Тайна лотоса (СИ) - Страница 3

— Извините.

Ей действительно захотелось в туалет. Шампанское, вода, вино и кофе дали о себе знать. Кофе, кстати, помогло дойти до туалета, не качаясь, или она хотела верить, что пару раз схватилась за чужое сиденье из-за обычной тряски.

— Сусанна, ты в порядке?

Паша ухватил её за руку.

— Со мной всё хорошо.

Зеркало в туалете не разделяло её уверенности. Как ни крути, она выглядела пьяной. И вела себя, наверное, точно так же. Ох, Суслик, Суслик… Набрав в лёгкие побольше воздуха, она без поддержки дошла до своего кресла, но лишь опустилась в него, рядом вырос Паша.

— I will appreciate if you stay away from my little sister. She’s not allowed to drink.

Его английский был намного лучше её, но фраза прозвучала коряво или даже грубо. Реза с извинениями кивнул, наградив Пашу такой же улыбкой, что прежде стюардессу, и Паша, похлопав Сусанну по плечу, ушёл. Братик… Суслик, у тебя появился братик.

— Твой брат любит Египет, как и ты? Или только присматривает за тобой?

Сусанна кивнула. Надо быть полным идиотом, чтобы поверить в их родство. Кудрявый брюнет и она, с куцыми кошачьими хвостами, непонятно какой светлости. И сосед, конечно, не поверил. Взгляд сделался вовсе тяжёлым и гадким.

— Его жена интересуется историей, — поспешила зачем-то оправдаться Сусанна.

Какое Резе вообще дело, летит она одна или нет! Или он так завуалированно предлагал ей деньги?

— Семейные каникулы, — усмехнулся он.

Она кивнула, надеясь, что Реза сам прекратит разговор. И он действительно прекратил, вновь достал ноутбук и открыл новостной сайт. Она тоже с удовольствием уткнулась в свой планшет.

Глава 2

«Пентаур обожал играть непослушным светлым чубчиком девочки. На него нисходило озарение, когда тонкие шелковые нити скользили между пальцев. Его спина помнила множество побоев. Нерадивый ученик оставлял занятия священного письма ради мимолётного взгляда зелёных глаз воспитанницы. Девочка часто засыпала на его руках под сказки о богах или играя полами длинного жреческого одеяния. Он сам взялся учить её письму. И учил не так, как учили жрецы, карая за каждый неправильный иероглиф ударами палок, а терпеливо разъясняя ученице значение каждой палочки, каждого рисунка. Он никуда не спешил.

Если сначала на написание одного слова уходило несколько дней, то вскоре девочка уже без особого труда переписывала мифы об Осирисе. Да так красиво, что однажды Амени обратился к ней с просьбой сделать свиток Книги Мёртвых для только что взошедшего на престол фараона. Нен-Нуфер старательно выводила рисунок за рисунком, пока кисть в крохотной руке не начинала дрожать. Тогда она отдыхала немного и вновь склонялась над папирусом. Верховный жрец, пришедший за свитком, поразился искусству десятилетней девочки. Он знал о найдёныше, и никогда лично не порицал Пентаура за многочисленные пропуски занятий, потому что свет мудрости исходил из его глаз, и скоро он стал одним из немногих учеников, удостоившихся жреческого сана.

И вот Пентаур начал познавать тайны, скрытые за стенами храма и не доступные простым ученикам. Иногда ему даже выпадала великая честь сторожить статую Пта. Он видел много нерадивых жрецов, предающихся веселью на посту, но сам, охраняя сон Божественного, как и подобает, не прикасался к вину и не смыкал очей. Всё время, свободное от занятий с Нен-Нуфер, Пентаур проводил за чтением священных папирусов, проникая в священные знания о движении светил, по которым предсказывали разлив Великой Реки, судьбы отдельных людей и целых народов. Пентаур впитывал в себя знания, как морская губка воду. За несколько лет он оставил позади всех сверстников, довольствующихся либо ролью писцов, либо низшим жреческим саном тогда, когда ему уже было предоставлено право присутствовать на заседаниях высших жрецов и позволено принимать участие в священных празднованиях.

