Тайна многоруких богов - Страница 6

У муравьев, как и у многих других общественных насекомых, коллективное пищеварение. Пища многократно передается из уст в уста, прежде чем окажется в желудке отдельно взятого муравья. Обслюнявленный кем-то кусочек насекомого или зерна для муравья гораздо притягательнее, чем свежая добыча. У некоторых муравьев даже существует особая каста хранителей пищи — «медовых бочек». Они накапливают сладкие выделения тлей или сок растений в своих зобиках, неимоверно раздуваются и служат «живыми консервами» на черный день.

Рабочие муравьи в основном питаются сладкими выделениями тлей, червецов, щитовок и некоторых цикадок. Для этого они регулярно выходят на «пастбища» и доят своих «коров». Муравьи защищают от врагов и оберегают своих кормилиц, строят для них крытые «коровники», а зимой укрывают от непогоды в своих жилищах. Однако самка предпочитает питаться «мясом». Для нее рабочие-охотники отлавливают живых или собирают мертвых насекомых. После этого рабочие-повара режут тело жертвы на кусочки, пережевывают их и кормят самку мясным фаршем. Молодых личинок муравьи нередко выкармливают «кормовыми яйцами», а взрослых личинок балуют кусочками «мяса».

По своей природе муравьи — хищники. Постятся в основном рабочие, но это не мешает им успешно охотиться и удовлетворять плотоядные аппетиты своей родительницы. Они весьма слаженно действуют в боевой обстановке, например под руководством бригадира, действуя сообща, охотятся на крупных кузнечиков. В тот момент, когда один или несколько муравьев, забравшись на спину кузнечику, мешают ему расправить крылья и взлететь, другие растягивают его ноги в разные стороны, не давая оттолкнуться ими от земли.

Если в гнезде несколько яйцекладущих цариц, они умело проводят демографическую политику — поедают яйца друг друга и тем самым препятствуют возникновению демографического взрыва. Кроме того, с помощью феромонов они снижают плодовитость друг друга. Поэтому рабочие стараются обслуживать цариц отдельно, чтобы они не сдерживали темпов прироста населения муравейника. Самки же с помощью феромонов воздействуют не только на других самок и рабочих, но и на яйца и личинок, препятствуя появлению из них крылатых. Поэтому рабочие регулярно прячут часть яиц от матерей (аналогичным образом действовала супруга легендарного Кроноса, поедавшего своих детей), либо перемещают самих матерей в нижние ярусы гнезда; при этом минимизируется, приближаясь к нулю, влияние цариц на яйца. Из этих яиц и развиваются крылатые, которым суждено познать любовь и стать основой новой семьи…

В 1911 году Вилером в отношении общественных насекомых выдвинута концепция «сверхорганизма». Сделано это в противовес антропоморфной концепции Бюхнера (1902) и Васманна (1906), которые отождествляли общину муравьев с человеческим обществом. Однако многие современные энтомологи не склонны доверять концепции «сверхорганизма». Так, А.А. Захаров считает, что трактовка семьи насекомых как аналога организма возникла из-за недостаточного знания их биологии. Как бы то ни было, у ученых вновь появился шанс увидеть в семье насекомых прототип человеческого общества, если не в настоящем, то хотя бы в будущем…

О пчелах сказано немало. Во все века люди пытались видеть в пчелиной семье некую модель устройства человеческого общества. Так, Платон полагал, что у пчел зрелая аристократия. Аристотель видел в пчелином гнезде рабовладельческое государство. Плиний в «Естественной истории» описал Цезаря пчел — его гордую осанку и грозный вид охраны. Вергилий увидел у пчел монархию. У Шекспира в «Генрихе IV» описание пчелиной семьи напоминает купеческую Англию Елизаветинской эпохи. Французский писатель XVII веке Симон описывал пчелиное государство как основанное на феодальных началах. У русского писателя ломоносовской школы Рычкова пчелиная семья изображена в виде режима просвещенного абсолютизма.

