Тайна и кровь - Страница 5
— Спокойствие! Спокойствие, Михаил Иванович! Умерьте ваше дыхание! Тише! Ровнее шаг. «Раз-два-три-четыре» — подсчитываю себе. «Тверже ногу»! «Мужество!»… А что, если выстрел услышан? Погоня… Сворачиваю на Невский. О, счастье: извозчик! Сажусь:
— Сергиевская, 20.
— Товарищ…
— Без разговоров! Вы везете милицейского по приказанию чрезвычайной комиссии.
И вот мы уже у подъезда. Сую извозчику деньги. Он благодарен и удивлен, хлещет лошадь, отъезжает, я вглядываюсь в задок и запоминаю: № легок — 113. Это надо запомнить! В этой жизни надо все запоминать.
Меня встречает человек с черной бородкой и в роговых очках. Он спокойно вынимает руку из кармана брюк, протягивает мне и говорить:
— Так скоро я вас не ожидал.
— Я прямо к вам.
— Значить, не заезжали домой? Не уничтожили ненужного? Это скверно. Надо делать то, что приказано.
— Но я должен вам сказать, что я натолкнулся на живое препятствие и должен был его устранить и спасаться.
— Да… Это — большое осложнение. На квартире — важные документы?
— Никаких.
— Ну, в таком случае все в порядке.
Мы садимся. Я спрашиваю:
— Почему меня сняли?
— Вы раскрыты. Во всяком случае, вы заподозрены…
— Откуда вам это известно?
Он меня оглушает ответом:
— Из чека.
Тогда я спрашиваю:
— Что же будет дальше?
— Сейчас я вам дам новый паспорт. Будьте добры выучить его наизусть. С этих пор забудьте ваше имя, отчество и фамилию. Тренируйтесь на том, чтобы не откликаться ни на одно из трех слов. Для вас во всем мире больше не существует ни Михаила, ни Ивановича, ни Зверева. Поняли? Повторите!
И я повторяю:
— Для меня в мире больше не существует ни Михаила, ни Ивановича, ни Зверева.
И прибавляю, ударяя на каждом звуке:
— Таких слов нет.
Чернобородый Феофилакт Алексеевич ведет меня в соседнюю комнату, зажигает огонь, указывает на кровать:
— Переночуете здесь.
Мы прощаемся. На пороге он оборачивается ко мне:
— Завтра вы получите новое назначение.
IV. Секретный агент штаба
— Который час?
— Еще нет часу. Рано. Вам некуда торопиться. Ваш рассказ так интересен.
— Все равно, сегодня его не кончить… Да и вообще, если все перетряхнуть в памяти, то хватит надолго. Вы понимаете, что тут важны не только факты, но и переживания.
Когда птица бьется в западне, разве интерес в западне или даже в самой птице? Да, так вот… В эту ночь я стал нелегальным. Михаил Иванович Зверев умер, и вместо него появился на свет человек с тремя «р» — «Владимир Владимирович Брыкин». Запоминается тоже легко.
Странная вещь! Ведь не слова же делают человека, и не в случайном имени заключена тайна и сущность его жизни. А вот подите: пока я был Михаил Иванович, все казалось на своем месте. Но стал Владимир Владимирович — и в душе родилось какое-то новое ощущение. С этих пор я стал чувствовать себя, как на маскараде. Я и в то же время не я. Вот я пойду по улице, вот встречу знакомого, я должен поклониться… — я не должен поклониться, я не смею этого сделать! Это будет глупо и удивительно, потому что с этим человеком был знаком Михаил Иванович — Владимир же Владимирович его не знает, он никогда его не встречал, Владимир Владимирович ему никогда не был представлен, он — новое, только что рожденное лицо, и теперь все, что знал, имел, любил и помнил капитан Зверев, потеряно навсегда. Все это умерло…
На Сергиевской я провел плохую ночь. Убийство, новая квартира, незнакомый человек с бородой, в роговых очках, чужая комната, чужая кровать, а наутро новое назначение… Какое? Я шел в неизвестность с новым именем, новый человек для неведомых дел. Какой тут сон! Феофилакт Алексеевич утром позвал меня к чаю.
— Ну как? Ознакомились с вашим новым документом? Усвойте его твердо! А теперь, Владимир Владимирович, вы должны отправиться в главный штаб…
— На Морскую?
