Тайна греческого гроба - Страница 73
С монотонной регулярностью в кабинете раздавались телефонные звонки. Кто звонил, что все это означало, инспектор не знал, но всякий раз, как только телефон просыпался, Эллери срывал трубку с поспешностью приговоренного к смерти, который ждет вести о помиловании. Но все сообщения несли ему одно разочарование — он серьезно их выслушивал, кивал, роняя несколько неопределенных фраз, и клал трубку на рычаг.
Один раз инспектор попытался вызвать к себе сержанта Вели и открыл, что сержант, обычно такой надежный сотрудник, не появлялся в управлении с вечера, что никто не знает, где он, и даже его жена не может объяснить его отсутствие. Это было серьезно. Нос старого джентльмена вытянулся, а челюсти щелкнули, не суля добра сержанту. Но спрашивать у сына он не стал из гордости, а Эллери, лелеявший, вероятно, каплю обиды на отца, посмевшего в нем усомниться, решил его не просвещать. В течение дня инспектору потребовалось вызывать разных членов своей команды по вопросам, не связанным с делом Гримшоу, и, к его глубокому изумлению, обнаружилось, что несколько человек, в том числе самые доверенные его сотрудники — Хэгстром, Пигготт, Джонсон, — тоже куда-то запропастились.
Эллери спокойно сказал:
— Вели и остальные выполняют важное задание. По моим указаниям. — Он не мог больше смотреть на мучения старика.
— По твоим указаниям! — Инспектор задохнулся от гнева, красной пеленой закрывшего от него белый свет. — Ты кого-то выслеживаешь, — с усилием выговорил он.
Не сводя глаз с телефона, Эллери наклонил голову.
Каждые полчаса Эллери принимал загадочные телефонные донесения. Угроза открытого бунта уже миновала, инспектор твердой рукой обуздал, наконец, свой бешеный темперамент и с мрачной решимостью погрузился в болото рутинных дел. День все тянулся и тянулся. Эллери заказал в кабинет ленч, и они съели его молча, причем Эллери все время держал телефон под рукой.
Обедали они тоже в кабинете инспектора — без аппетита, механически двигая челюстями во мраке. Никто не подумал включить свет. Тьма сгустилась, и инспектор с отвращением бросил дела. Они просто сидели и молчали.
И вот, сидя в запертой комнате, Эллери снова почувствовал былую нежность к отцу, какая-то искра пробежала между ними, и Эллери заговорил. Он говорил быстро, уверенно, словно эти слова выкристаллизовались у него в голове за долгие часы холодного размышления. И по мере того как он говорил, отцовская обида постепенно выветривалась, и сквозь глубокие морщины пробилось такое изумление, какое редко теперь посещало это много повидавшее лицо. Он то и дело повторял:
— Не могу поверить. Это невозможно. Да как же так?
И когда Эллери завершил рассказ, на мгновение в глазах инспектора появилось виноватое выражение: он и извинялся, и прощал сына, и одобрял его. Все это исчезло так же быстро, но с этого момента инспектор тоже стал следить за телефоном, как за одушевленным существом.
В час, когда он обычно заканчивал работу, инспектор вызвал секретаршу и отдал несколько таинственных распоряжений.
Через пятнадцать минут уже все сотрудники, находившиеся в управлении, знали, что инспектор Квин сегодня больше здесь не появится — уехал домой, чтобы отдохнуть перед неминуемым сражением с адвокатами Джеймса Дж. Нокса.
На самом деле инспектор Квин сидел в темном кабинете и вместе с Эллери ждал у телефона, который теперь был соединен с оператором центральной телефонной станции полиции по выделенной линии.
Перед зданием, у тротуара с включенным двигателем стоял полицейский автомобиль с двумя сотрудниками. Они ждали с тем же упорством, что и два человека, сидевшие в сером каменном здании наверху, за запертыми дверями и в темноте.
Время перевалило за полночь, когда, наконец, телефон пронзительно зазвонил.
Оба Квина вскочили с мест, готовые начать охоту. Эллери схватил трубку и рявкнул в микрофон:
— Ну?
Мужской голос прогудел ответ.
— В путь! — крикнул Эллери, бросая трубку. — К дому Нокса, папа!