С распространением свободолюбивых взглядов в обществе людей многие исследователи пчел стали открывать и у них конституции, парламенты и своды законов. Фигье в книге «Жизнь насекомых» вполне в духе своего времени провозглашает: «…пчелы составляют настоящую республику, а пчелу-матку несправедливо называют царицей, — в сущности, она только президент республики…» Название книги Локцения, изданной в XVIII веке, говорит само за себя: «Общежитие пчел, с государством гражданским сравненное, или выведенный из самой натуры пчел подлинный и изрядный образец гражданской жизни». Француженка Ройе, горячая поклонница и переводчик Дарвина, издала в конце XIX века в Париже книгу, в которой утверждала, что все беды человеческие происходят по вине мужчин. Она предлагала построить новое государство, устроенное по образцу пчелиного улья, где управляют только женщины. Писарев в произведении «Пчелы» показал общество насекомых, ограбленное и обманутое трутнями. Естественно, цензура увидела в этой книге попытку обличения монархического строя в России и не дала ей ходу. В конце XIX века вышла книга Метерлинка «Пчелы». В своем отклике на эту книгу В. Г. Короленко писал: «Люди в своем общественном развитии только подошли к тому рубежу, с которого начали строить свою семью пчелы. Человечеству надо пройти еще большой, долгий путь, пока оно не поднимется в устройстве общественной жизни до уровня пчел». Аналогичны взгляды Мандевиля — это еще на заре капиталистической эпохи: «Пчелы обладают счастливой способностью подавлять индивидуальную эксцентричность во имя общего блага. У них индивидуализм не противопоставлен, а подчинен целому. Поэтому пчелы, бесспорно, наладили свою жизнь лучше, чем люди».

Не прошел мимо «пчелиного вопроса» и Ленин. Так, полемизируя с Плехановым, он приводит выписку из Л. Н. Толстого: «Если брать сравнение из мира животных, как это любят делать некоторые люди, защищая насилие и борьбу — борьбой за существование в мире животных, то сравнение надо брать из животных общественных, как пчелы…»

Маркс и Энгельс, и восхищаясь Дарвином и критикуя его, указывали, что он в своем учении, сам того не подозревая, дал пародию на современное буржуазное общество. Животные и растения, изображены им так, что можно узнать английский уклад жизни, с его разделением труда, конкуренцией, открытием новых рынков и мальтусовской «борьбой за существование». Энгельс высказывался вполне определенно — называл пчёл производящими животными с органами-орудиями, что вполне в духе марксизма. (Для тех, кто не знает, скажем: Энгельс видел в человеческой руке орган, способный производить орудия, якобы благодаря этому обезьяна превратилась в человека.) «Орудий» у пчелы действительно много: щетинки, кисточки, гребни, ушки, шильца, щипчики, корзиночки и т. д. По поводу «разумности» пчел и других животных Энгельс поясняет, что «планомерный образ действий существует в зародыше уже везде, где протоплазма, живой белок существует и реагирует, то есть совершает определенные, хотя бы самые простые движения, как следствие определенных раздражений извне». Поддерживает его в этом вопросе и Маркс: «Пчела, постройкой своих восковых ячеек, посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове». Как на самом деле реагирует «живой белок» на «раздражения извне» и какую ячейку из воска строит в своей голове архитектор — все это оставим на совести марксистов… Дарвин ближе к природе и потому без долгих философских рассуждений в «Происхождении видов» пишет, что пчела «на практике предвосхитила открытия математиков». Кениг, дабы проверить математические способности пчел, произвел вычисления и обнаружил, что тупой угол ромбов в ячейках пчел равен 109 градусам 26 минутам. Впоследствии Маральди со всевозможной точностью измерил этот угол и обнаружил, что он равен 109 градусам 28 минутам. Разница в две минуты возникла не по вине пчел, а вследствие ошибки в логарифмических таблицах, которыми пользовался Кениг. Специалисту по пчелам Альфандери, жившему в XIX веке, также как и Марксу, казалось, что пчелы превзошли архитекторов и строителей: «…оказались способны строить свои сооружения как сверху вниз, так и снизу вверх, что нам кажется удивительным, потому что так строим и мы…» А современный французский натуралист Даршен пошел еще дальше; ему удалось доказать, что строительство начинается лишь тогда, когда есть определенное количество рабочих пчел, и обязательно в присутствии прораба — матки. Как видим, «живой белок» не спешит расставаться со своими тайнами. Возможно, что и крылатый «архитектор» строит в своей голове ячейку из воска…