Тайна племени голубых гор - Страница 14

Когда-то буйволов выпускали из загона, и они сами находили траву но вкусу. Ее было очень много на склонах ближних гор. Теперь этого делать нельзя. Пастбища манда находятся в двух милях от него. Трава около манда не принадлежит тода. Если выпустить на нее буйволов, придется платить штраф Лесному департаменту. Хотя буйволы умные, они все же не могут отличить пастбищ манда от плантаций Лесного департамента. Поэтому человек идет вслед за буйволами. Тропа взбирается на вершину, потом спускается с нее и снова взбирается. Оставлять одних буйволов на пастбищах нельзя. Рядом опять-таки земля Лесного департамента. Тода сам смотрит за стадом или поручает его своему соседу.

Пока буйволы мирно жуют траву, надо заготовить дрова для очага. Это делается раз в три-четыре дня. В джунглях и рощах, разбросанных по окрестным горам, рубить деревья нельзя. Их хозяин — Лесной департамент. Надо пройти еще несколько миль. Там есть роща, где тода разрешено брать дрова. Топор на длинной ручке врезается в древесину и откалывает от дерева продольные куски. Куски укладывают в высокую вязанку. Человек сгибается под ее тяжестью и медленно преодолевает милю за милей, идет с вершины па вершину… Босые жилистые ноги гнутся в коленях от напряжения, но человек продолжает путь. Богиня Пирш равнодушно взирает на него с голубой высоты. Человек не видит своей тени и думает о том, что половина дня уже прошла. Наконец из-за рощи показались хижины манда. Тода аккуратно укладывает дрова в хижине и спускается к ручью за водой. Теперь надо вернуться к буйволам. А если они под присмотром, то тода сходит на рынок и продаст сбитое утром масло. Но это делают не каждый день. Есть еда в хижине, — значит, можно не думать о рынке.

В пять часов, когда солнце приближается к пикам гор, буйволы возвращаются с пастбища. Они идут, отяжелевшие от молока, по знакомой тропе к загону. Тода снова берет узкие бамбуковые сосуды, и снова тугая струя молока бьет в них. Совершается вечернее чудо. С гор на манд ползет туман, и богиня Пирш, посигналив последним лучом, уходит за пик па западе. Сиреневый сумеречный свет затопляет горы, манд и соседние джунгли. Человек берет две сухие палочки. Их он срубил с дерева «кудр». На желтый лист сыплются дымящиеся опилки. Теперь можно подуть на лист, и он вспыхнет оранжево-красным пламенем. Огонь тоже чудо. Он завершает день тода. Человек осторожно подносит его к тонкому фитилю светильника, помещенного над низким входом хижины. Желтое пламя фитиля бросает неяркие, колеблющиеся отсветы на земляной пол. К этому чуду, весело пляшущему на конце тонкого фитиля, тода обращается с молитвой. Молитва бесхитростна и немного наивна. В ней все реально и ощутимо. В ней желания и надежды человека, связанного крепкими узами с далеким прошлым.

Пусть будет хорошо,

Пусть будут здоровыми буйволы и телята.

Пусть будет хорошо,

Пусть не будет болезней.

Пусть не будет разрушений.

Пусть не будет ядовитых существ,

Пусть не будет диких зверей,

Пусть никто не упадет и не поскользнется

с горы.

Пусть не будет наводнений,

Пусть не будет пожара,

Пусть придет дождь,

Пусть появятся облака,

Пусть трава будет сочной,

Пусть бьют горные ручьи.

Это молитва его предков. С тех пор образ жизни тода почти не изменился. И молитва, сочиненная много веков тому назад, каждый вечер звучит в хижинах.

После молитвы тода благословляет склоненных перед ним детей.

Семья усаживается вокруг очага для ужина. Но не всегда ужин есть. Тогда сидят и смотрят на огонь. Но чуда не происходит. Голодные ложатся спать. После захода солнца никто не покидает хижину. Зимними ночами над мандами тода, в горах бушуют ледяные ветры. Мерзнут буйволы в открытых загонах. Огонь очага согревает людей. Так, как он согревал их предков много сотен лет тому назад.

Медленно движется время в стране тода. Один день похож на другой, один год повторяет другой, но все они наполнены тяжелой работой, бедами, иногда голодом. «Пусть будет хорошо», — каждый вечер повторяет тода в своей хижине. Пусть…

сестра ивам

— Меня зовут Ивам Пильджин. Можете просто называть Ивам.

Миловидная женщина небольшого роста, одетая в белое сари и синюю шерстяную кофту, протягивает мне маленькую крепкую руку. Где-то в глубине ее черных глаз вспыхивают веселые искорки.

— Я слышала, вы из России?

— Из Москвы.

— О! — И быстрым движением вынимает из кармана какую-то коробочку. — Читайте.

