём брызги жира пролетели в опасной близости от лица стряпчего.

Тот и бровью не повёл.

— Мы вошли в залу. Вот в эту самую залу, — продолжал Грателло, вернувшись на место. — И в объятия его милости кинулась прелестная молодая леди. Я видел её в неровном свете нескольких свечей — их было слишком мало, и тут дарил полумрак. Но и он не мог скрыть красоты незнакомки. Её полупрозрачные одежды переливались — они тоже источали свет, призрачный и чарующий, похожий на мерцание светлячка. Она быстро говорила на неведомом мне языке и покрывала лицо его милости поцелуями.

— Можете идти, — сказал граф нам, — пейте за моё здоровье.

И лично затворил двери за нами. До утра никто из нас не сомкнул глаз. Все гадали — откуда взялась в замке эта женщина?

С того дня она перестала таиться. Её часто можно было видеть рядом с его милостью. Понемногу она освоила бритунское наречие и распоряжалась нами, как госпожа. Нам оставалось только принять все как есть.