Тайна острова Буяна - Страница 10

— Охотнику? — милиционеры насторожились и внимательно поглядели на нас.

— Ну да, охотнику, модному всему такому, и с ружьем хорошим, и все на нем вроде как заграничное, в первый раз надетое — и сапоги болотные, и куртка с этими, с карманами и с оторочкой, светлой кожи…

— Вот что, бабка! — перебил её сотрудник УБЭП. — Пойдем-ка к тебе домой потолкуем. Насчет этого гостя нам надо подоскональней разобраться, в спокойствии… Да не напрягайте вы уши, — обратился он к односельчанам Никитишны, — она, небось, вам потом все расскажет — вечерком, на завалинке. А прилюдные разговоры закончены.

Милиционеры и Никитишна направились к её дому. Александр Михайлович оглянулся и поманил нас.

— И вы идите. Нам надо ещё кое о чем вас порасспросить.

Мы двинулись следом. Ванька и Фантик переглядывались — и взволнованно, и восторженно. Еще бы! В том, что псих, напавший на нас, и был таинственным фальшивомонетчиком, и при том чокнутым собирателем красивых камушков, у нас сомнений не было. Да, история закручивалась таким штопором, что дух захватывало!

Многие дома в деревне были брошены и заколочены — как, впрочем, во многих деревнях нашей области. Всего в деревне было, наверно, домов пятьдесят, но обитаемых среди них — не больше пятнадцати. Но это ещё ничего! Дальше, к северу, на реках и на островах, можно встретить вообще мертвые деревни, где не осталось ни одного жителя или где несколько стариков доживают свой век. Такие деревни обычно давно отключены от электричества, и без лодки от них вообще не доберешься до населенных мест. Туристы иногда пользуются ими для ночлега, вот и все.

Никитишна провела нас на свой двор, отворила дверь, мы поднялись на летнюю верандочку. Застекленная верандочка была забита всякой всячиной: стол, диван, а на столе, на диване и на полу стояли неисчислимые банки с домашними соленьями, под столом был рассыпан на газетке лук для просушки, а на другой газетке, в углу, высились две кучи не до конца перебранной моркови. Куча побольше — крепкая и хорошая, кучка поменьше — всякая мелочь или подпорченная.

— Ладно, Никитишна, спевай всю правду, — сказал Алексей Михайлович. Сколько всего уплатил тебе за камушки этот проходимец?

Никитишна потупилась, потом нехотя буркнула:

— Четыреста рублёв.

— Основательно! — усмехнулся Александр Михайлович. — И тебя не смутило, что он такие деньжищи тебе отваливает? Больше твоей пенсии, небось?

— Ну, малость побольше, — призналась Никитишна. — Я давно таких денег в руках не держала.

— Ладно, сдавай свою валюту, — сказал Александр Михайлович.

— Чего-чего? — переспросила Никитишна.

— Фальшивые купюры эти сдавай, говорю, на экспертизу.

— А вы мне расписку дадите? — встревожено спросила Никитишна. — А то вдруг они настоящие, а тут возьмут и сгинут…

— Не волнуйся, оформим документы как положено. Доставай, где они у тебя.

Старуха вздохнула и удалилась в глубь дома. Через некоторое время она вернулась, осторожно неся в вытянутой руке три бумажки, развернутые веером — за самый уголок, будто боялась обжечься о них.

— Вот…

— Эх, местечко бы на столе расчистить… — вздохнул Александр Михайлович, доставая из своего планшета шариковую ручку и листы бумаги с «шапками» бланков и с печатями.

— Так вы на кухню пройдите, — предложила Никитишна, — там посвободней.

Мы прошли на кухню, и Александр Михайлович, усевшись на табурет у стола, стал писать.

— Вот смотри, Никитишна, — проговорил он. — Я прописываю все подробно, по всей форме, в двух экземплярах. Я, Бутырцева Надежда Никитична, добровольно сдаю на экспертизу три купюры достоинством в сто рублей каждая, серии такие-то, номера такие-то… видишь, даже номера и серии тебе указал, чтобы путаницы не было… по подозрению в их недостоверности. Распишись вот здесь, и я распишусь… Хотя, — добавил Александр Михайлович, рассматривая одну из купюр на свет, — я и без всякой экспертизы могу сказать, что это фальшивки. Водяными знаками и не пахло. Как же ты не углядела, а?