На бегу надевая пальто, они кинулись из кабинета к стоявшему наготове автомобилю. Сильный голос Эллери выкрикнул распоряжения, и автомобиль тоже рванулся вперед, вскоре повернул черный нос на север и, ревя сиреной, помчался в верхнюю часть города.
Однако ехали они не к особняку Джеймса Нокса на Риверсайд-Драйв, а на Пятьдесят четвертую улицу, где находились церковь и дом Халкиса. Сирена смолкла за несколько кварталов от места назначения. На своих резиновых ногах машина прокралась на темную улицу, бесшумно скользнула к тротуару и быстро выбросила на него Эллери и инспектора. Не медля ни секунды, они ушли во тьму, сгустившуюся у входа в подвал пустого дома Нокса, стоявшего рядом с домом Халкиса...
Они двигались как призраки, не издавая ни звука. Из черного пятна рядом со щербатой лестницей возникли широченные плечи сержанта Вели. Луч света коснулся Квинов, сразу погас, и сержант прошептал:
— Лиса в норе. Нужно работать быстро. Ребята обложили место со всех сторон. Не уйдет. Живо, шеф!
Инспектор, державшийся теперь очень спокойно и твердо, ответил кивком, и Вели осторожно толкнул дверь в подвал. Неожиданно ниоткуда возник еще один мужчина. Квины молча взяли у него из рук фонарики, и по команде инспектора каждый обернул свой фонарик Носовым платком, после чего трое мужчин крадучись вошли в пустынный подвал. Сержант, который, очевидно, знал эту территорию не хуже местных котов, уверенно показывал путь. Слабый и мутный свет их фонарей едва рассеивал тьму. Детективы миновали призрачную печь и начали подниматься по лестнице из подвала в дом. На верхней площадке Вели остановился, шепотом перебросился словом еще с одним подошедшим к нему человеком, молча сделал знак рукой и направился в темноту коридора первого этажа.
Пройдя на цыпочках часть коридора, они замерли. Где-то впереди заметны были узкие полоски слабого света, похоже из-под двери и над ней.
Эллери тихонько коснулся руки сержанта Вели, тот повернул огромную голову. Эллери шепнул ему что-то. Вели ухмыльнулся — хотя в темноте этого, конечно, не было видно, — опустил руку в карман пальто и вытащил револьвер.
Вели рискнул коротко мигнуть фонарем, и еще несколько черных теней, осторожно двигаясь, приблизились к ним. Начались тихие переговоры между Вели и одной из теней, которая голосом напоминала детектива Пигготта. Да, все выходы перекрыты... По сигналу сержанта группа двинулась дальше, к источнику слабого света. Затем остановилась. Вели сделал глубокий вдох, поманил к себе Пигготта и другого детектива — Джонсона, наверное самого тощего из всех, рявкнул: «Давай!» — и трое мужчин — Вели, с его железными плечами, в центре — с налету вышибли дверь и ввалились в комнату. Эллери и инспектор сразу за ними. Они осветили уже неприкрытым, ярким светом фонарей нею комнату, поймали и удержали лучами фигуру намеченной ими добычи, застывшую с маленьким фонариком посреди пыльной, необставленной комнаты над двумя одинаковыми холстами, расстеленными на полу...
На миг повисла полная тишина, но потом тут же, с невообразимой быстротой, чары рухнули. Закутанный издал короткий рык и сдавленный вопль — как зверь. Пантерой крутанулся на месте, белая рука метнулась в карман пальто, откуда-то возник отливающий синевой автоматический пистолет. И ад выпустили на свободу — ограниченный, маленький, но настоящий ад.
Ад вырвался на волю, когда темная фигура устремила кошачий взгляд прямо на высокий силуэт Эллери Квина, со сверхъестественной точностью выделив его среди людей, сгрудившихся на фоне дверного проема. Палец нажал на спусковой крючок пистолета, и в ту же секунду, на едином вздохе загрохотали, закашляли полицейские револьверы. А сержант Вели ринулся вперед, как курьерский поезд. Закутанный вдруг обмяк и повалился на пол нелепой кучей тряпья.
Эллери Квин с тихим изумленным стоном широко раскрыл глаза и тоже упал — на ноги своего помертвевшего отца.