Тайна Мэриэл - Страница 7

— Отсюда не виден Южный Крест, — сказал он.

— И что?

Она заметила короткую вспышку его улыбки.

— Я родился под созвездием Южного Креста. Хотел бы и умереть под ним.

— В буквальном смысле?

— В буквальном. Мои родители были в море, когда у матери начались схватки, и они не успевали вернуться на землю. Мама настояла на том, чтобы рожать на палубе. Отец рассказывал, что, появившись на свет, я смотрел в небо.

Мэриэл зачарованно произнесла:

— Возможно, вы отмечены особой печатью.

Он негромко рассмеялся:

— Может быть. А где родились вы, Мэриэл?

— В Кашмире, — ответила она и улыбнулась. — Как ни странно, в плавучем домике. На месяц раньше срока.

Она смотрела на простиравшийся перед ними пляж, но чувствовала на себе острый, пронзительный взгляд Николаса. Он вызвал в ней бешеное ликование, потому что его чувства отражались на его лице и были столь же острыми и необратимыми, как и ее собственные.

— Значит, вы тоже родились на воде?

— Да уж, забавное совпадение. — Следуя его примеру, она старательно сохраняла будничный тон, подавляя необычное волнение, от которого, казалось, весь мир рушится, несется куда-то и разбивается вдребезги.

— Может, это знак, как вы считаете?

— Чего? — спросила она. — Легкомыслия родителей?

За удивленным смехом Николаса проступало явное чувственное желание, от которого по спине у нее пробежали мурашки.

— Может, и так, — ответил он. — В любом случае есть какая-то связь.

Но поскольку Мэриэл не могла позволить ему устанавливать связь между ними, она поспешно ответила:

— Ну, эти события произошли давным-давно. Меня больше интересует настоящее. Скажите, что будет завтра утром? Есть какая-то надежда на обмен мнениями по торговле или тарифам? Думаю, им уже пора перейти к серьезному обсуждению.

— Давайте немного посидим, — предложил Николас, сворачивая с утрамбованной тропинки на мягкий песок у низких дюн.

Она с облегчением высвободила руку, чтобы сесть.

Будто признавая эту скрытую декларацию независимости, Николас не пытался дотронуться до нее, а откинулся на спину и уставился на звезды.

— Оба министра недавно на своих постах и никогда раньше не встречались, — негромко произнес он. — Поскольку они собираются вместе работать, им очень полезно вникнуть в образ мыслей друг друга.

— Так вот зачем вся эта демонстрация мужественности, — раздраженно оказала Мэриэл. — Гольф и стрельба по мишеням. Скажите честно, когда вы, мужчины, отдадите наконец мир женщинам и начнете проводить все свое время в детских забавах, которым не будут мешать мировые проблемы? Вы таким образом нанесли бы меньше вреда.

К ее изумлению, он снова рассмеялся.

— Я полностью согласен, но в дипломатии действуют иные правила.

Привыкнув к темноте, Мэриэл пристально вгляделась в его лицо.

— Мне кажется, вы не разделяете этой морали.

Улыбка не сошла с его лица, веселое выражение не исчезло, но Мэриэл не сомневалась, что ее слова задели какую-то чувствительную струнку.

— Я дипломат, так что приходится, — ответил он спокойно. — Не спорю, иногда это очень затянуто и раздражает, но часто все-таки срабатывает. Личные контакты чрезвычайно полезны.

Чувствуя, как он ускользает, Мэриэл решила пригвоздить этого изворотливого человека.

— А какова ваша конкретная роль в данном спектакле?

— Я специализируюсь по вопросам торговли.

Разумеется, он дипломат, а они все доки уходить от вопросов.

— И что же вы надеетесь выяснить в результате этих дорогостоящих упражнений, — требовательно спросила она, — кроме того, что мистер Ватанабе лучше играет в гольф, а мистер Маккабе более меткий стрелок?

— Я ничего не надеюсь выяснить, — беспечно ответил Николас. — Я лишь одна из мелких шестеренок в этом механизме.

Мэриэл не смогла удержаться от смеха, прозвучавшего ясно, тихо и тепло в ночном воздухе.

— Вы не похожи на человека, исповедующего самоуничижение, — возразила она.

— Я могу позволить себе самоуничижение, — заверил он ее. — Однажды мне сказали, что истинная моя сущность гораздо глубже.

