Тайна трех смертей
(Избранные сочинения. Том I ) - Страница 1

ТАЙНА ТРЕХ СМЕРТЕЙ

Имя польско-русского писателя, ученого, путешественника и авантюриста Антония Фердинанда Оссендовского (1876–1945) появилось уже в первом списке авторов, чьи произведения были намечены к изданию в будущей серии Polaris издательства Salamandra P.V.V. Хотя к тому времени некоторые сочинения Оссендовского уже были переизданы или переведены (включая прославившее автора мемуарно-художественное повествование Звери, люди, боги), основной корпус его дореволюционных сочинений оставался рассеянным по страницам раритетной периодики и безусловно нуждался в переиздании.

Однако свою первоочередную задачу мы видели в публикации наиболее крупных научно-фантастических произведений Оссендовского, оставивших заметный след в истории русской, а позднее и советской фантастики. Одной из первых книг серии Polaris стал сборник Бриг «Ужас» (2013), включивший повести Грядущая борьба и Бриг «Ужас». В 2016 г. нами была впервые с 1915 г. переиздана фантастическая повесть Женщины, восставшие и побежденные; отдельные рассказы Оссендовского были также включены в продолжающуюся многотомную антологию Фантастика Серебряного века. Одновременно велась работа по подготовке собрания избранных сочинений Оссендовского, которое мы теперь представляем читателям.

В издание включены лишь произведения, написанные Оссендовским в России и на русском языке[1].

В первый том, Тайна трех смертей, вошли фантастические и приключенческие рассказы 1909–1914 гг., а также избранные очерки. В приложениях даны статьи о китайской литературе, опубликованные Оссендовским в журнале Аполлон в 1911 г.

Том второй, Бриг «Ужас», включает фантастические повести 1913–1915 гг. Бриг «Ужас», Грядущая борьба и Женщины, восставшие и побежденные.

В третьем томе, Перуново урочище, представлена серия остросюжетных рассказов о быте золотых приисков и жизни на Дальнем Востоке, рассказы из условного авторского цикла Старый Петербург и другие рассказы и очерки из периодики конца 1900-х — 1910-х гг.

Заключительный четвертый том собрания, Мирные завоеватели, включает скандальную титульную повесть, военные рассказы (два из которых имеют отношение к мистическо-агитационной фантастике) и биографический очерк.

Настоящее издание, являясь первым и достаточно представительным собранием русской художественной прозы А. Оссендовского, не претендует на исчерпывающую полноту. В частности, в него не вошли публицистические статьи, научные работы, некоторые рассказы, напечатанные в периодике либо сохранившиеся в архивах и повесть о тюремном быте и нравах Людская пыль (В людской пыли, 1909, 1911); справочный аппарат сведен к необходимому минимуму.

В ходе подготовки издания с нами делились своими соображениями и отдельными материалами недавно ушедший из жизни журналист, издатель и фантастовед В. Буря, а также М. Поляков, А. Степанов и Е. Тверский; всем им мы приносим глубокую благодарность.

М. Фоменко, А. Шерман

октябрь, 2019

Он только что прибыл в Китай, страну спокойных людей и старых легенд.

Бродил по улицам и рынкам Пекина и с любопытством рассматривал толпу полуголых или пестро одетых людей с длинными косами и мудрыми глазами.

Он подолгу беседовал с маленькими, смелыми детьми, и они говорили ему страшные, чудные сказки о семикрылом драконе Люн и о злой Ши-су, змее, владычице моря…

Однажды внимание его привлекла группа оборванных, полуголодных кули, жадно слушавших слепого певца. Тонкие, загорелые пальцы слепца бегали по струнам самодельной цитры.

Пели струны, гудя, как ветер в ветвях тамариска и грабов, и рассказывал певец седые былины.

— Великий сын неба, богдыхан, повелитель Пэ-синя, могущественный Цинь-ши-хуан-ди справлял день семидесятой зимы.

— Семьдесят раз видел седовласый, подобный вершине Мо-то-линь, повелитель, как желтели лужайки сада под сильными ударами зимнего тайфуна и дождя, слёз высоконависших облаков…

— Согнулся Цинь-ши-хуан-ди, и глаза его тускло смотрели на низко склонившихся перед ним вельмож и князей, а уши слабо различали приветственное «тау-хо» народа, собравшегося в сады Го-кон-га.

— Но вот поднялся и с поклонами встал перед богдыханом грозный князь Циня, У-гун, и молитвенно произнес:

— «Мудрый, великий владыка! Склони ко мне свой милостивый слух и внемли верному рабу твоему. Моя земля, которую омывают пенная Хунг-хэ и глубокая Та-э, шлет тебе дар.

— Это — красивейшая девушка страны. Имя ее, как призывный звон священной струны жрецов Дао. Имя это Тао-инь-мо.

— Она как облако, уносящееся с северных склонов Чан-бо-шана, а румянец ее ланит — поцелуй утренней зари.

— Она стройна, как пальма с Янь-тце, и горда, как пантера лесов Сям-Тур.

— Ее отец, Чжао-ли-жан-фэй, отдает ее тебе, владыка, как жену, любовницу и рабу…

— Именем предков великих и малых родов весь горный Цинь предвещает тебе, седовласый властелин счастливого твоею мудростью Пэ-синя, великий огонь любви, утехи страсти, долгую жизнь и неугасающую радость в жарких объятиях Тао-инь-мо».

— Вошла девушка… и блеснули потухающие глаза владыки.

— Два года прошло с той поры… два быстролетных пэ-тьен[2] умчались после того, как князь Циня, У-гун, принес владыке на-цай[3].

— И занемог Цинь-ши-хуан-ди, а ученые жрецы и маги предсказали ему, что близится великий конец, когда повелитель Пэ-синя сольется навсегда с сонмом «ста духов».

— Дряхлый повелитель приказал выковать огромную сводчатую пещеру в скале горы Ли, где повелел поставить гроб со своим державным телом, на третий день после вечерней молитвы Тси-то-янь, поручающей его заботам великих и малых духов неба…

— Днем и ночью… три длинных месяца… семьсот тысяч рабочих рыли землю и ковали крепкую скалу, превращая ее в храм с причудливыми колоннами и стенными украшениями, обтесывая огромные обломки скал и придавая им форму добрых и злых богов и богоподобных предков державного повелителя Пэ-синя.

— Было все готово, и лишь триста человек искусных мастеров из Шао-бо-эиня украшали стены склепа, когда умер богдыхан…

— Настал третий день, — день погребения… день новых смертей…

— Двадцать два белоснежных мула, обвешанных серебряными, сладкозвучными колокольчиками, с белыми перьями на головах, везли красную боевую колесницу господина с тяжелым гробом из тысячелетней сикоморы, крепкой как камень и скованной золотыми скобами.

— За колесницей шли тридцать жен богдыхана…

— Тридцать бесплодных жен, неутешных вдов, и среди них юная Тао-инь-мо.

— Она видела голубое, веселое небо и яркие цветы лесов и лугов Синя и толпы лежащего ниц народа…

— Она слышала беззаботное пение птиц; и плеск недалекой реки, и причитания плакальщиков, и визг длинных флейт, и дрожащие стоны медных гонгов…

— Далеко… далеко… звучали призывные рога смерти…

— Дошли мулы до пещеры в горе Ли… Жрецы и старые бонзы Дао и хранители капищ Лао-Цзы внесли гроб владыки, ввели тридцать вдов и бичами загнали оканчивавших работу мастеров из Шао-бо-эиня…

— Ушли бонзы и жрецы, отдав гробу и живым семь последних земных поклонов и произнеся семь молитв «тао-ши-янь».