— Так с виду ж они… — старуха развела руками. — То есть, абсолютно нормальными выглядели. И человек был солидный. Производящий впечатление. То есть, придурковатый малость, раз уж он на эти камешки запал, но придурковатые — они тем более всегда настоящими деньгами платят. И вообще, в наших краях отродясь такой гадости не водилось, я в жизни фальшивую деньгу в руках не держала. Откуда ж мне было знать?..

— Простите, Надежда Никитична, — прервал её излияния сотрудник УБЭП. Скажите, в этих камешках точно не было ничего особенного? Ну, что-то необычное, кроме того, что вы описали, не привлекало в них ваше внимание?

— Да нет… — растерянно ответила Никитишна. — Говорю, красивые они были, с металлическим таким отблеском, а больше, вроде, ничего такого… Ну, красивые, да. Детям, конечно, соблазнительно. Этот проходимец, он обрадовался им, словно дитя малое, ну не меньше моего внучка…

— Да, насчет вашего внучка, — сказал сотрудник УБЭП. — Вы сказали, он несколько камешков увез с собой в город. Вы не сообщите нам его адрес и телефон? Да, и, конечно, как его родителей полностью зовут, и так далее…

— Пишите, — вздохнула старуха.

Она продиктовала все данные внука и его родителей, УБЭПовец записал, а потом сказал:

— Что ж, теперь можно перейти к составлению словесного портрета этого «охотника». Какого приблизительно он был роста?

— Приблизительно вот такого, — показала Никитишна.

Милиционеры вопрошающе поглядели на нас. Мы закивали.

— Тик в тик сходится, — сказал я.

— Лицо?

— Ну… — тут мы говорили почти хором, наперебой с Никитишной. Округлое такое. Но не совсем круглое, а чуть вытянутое в длину.

— Нос?

— Прямой.

— Глаза? Губы?

После недолгой дискуссии, которая понадобилась, чтобы уточнить все до мелочей, мы сошлись на том, что глаза у него темно-серые, посаженные достаточно широко и неглубоко, но не навыкате, а губы узкие, хотя верхнюю можно назвать и чуть припухлой.

— Так что же это получается? — не выдержала Никитишна. — Мой шельмец это тот самый, кто сегодня ребят застращал?

— Выходит, так, — кивнул Александр Михайлович.

— Совсем, значит, свихнулся, болезный, — вздохнула старуха. — Я вот как это понимаю. Он уже был головкой слаб, когда на отдых уезжал. Ну, станет ли человек в своем разуме так на блестящие камушки кидаться? А перед этим ему крупную зарплату выдали и отпускные — и все, получается, фальшивками. Ну, может, не на работе выдали, может, мошенники какие ему деньги подменили, пока он в наши места ехал. А он после меня попробовал ещё с кем-то расплатиться этими фальшивыми бумажками — да только этот кто-то позорче моего оказался. И, значит, раскрыл бедолаге глаза. А тот, как понял, что у него ни гроша настоящего нет за душой — так совсем от расстройства свихнулся и стал на людей кидаться. Теперь его только ловить и в смирительную рубашку сажать, чтобы он, в своем умопомрачении, бед не натворил. Да, не повезло человеку.

— Что ж, Никитишна, — Александр Михайлович слегка улыбнулся. — Твоя версия не хуже всех других, которые будет отрабатывать следствие. Возможно, так оно все и было… Пойдемте, ребята, — кивнул он нам. — Мы проводим вас до лодки и ещё несколько вопросов зададим.

Когда мы распрощались с Никитишной и вышли на улицу, Александр Михайлович спросил у УБЭПовца:

— Ну, что, надо «водников» срочно поднимать?

— Разумеется, — кивнул тот. — Пусть ищут его по всем окрестным местам.

Служба, которую в просторечии у нас называют «водниками» — это нечто вроде водного ГАИ, водная инспекция, которая следит за порядком на всех судоходных путях и, в случае чего, может оштрафовать или даже арестовать судно или лишить капитана, штурмана или хозяина катера, гоняющего в опасной близости от теплоходов и барж, прав. Для управления моторным судном права нужны так же как для вождения машины и тем, у кого отбирают эти права на управление водным транспортом, приходится вставать на прикол. Только некоторые владельцы лодок с подвесным мотором — деревенские мужики, прежде всего — ездят без всяких прав, и то это считается неположенным и за это могут штрафануть. Ну, и делами посерьезнее эта служба занимается. Короче, она занимается обеспечением всей безопасности на водах.