Тайна в наследство - Страница 2

У одной стены разрослись какие-то ползучие растения, похожие на плющ, но не из тех, что придают домам старомодный и уютный вид. Эти плети выглядели так, словно угрожали задушить дом, сожрать его живьем, переварить и отрыгнуть в виде мерзкой зеленой массы.

– Его можно привести в порядок, – негромко заметил стоящий рядом Филипп.

После смерти Джимми миновало несколько недель, и слово «ад» лишь приблизительно передавало, через что я прошла.

Когда самолет Джимми рухнул, не кто иной, как Филипп разбудил меня среди ночи. Признаться, его появление шокировало меня. Как жена Джимми, я была неприкосновенна. Мужчины, которыми он себя окружал, прекрасно понимали, что будет, если им взбредет в голову делать мне авансы. И не только с сексуальными, но и с любыми другими намерениями. Никто из мужчин и женщин, работавших на Джимми, ни разу не просил меня вступиться за них перед мужем. Каждый уволенный знал: стоит ему обратиться ко мне с просьбой урезонить Джимми, – и ему грозит кое-что похуже увольнения.

Так что когда я проснулась оттого, что юрист Джимми коснулся моего плеча, я сразу поняла: что-то случилось. Войти в мою спальню и надеяться дожить до рассвета мог лишь тот, кто твердо знал, что Джимми мертв.

– Но как?.. – воскликнула я, мгновенно стряхнув с себя сон и стараясь вести себя, как подобает взрослому человеку. Внутри у меня все тряслось. Нет-нет, этого не может быть, твердила я себе. Джимми слишком большой, слишком энергичный, чтобы… чтобы… Это слово я не могла выговорить даже мысленно.

– Вам надо немедленно одеться, – сказал Филипп. – Будем хранить тайну, сколько сможем.

– Джимми ранен? – полным надежды голосом спросила я. Может, он на больничной койке и зовет меня! Но, еще не успев договорить, я поняла, что надеюсь зря. Джимми знал, как я тревожусь за него. «Да я лучше дам ногу на отсечение, чем заставлю тебя нервничать», – часто повторял он. Джимми видеть не мог, как я извожусь оттого, что он курит, пьет, сутками обходится без сна.

– Нет! – жестким ледяным голосом отрезал Филипп, буравя меня взглядом. – Джеймса нет в живых.

Мне захотелось лишиться чувств. Захотелось снова нырнуть под теплое одеяло и уснуть. И проснуться, почувствовав, что Джимми рядом, просовывает широкую лапищу под мою ночную рубашку и смешит меня довольным урчанием.

– Горевать вам пока некогда, – продолжал Филипп. – Мы едем в магазин.

Эти слова выбили меня из состояния шока.

– Вы с ума сошли? – спросила я. – Сейчас четыре часа утра!

– Я договорился, чтобы для нас открыли магазин. Ну, одевайтесь! – приказал он. – Нельзя терять время.

Его тон меня ничуть не напугал. Я села во вздувшейся парусом ночной рубашке и вытащила из-под себя косу. Джимми нравилось, когда я одевалась старомодно и носила длинные волосы. За шестнадцать лет брака я отрастила косу, на которой могла сидеть.

– Никуда я не пойду, пока вы не объясните мне, что происходит.

– Времени нет, – начал было Филипп, но осекся, тяжело вздохнул и посмотрел на меня. – Я рискую лишиться лицензии, но только потому, что выполняю волю Джеймса и знаю, что вас ждет. Удерживать стервятников я смогу пару дней, не больше. Пока завещание не прочли, вы все еще жена Джеймса.

– Я всегда буду женой Джимми! – гордо заявила я и вскинула подбородок с таким надменным видом, какой только могла изобразить. Джимми! Мое сердце исходило слезами. Нет, только не Джимми. Кто угодно мог умереть, но не он…

– Лиллиан, – тихо произнес Филипп, и его глаза наполнились сочувствием, – на земле никогда не было и не будет второго такого же человека, как Джеймс Мэнвилл. Он играл по собственным правилам и не подчинялся чужим.

Я ждала, когда он скажет хоть что-нибудь, чего я еще не знаю. К чему он клонит?

Филипп провел ладонью по глазам и бросил взгляд на часы у постели.

– Профессиональная этика запрещает мне… – начал он, но умолк, вздохнул и тяжело опустился на край кровати рядом со мной. Если бы мне требовались новые доказательства, что Джимми больше нет, в эту минуту я бы их получила. Филипп ни за что не отважился бы на подобную фамильярность, если бы существовала хоть малейшая вероятность, что Джимми неожиданно вернется и застанет его сидящим рядом со мной на постели.

