Тайна за семью печатями - Страница 16
– Да, но я должен платить аренду и налоги за эти помещения, а также зарплату сотрудникам, – сказал в свою защиту управляющий.
– Значит, моему папе будет дешевле вернуть книги, чем платить вам всю сумму, указанную на обложке?
Старший инспектор Блейкмор пожалел, что сэра Уолтера Баррингтона нет в живых. Ему бы понравился этот разговор.
– Может, вы скажете мне, сэр, – продолжал Себастьян, – как много книг необходимо вернуть?
– Восемь в твердой обложке и одиннадцать – в мягкой.
В этот момент в кабинет вошел Гарри.
Старший инспектор Блейкмор объяснил ему суть про исшедшего, потом добавил:
– На этот раз, мистер Клифтон, я не буду выдвигать против мальчика обвинение в магазинной краже, ограничусь предупреждением. Предоставлю вам, сэр, позаботиться, чтобы ваш сын больше не совершал столь безответственных поступков.
– Да, конечно, старший инспектор, – ответил Гарри. – Я очень вам благодарен и попрошу моих издателей немедленно возместить недостачу книг. А ты, мой мальчик, лишаешься карманных денег до тех пор, пока не будет возвращено последнее пенни, – добавил он, повернувшись к Себастьяну.
Мальчик закусил губу.
– Спасибо, мистер Клифтон, – сказал управляющий и робко добавил: – Я тут подумал, сэр, раз уж вы здесь, не будете ли вы так добры подписать оставшиеся в наличии экземпляры?
Когда мать Эммы Элизабет отправилась в больницу на обследование, она попыталась заверить дочь, что волноваться незачем, и попросила не говорить Гарри или детям, чтобы попусту не тревожить.
Это, конечно же, расстроило Эмму. Вернувшись в Баррингтон-Холл, она позвонила Джайлзу в палату представителей, а затем – своей сестре в Кембридж. Джайлз и Грэйс бросили все и на ближайшем поезде отправились в Бристоль.
– Будем надеяться, что я не зря переполошила вас, – сказала Эмма, забрав их с вокзала Темпл-Мидс.
– Будем надеяться, что ты зря переполошила нас, – ответил Джайлз.
Поглощенный мыслями, он молча смотрел в окно всю дорогу к больнице.
Еще до того, как мистер Лангборн прикрыл дверь в свой кабинет, Эмма почувствовала, что новости их ждут недобрые.
– Хотелось бы знать простой способ сообщить вам это, – заговорил специалист, как только они сели, – но, боюсь, такового нет. Доктор Рэберн, который несколько лет был семейным врачом вашей мамы, провел обычное обследование и, когда получил результаты анализов, направил ее ко мне для углубленного исследования.
Эмма сжала кулаки, как порой делала в детстве, когда очень нервничала или попадала в неприятности.
– Вчера, – продолжил мистер Лангборн, – я получил результаты из клинической лаборатории. Они подтвердили опасения доктора Рэберна: у вашей матери рак груди.
– Ее можно вылечить? – тотчас спросила Эмма.
– В настоящее время для человека ее возраста лечения нет. Ученые надеются на определенный прогресс в будущем, но, боюсь, недостаточно близком для вашей мамы.
– Мы можем что-нибудь сделать? – спросила Грэйс.
Эмма потянулась и взяла сестру за руку.
– В течение ближайшего времени ей понадобится вся любовь и поддержка, которую можете дать вы и ваша семья. Элизабет замечательная женщина и после всего, что ей пришлось испытать, заслуживает лучшей участи. Она ни разу не пожаловалась – это не в ее духе. Она типичная Харви.
– Как долго ей осталось быть с нами? – спросила Эмма.
– Боюсь, это вопрос скорее нескольких недель, чем месяцев.
– Тогда я должен кое-что ей рассказать, – сказал Джайлз, до этого мгновения не проронивший ни слова.
Инцидент с магазинной кражей, как только о нем прослышали в школе Святого Беды, превратил Себастьяна из «немного нелюдимого» в кого-то вроде народного героя, и те мальчишки, которые прежде даже не замечали его, теперь приглашали в свои компании. Гарри начал верить: вот он, поворотный момент. Однако, когда Себастьяну сообщили, что бабушке осталось жить всего несколько недель, мальчик снова замкнулся в себе.