Ее внимание зацепилось за какую-то нотку в его глубоком голосе. Скорее всего, такое сказала ему женщина. Уязвленная, Мэриэл с сарказмом ответила, вставая:

— Не сомневаюсь.

С привычной галантностью, к которой она уже начала привыкать, Николас тоже поднялся. Его глаза мерцали в переменчивом лунном свете, и, испытав внезапный озноб, она подумала, что обмен колкостями с этим человеком может перейти в опасное развлечение.

— Мне пора возвращаться, — заявила она.

— Вы сотрудница отеля?

Он наверняка выяснил о ней все, прежде чем рекомендовать на место их переводчика. Зачем же спрашивать?

— Нет, я внештатный переводчик. Мою работу организует агентство в Нью-Йорке.

— Вы превосходно справляетесь. Вы приручили и Маккабе, и Ватанабе.

Как ему это удается? Он даже не глядит на нее, а она уже напряжена, уже появилось чувство, словно ее видят насквозь, оценивают, все в ней взвешивают и примеряют.

— Они оба очаровательно старомодно галантны, — сухо ответила она.

— Японцы говорят, что вы знаете их язык как родной.

Чтобы удовлетворить его ненасытное любопытство, Мэриэл сказала:

— Когда мы жили в Токио, родители отдали меня в японскую школу. В такой ситуации очень быстро учишься, поверьте. Конечно, и тот год, что я провела в Японии, когда мне было уже восемнадцать, помог с произношением.

— А в Китае и Франции вы в детстве не жили?

Мэриэл, изо всех сил стараясь сохранять спокойную безмятежность, улыбнулась и ответила:

— В Гонконге. И некоторое время у меня была гувернантка-француженка, которой запрещалось разговаривать со мной по-английски.

— Странствующие родители, — заметил Николас, пряча за опущенными ресницами свои мысли.

— Да, — невозмутимо кивнула она. — Настоящие кочевники.

Мэриэл даже не понимала, насколько кочевой образ жизни они вели, пока не вернулась в Новую Зеландию испуганным, растерянным восьмилетним ребенком, помещенным в ограниченное общество маленького и малосимпатичного провинциального городка. Ее спасли две вещи: искренне привязавшаяся к ней добрая соседка и прекрасная учительница иностранного в местной школе, которая разглядела ее способности и помогла восстановить языки, которые она почти забыла.

— Если вы хотите, чтобы завтра от меня был какой-то толк, позвольте мне уйти, — сказала она серьезно.

— Ну что же, пойдемте. — Похоже, он забавлялся, соглашаясь отпустить ее. Лишь на время, ни минуты не сомневаясь в конечном исходе.

Он слишком высокомерен, мелькнула у Мэриэл мысль, пока она шагала по песку, поглядывая на его высокую фигуру.

Они миновали кустарники и карликовые пальмы, отгораживающие пляж, как вдруг услышали в кустах какой-то шорох. Николас тут же сделал шаг в сторону и оказался между ней и источником шума.

— Ерунда, — сказала Мэриэл, — наверное, белка.

— Здесь водятся змеи.

Она рассмеялась:

— Как и все новозеландцы, вы их страшно боитесь. Не беспокойтесь, в такую прохладную погоду они все полусонные. И вряд ли это аллигатор. Может быть, енот.

Глаза его сверкнули.

— Вы не боитесь змей?

— Нет, я к ним привыкла.

Николас двинулся дальше, но Мэриэл заметила, что он все еще настороже. Возле ее корпуса он улыбнулся и пожелал ей спокойной ночи.

Мэриэл заставила себя расслабиться, но спиной чувствовала, что он смотрел ей вслед, пока она не закрыла дверь.

Черт, подумала она, он явно проявляет ко мне интерес. Взяв себя в руки, она пошла к своей комнате. Глупо поддаваться чувствам. Возможно, она его интересует просто как соотечественница.

А может, Николас из службы безопасности? Нет, он слишком заметен. Сотрудники безопасности обычно стремятся быть в тени и не бросаться в глаза. Но Николас Ли, подумала она мрачно, не сольется ни с каким фоном; есть в нем нечто, что вызывает к нему всеобщий интерес. Когда он входит в комнату, все вольно или невольно обращают на него внимание.