— «Made in USSR». Что это такое?

— Противостолбнячная сыворотка. Я вожу ее в манды тода. Русское лекарство им помогает. Будем строить наши отношения на основе взаимности. Вы помогаете нам, я помогу вам. Из разных стран приезжали изучать тода, а вот русских не было.

Мы стоим на высокой горе, на которой расположены здания государственного Утакамандского госпиталя.

— Вон там на шоссе, — показывает Ивам вниз, — стоит моя воловья упряжка. Видите? — смеется она, показывая ровный ряд белых крепких зубов. — Не боитесь заразиться, будем ездить вместе.

Я не боялась заразиться, и «воловья упряжка» мне понравилась. Это была машина с небольшим темно-синего цвета крытым кузовом. На борту ее было написано «Передвижной санитарный агрегат». Так я познакомилась с сестрой Утакамандского госпиталя Ивам Пильджин. И «воловья упряжка» стала на долгое время столь же необходимой мне, как и сама Ивам.

Сестра Пильджин. Так тода называют эту женщину. Не потому, что она медицинская сестра, а потому, что она их сестра в прямом смысле этого слова. Она человек их племени, в жилах се течет их кровь. Их язык — ее родной язык, их заботы и волнения — ее собственные. Если вы хотите знать обычаи тода и их суть, то лучшего комментатора, чем Ивам, вы не найдете. Если вам нужны разъяснения во время церемонии, то можете считать, что вам повезло, если рядом с вами Ивам. Но все могло быть и по-другому…

В 1928 году в семье тода-христианина родилась девочка. Пастор дал ей имя Бэрэл. Имя было чужим, как и все остальное, что окружало Пильджина с тех пор, как он неопытным и доверчивым мальчишкой принял чужую веру. Поэтому он дал дочери еще одно имя — Ивам, что значит на языке тода «подарок». В отличие от других тода-христиан Пнльджин не порвал со своим племенем. Там в горах остались его родственники и земля предков. Здесь же, в поселке под Утакамандом, у него был небольшой домик и несколько акров земли. Это была плата за чужую веру. Девочка подрастала и постепенно стала понимать, что ее отец и мать живут двойной жизнью. Нередко в дом вторгались гости с гор. Они были загорелые и бородатые. Их яркие путукхули не были похожи на одноцветные и скучные одежды соседей. Путукхули пахли молоком и свежими горными травами. Гости были неизменно добры и внимательны к маленькой девочке. Каждый раз, когда они появлялись в доме, отец и мать оживлялись и становились как будто моложе. Но гости уходили, и серые будни возвращались. Особенно не любила Ивам вечера. Отец и мать читали толстую книгу в черном переплете. Она называлась «Библия». Каждый раз при этом лица родителей становились строгими и скучными — на лбу отца собирались морщины, а мать поджимала губы и сердилась на дочь по пустякам. До Ивам долетали обрывки непонятных фраз, и ей казалось, что в них заключен какой-то печальный и зловещий смысл. Она не любила и боялась этой книги в черном переплете. Однажды она спросила отца, зачем они с матерью читают ее, а не выбросят в сточную канаву, что позади дома.

— Долг каждого христианина читать библию, — ответил отец.

— Я не буду! — крикнула Ивам и заплакала.

— Почему? — удивленно поднял брови отец.

Но маленькая дочь не могла объяснить почему. Она сказала только, что это страшная книга. Мать крикнула на нее, чтобы она не смела так говорить. Но девочка была упряма и самостоятельна. Мнения своего она не изменила. С тех пор ее все больше тянуло к людям с гор. Они рассказывали ей свои легенды и истории. В них оживали древние герои и боги тода. Перед Ивам открывался новый, чудесный мир, наполненный интересными и волнующими приключениями и опасностями. Это был мир, который существовал на вершинах гор, голубеющих вдали. И эти горы манили и необъяснимо притягивали к себе. Она могла, не шелохнувшись, слушать рассказы о смелом Понетане, хитроумном Квотене, о доброй богине Текерзши. Но не всегда гости приносили радость. Теперь Ивам понимала, о чем они говорили и почему эти бородатые сильные люди иногда плачут в их маленьком домике. Люди, ставшие частью ее жизни, были в беде. Они вспоминали о былом величии своего племени, о многочисленных мандах с крепками хижинами, о прадедах, которые могли поднимать камни весом в сто и двести килограммов, о веселых и здоровых детях, украшавших каждую семью, о пастбищах, тянувшихся без предела по склонам гор, о многочисленных стадах буйволов, кормивших сытно племя. Уделом же настоящего остались нищета, голод и постепенное вымирание. Трагедия племени, кровь которого текла в жилах Ивам, заставляла задумываться не по годам серьезную девочку. Но в жизни было много непонятного.