– Кто в состоянии постичь смысл поступков Джеймса? Я проработал с ним более двадцати лет, но так и не понял толком, что он за человек. Лиллиан… – Филипп несколько раз вздохнул, потом взял мою руку и задержал в своей. – Он ничего вам не оставил. Все свое имущество он завещал брату и сестре.

Я не поняла, что он имеет в виду.

– Но ведь он их ненавидит, – возразила я, высвобождая руку. Атланту и Рея, своих единственных ныне живых родственников, Джимми не переносил. Материально он обеспечивал их, вытаскивал из передряг, в которые они то и дело попадали, и при этом ненавидел. Нет, хуже – презирал. Однажды, поймав на себе странный взгляд Джимми, я спросила, о чем это он задумался.

– Они тебя живьем сожрут, – ответил он.

– Посмотрим! – улыбаясь, отозвалась я. Но Джимми не ответил на мою улыбку.

– Когда я умру, Атланта и Рей спустят на тебя всех собак, каких только смогут. И наймут адвокатов, которые работают за процент.

Очередное упоминание Джимми о смерти мне не понравилось – слишком частыми они стали в последнее время.

– За процент от чего? – уточнила я, продолжая улыбаться.

– От той суммы, которую они отсудят, ободрав тебя как липку, – нахмурившись, объяснил Джимми.

Слушать продолжение я не желала, поэтому замахала руками:

– Филипп сумеет заткнуть им рты.

– Против такой жадности Филиппу не выстоять.

Я не ответила, потому что была согласна с Джимми. Сколько денег он ни давал Атланте и Рею, им всегда было мало. Однажды, когда Джимми срочно вызвали по делу, я застала Атланту в гардеробной, где она пересчитывала мои туфли. Пойманная с поличным, она ничуть не смутилась – уставилась на меня в упор и заявила: «У тебя на целых три пары больше!» Выражение ее лица так напугало меня, что я со всех ног бросилась к себе в спальню.

– Завещал им все? Что именно? – спросила я Филиппа. Я была готова думать о чем угодно, лишь бы не о том, какой станет моя жизнь без Джимми.

– Все свои акции, все дома, недвижимость во всем мире, все авиакомпании – словом, все свое имущество Джеймс завещал вашему деверю и золовке.

Дома, которые то и дело покупал Джимми, я не переносила, поэтому никак не могла взять в толк, что плохого в таком завещании.

– По-моему, перебор со стеклом и сталью, – заметила я, коротко улыбаясь Филиппу.

Он вспыхнул.

– Лиллиан, это очень серьезно! Джеймса больше нет, вас некому защитить, а я вообще бессилен. Не знаю, зачем он это сделал, – Бог свидетель, я пытался его отговорить, но он твердил, что обеспечит вас всем необходимым. Больше мне не удалось вытянуть из него ни слова.

Филипп поднялся и некоторое время молчал, стараясь взять себя в руки. Джимми говорил, что ценит Филиппа за непоколебимое спокойствие – ничто не может выбить почву у него из-под ног. Но на этот раз не выдержал даже Филипп.

Я решительно гнала от себя мысли о будущем, старалась не думать о том, как стану жить без смеха Джимми, без его широких надежных плеч, и выжидательно смотрела на Филиппа.

– Вы хотите сказать, я разорена?

Я с трудом сдержала улыбку: драгоценные побрякушки, которыми много лет подряд заваливал меня Джимми, потянут на несколько миллионов.

Филипп глубоко вздохнул.

– В некоторой степени. Он завещал вам ферму в Виргинии.

– Ну вот, уже кое-что, – подхватила я, но сразу оборвала свою ироническую фразу и стала ждать продолжения.

– После того как я составил по его просьбе завещание, я, нарушив этику, отправил кое-кого в Виргинию – выяснить, что это за ферма. Там… было не на что смотреть. Это просто… – Он на мгновение отвернулся, и я услышала, как он цедит сквозь зубы: «Скотина!», но не подала и виду, потому что ничего не желала знать. Когда он снова повернулся ко мне, его лицо было деловитым. Он взглянул на часы – те самые, которые, как я знала, ему подарил Джимми, стоившие больше двадцати тысяч долларов. Мне принадлежали часы той же марки, но поменьше размером и поизящнее.