— Нет, на Невский. Рядом с магазином главного штаба — ворота. Подниметесь в верхний этаж. На двери увидите: «Информационное бюро. Отдел печати». Войдете и вызовете Леонтьева. Когда он назовет свое имя, вручите ему эту карточку. Вы становитесь секретным агентом и будете командированы в Финляндию… Ну, вот и все… Впрочем, нет. Чуть не забыл. Торгуйтесь и требуйте в настоящей валюте. С Богом!
Мы попрощались. На визитной карточке стояло: «Адольф Христианович Гарф». У меня мелькнула тревожная мысль:
— А если меня спросят что-нибудь об этом таинственном Гарфе? Кто он? Брюнет? Блондин? Старый? Молодой? И потом: что за человек этот чернобородый Феофилакт Алексеевич без фамилии, незнакомец, ни разу не назвавший себя? Неясно мне было и другое: что это за «настоящая валюта»? Но размышлять поздно. Возврата нет. Ничего нет! Нет даже самого капитана Зверева. Теперь в мире существует только убийца Томашевского, скрывающийся под именем Брыкина.
И тотчас же внутренний голос спросил:
— А если бы не это, ты не пошел бы, не исполнил, нарушил слово?
Но ответ тверд:
— Пошел бы — непременно.
Открываю подъезд, подымаюсь по лестнице. На площадке — двое в пулеметных лентах:
— Куда!
— В информационное бюро.
Внимательно оглядывают:
— Хорошо. Идите, но назад не выпустим.
Наконец, распахиваю дверь в отдел печати. Огромный швейцар.
— К кому?
— Нужно видеть Леонтьева.
— Вот приемная.
Странная комната! В ней — три окна, четыре двери, в ней нет ни стола, ни стула. Жду недолго. Сзади меня голос:
— Что угодно?
— Нужно видеть Леонтьева.
— Это — я.
Я поражен. Свирепое лицо, тяжелый, напряженный взгляд, на поясе — две револьверных кобуры. Я вручаю карточку. По его лицу пробегает мгновенная улыбка.
— Рекомендация хороша. Сейчас я позову товарища комиссара.
Он уходит. Через минуту он появляется из другой двери вместе с кожаным человеком.
— Мешкать нечего, — говорить комиссар. — Пойдемте!.. И я вижу, как меня выводят в левую, в третью дверь. Я прохожу мимо комнаты и чувствую, как из угла на мне внимательно, зорко и неподвижно остановился чей-то взгляд. Я поднимаю глаза и вижу какого-то морского офицера. Мы идем дальше.
— Вот здесь, — говорит Леонтьев. — Садитесь!..
Стены покрыты картами. На них то там, то здесь синий и красный карандаш обвели круги.
— Куда же вас направить? — задумчиво произносит комиссар. — Какие языки вы знаете?
Я отвечаю:
— Немецкий, французский…
И вдруг неожиданно для себя бросаю:
— И немного финский.
Комиссар — блондин. У него — светлые синие глаза. Я спохватываюсь:
— А вдруг он сам — финн?
Но комиссар обрадован.
— Это хорошо. Тогда вас нужно командировать в Финляндию. Жаль, что с вашим знанием языков приходится давать такое поручение, но раз вы понимаете по-фински…
И вот мне объясняют, что я должен делать.
— На раутском пункте вас перевезут в Финляндию. Кто — сейчас узнаете. Вы должны явиться к Лайконену, адрес — вот. Задание ваше пока несложное: вы должны связаться с организацией красных финнов, а для этого явитесь к нашему резиденту Никольсону. Как и когда — вам скажут потом. Все ли вам понятно?
— Все.
— Теперь вы должны пойти сняться и представить нам три фотографических карточки.
Леонтьев дает мне адрес фотографа и пропуск. Через час я снова — в той же комнате, обитой картами. И тут начинается торг. Мне дают 4000 финскими, одну тысячу думскими и одну тысячу фальшивых финских бумажек. Я решительно заявляю:
— Нет. Я хочу получить 10.000 финских. Притом настоящих.
Я произношу это слово «настоящих», и мгновенно мне вспоминается наставление Феофилакта Алексеевича. Так вот что значит «настоящая» валюта! Уступают не сразу. Комиссар старается сбыть фальшивые. Я упираюсь. Тогда он начинает навязывать думские. Но и думских я не беру. Наконец, я решительно заявляю:
— Когда речь идет об интересах рабоче-крестьянской власти, надо быть во всеоружии не только веры в ее дело, но и во все средства для достижения нашей цели. Я не верю ни в фальшивые финские, ни в думские. 10.000 в настоящей валюте!