Джессика пошла в первый класс в «Ред мэйдс». Она занималась намного усердней Себастьяна, но не стала первой ни по одному предмету. Учительница рисования поделилась с Эммой своим сожалением, что ее предмет непрофилирующий, потому что Джессика в восемь лет обладает более ярким талантом, чем она сама в последний год обучения в колледже.
Эмма решила не пересказывать этого разговора Джессике, но позволить девочке самой узнать, насколько она талантлива, – когда пробьет ее час. Себастьян то и дело твердил ей, что она гений, но много ли он понимал? Он и Стэнли Мэтьюза[11] называл гением.
Месяц спустя Себастьян провалил три проверочные работы буквально за несколько недель до вступительных экзаменов в Бристольскую классическую школу. Ни у Гарри, ни у Эммы не хватило духу критиковать сына – настолько он был расстроен и подавлен состоянием бабушки. Всякий раз после школы он сопровождал Эмму в больницу, забирался к бабушке на кровать и читал ей свою любимую книгу, пока она не забывалась сном.
Джессика каждый день рисовала бабуле новую картину и наутро доставляла в больницу, когда Гарри отвозил ее в школу.
Джайлз проигнорировал несколько «уведомлений с тремя подчеркиваниями»[12], Грэйс – несколько семинаров, Гарри сорвал несчетное количество предельных сроков сдачи рукописи, а Эмме несколько раз не удалось ответить на еженедельные письма Сайруса Фельдмана. Но именно Себастьяна Элизабет ждала с нетерпением каждый день. Гарри не знал, кому больше во благо были эти впечатления – его сыну или теще.
В то время, когда угасала жизнь его бабушки, экзамены давались Себастьяну очень тяжело.
Итог, как и предсказывал директор школы Святого Беды, получился неоднозначным. Экзамены по латыни, французскому, английскому и математике сданы на школьном уровне, но по истории он едва получил проходной балл, чуть не провалился по географии и набрал всего лишь девять процентов по естественным наукам.
Доктор Хэдли позвонил Гарри в Баррингтон-Холл почти сразу же после того, как результаты экзаменов вывесили на доске объявлений.
– Я поговорил с глазу на глаз с Джоном Гарретом, моим коллегой, занимающим такую же должность в БКШ, – рассказал директор. – И напомнил ему, что у Себастьяна сто процентов в латыни и математике, и он почти наверняка проявит свои способности к тому времени, когда ему придет пора поступать в университет.
– Вы можете также напомнить ему, – сказал Гарри, – что мы оба, его дядя и я, учились в БКШ, а его дедушка сэр Уолтер Баррингтон был председателем попечительского совета.
– Не думаю, что есть нужда ему напоминать. Но я отмечу, что бабушка Себастьяна во время его экзаменов находилась в больнице. Все, что нам остается, – надеяться, что он подставит мне плечо.
Так и вышло. В конце недели доктор Хэдли позвонил Гарри и сообщил: директор БКШ даст знать попечительскому совету, что, несмотря на неудачу Себастьяна с двумя экзаменами из положенных, ему все же будет предоставлено место в БКШ в Михайлов триместр[13].
– Спасибо вам, – сказал Гарри. – За последние несколько недель это у меня первые добрые новости.
– Однако, – добавил Хэдли, – мистер Гаррет напомнил мне, что окончательное решение за правлением.
Гарри был последним, кто навестил в тот вечер Элизабет, и едва собрался уходить, как она прошептала:
– Пожалуйста, побудь еще минуточку, дорогой. Мне надо кое-что с тобой обсудить.
– Конечно. – Гарри снова присел на край кровати.
– Я провела утро с Десмондом Сиддонсом, нашим семейным адвокатом. – Элизабет говорила с трудом, запинаясь на каждом слове. – И хочу, чтобы ты знал: я сделала новое завещание, поскольку мне невыносима мысль, что эта ужасная женщина, Вирджиния Фенвик, наложит руки на мое имущество.