Амени, ставший к тому времени верховным жрецом Пта, поручил любимому ученику надзирательство за храмовыми школами. Пентаур несколько раз просил его заменить нерадивых учителей и выгнать ни к чему не способных юношей, которых держали лишь за богатые дары, принесённые храму их родителями. Амени не разочаровался в избраннике, но иногда всё же осаживал пыл молодого жреца, говоря, что тот должен прежде всего думать о благополучии своего бога. Поначалу Пентаур возмущался тому, что они должны терпеть нерадивость сыновней знати и богатых чиновников, но скоро научился держать подобные мысли при себе и не злить понапрасну верховных жрецов. Впереди его ждал долгий путь постижения божественных премудростей.

Он был сыном простых земледельцев, которые упросили жрецов взять сына в храмовую школу, так как не могли прокормить его. Амени сразу приметил мальчика, схватывавшего всё налету, когда другим приходилось вколачивать знания палочными ударами. Казалось, юношу не интересовало ничего, кроме знаний. Даже в жреческом сане Пентаур остался равнодушным к богатствам. Он продолжал довольствоваться набедренной повязкой, сандалиями из грубой кожи и, когда того требовалось, белоснежным жреческим облачением. Он вёл такой же аскетический образ жизни, как и Амени, которого Пентаур почитал за отца. Настоящих родителей он почти не помнил. Они пришли издалека, чтобы передать сына под покровительство мемфисского божества, и больше не возвращались.

У Пентаура была только одна страсть: белокурая девушка с глазами зелёными, как глубинные воды Нила. Несмотря на большую занятость и ответственность за храм, Пентаур не оставил занятий с воспитанницей. Нен-Нуфер уже могла свободно писать, считать и даже имела кое-какие познания в медицине. Маленький найдёныш подрастал. Ей перестали брить голову задолго до того, как тело из детского стало превращаться во взрослое. Теперь вместо чубчика, по плечам струился светлый лен тонких волос, и настал день, когда в теле её расцвёл красный цветок…»

Объявили посадку, и Сусанна сунула планшет в рюкзак и толкнула его под кресло. Если она нормально переживёт и приземление, то мамины страхи просто наговоры и не больше, только зря прошлым летом тряслась в автобусе целые сутки! Она ничего не боится. Ничего. Просто втянула живот, чтобы не расслаблять ремень.

— Take my hand.

И ладонь соседа вновь накрыла её пальцы, но на этот раз Сусанна успела вырвать руку.

— I’m fine. I’m totally fine, — пропищала она, пытаясь выглядеть абсолютно бесстрастно.

Сосед продолжал держать руку ладонью вверх, и Сусанна боролась с желанием вновь почувствовать крепкое рукопожатие. Только владел ей не страх перед посадкой, а другое противное чувство, которое ещё предстояло описать в романе. Если бы Реза, наплевав на её колебания, сжал её пальцы, она была бы ему благодарна. Однако сосед опустил руку себе на колено и отвернулся к иллюминатору. Ох, Суслик, Суслик…

Самолёт тряхнуло, и Сусанна ощутила сердце где-то там, внизу. Только бы не выдать страх, который против воли заполнил тело, но сосед продолжал спокойно наблюдать за облаками. И она тоже, потому не успела отвести взгляда, когда Реза резко обернулся. Тяжёлое мгновение было кратким, сосед просто предложил поменяться местами и, не дав ей и рта раскрыть, отстегнулся. Сусанна тоже щелкнула ремнём и хотела выйти в проход, но Реза поймал её за локоть и указал на кресло. Неужели он хочет, чтобы она забралась в него с ногами? Стюардесса, проверявшая невдалеке спинки кресел, глядела на неё в упор, и её неприятный взгляд заставил Сусанну запрыгнуть на кресло. А дальше случилось то, о чём она не подумала. Поднявшись из кресла, Реза почти уткнулся носом ей в грудь. Во время полёта она расстегнула кофту, и между ними осталась лишь тонкая футболка. Руки его скользнули по её спине, и Сусанна чуть не запнулась о приподнятую ручку, переходя на соседнее кресло. Не говорите только, что сделал он это лишь для того, чтобы полапать её! Да, Суслик, именно так!

Сусанна злобно щелкнула замком, ругая себя за дурость, и уставилась на облака, чувствуя, как у неё начинает гореть левое ухо. Суслик, ты дура! Какая же ты дура! А он, небось, улыбнулся проходившей мимо стюардессе. И из-за злости Сусанна вовсе не почувствовала посадки.