Тайна египетского креста - Страница 8

Итак, следствие зашло в тупик. Непонятно, немыслимо, но факт. Пояснения Эллери по поводу религиозной символики Т не только не пролили свет, но, скорее, еще больше запутали дело. Да и сам он не видел решения.

Впрочем, Эллери успокаивал себя тем, что никто на его месте не смог бы применить логику к действиям сумасшедшего.

Если «дело» было слишком сложным для Эллери, то уж тем более оно было не по зубам коронеру Стэплтону, окружному прокурору Крумиту, полковнику Пикетту и жителям Арройо и Вейртона, и толпам газетчиков, наводнившим город в день суда. Во главе с коронером Стэплтоном, который настаивал на формулировке очевидного, но ничем не подтвержденного заключения, судом был вынесен вердикт: смерть наступила от руки неизвестного убийцы или убийц. Газетчики еще некоторое время покрутились в городе. Полковник Пикетт и прокурор Крумит словно ходили по замкнутому кругу все медленнее и медленнее. Наконец шум в городе и прессе утих.

Эллери вернулся в Нью-Йорк в философском настроении. Чем больше он думал об этом «деле», тем больше убеждался, что решение должно быть крайне простым. По его мнению, показания свидетелей не подлежали сомнению. Действительно, существовал некий Велия Крозак, иммигрант, говорящий по-английски, шарлатан, который из каких-то темных побуждений замыслил убийство, выследил и лишил жизни жертву — сельского школьного учителя, тоже, кстати, иммигранта. Преступление выявляло недюжинный ум, пораженный маниакальным недугом. Что скрывалось за ним — религиозный фанатизм, кровная месть или вражда, — вероятно, узнать никогда не удастся. Крозак, выполнив какую-то миссию и совершив зверское убийство, наверняка исчез и плывет куда-нибудь по далеким морям, поближе к своей родине. Что касается слуги Клинга, то, скорее всего, он стал безвинной жертвой, оказавшейся меж двух огней и убитой тем же маньяком только потому, что, возможно, увидел его лицо. Клинг мог оказаться тем самым мостом на пути отступления убийцы, который необходимо было сжечь. И вообще, тот, кому ничего не стоило отрубить голову жертве во имя жуткого символа мести, мог с легкостью убрать с дороги любого, представляющего угрозу его собственной безопасности.

Итак, Эллери возвратился в Нью-Йорк к отцу.

— Я не собираюсь повторять, что я тебя предупреждал, — говорил Куин-старший, когда оба сидели за обеденным столом вечером, в день приезда Эллери, — однако нотации ты заслуживаешь.

— Валяйте, отец, — промямлил Эллери с набитым ртом.

— Мораль такова; убийство есть убийство, и девяносто девять процентов или девять десятых всех убийств, происходящих на земном шаре, объяснить проще простого. Абсолютно ничего сложного, понимаешь? Я не знаю, зачем ты помчался в забытый Богом и людьми Арройо, но наверняка первый же встречный нищий мог бы дать тебе ответ.

Эллери отложил вилку.

— Но ведь логически…

— Та, та, та, — насмешливо пропел инспектор, — иди-ка лучше спать.

С того дня прошло полгода, и Эллери совершенно забыл про убийство в Арройо. К тому же он был загружен — в Нью-Йорке всегда много дел. Большой город не был символом братской любви людей, там то и дело происходили преступления и убийства. Инспектор, участвуя в расследованиях, постоянно пребывал в исступленно-приподнятом состоянии, а Эллери время от времени присоединялся к отцу, когда какое-нибудь «дело» его особенно интересовало.

И вдруг во второй половине июня, то есть спустя шесть месяцев со дня убийства в Арройо, «дело» о распятом Эндрю Ване всплыло в памяти Эллери.

Было это в среду, 22 июня. Эллери и инспектор Куин сидели за завтраком, когда раздался звонок в дверь и Джуно, прислуга в доме Куинов, пошел открывать и вернулся с телеграммой для Эллери.

«Интересно, — удивился Эллери, вскрывая конверт, — кому это не терпится со мной связаться с утра пораньше?»

— От кого? — пробормотал инспектор, заглатывая кусок сэндвича.

— Сейчас посмотрим. — Эллери развернул телеграмму и взглянул на подпись. — От Ярдли! Вы помните, отец, профессора Ярдли? Моего университетского наставника?

— Как же, конечно. Древнейшая история, да? Помню, он останавливался у нас, когда приезжал в Нью-Йорк.

Несимпатичный такой, с бакенбардами.

— Лучший профессор в мире, а бакенбарды он сбрил. Господи, сто лет о нем не слышал! С чего бы вдруг…

— Советую тебе прочитать телеграмму, — саркастически заметил Куин-старший. — Это верный способ узнать, зачем человек тебе пишет. В некоторых вопросах, сын, ты глуп, как пробка.

Однако насмешливость в его глазах исчезала по мере того, как менялось выражение лица Эллери, у которого по прочтении телеграммы отвисла челюсть.

— В чем все-таки дело? — полюбопытствовал Куин-старший. — Кто-нибудь скончался? — Инспектор был подвержен простонародному суеверию, считая, что от телеграмм добра не жди.

Эллери кинул телеграмму на стол, вскочил, швырнул Джуно салфетку и помчался в спальню, на бегу стаскивая рубашку. Инспектор прочел:

О том, что случилось нечто необычное, стало заметно задолго до того, как старенький «дюсенберг» Эллери прибыл к месту назначения.

Дорога на Лонг-Айленд, по которой уехал Эллери, по обыкновению превышая скорость, была забита полицейскими, совершенно не обращавшими внимания на высокого молодого человека в гоночном автомобиле, который мчался со скоростью пятьдесят пять миль в час.

Эллери с присущим всем гонщикам эгоцентризмом ждал, что его кто-нибудь остановит. Тогда бы он высокомерно бросил в лицо своему моторизованному противнику; «Полиция, экстренно!», поскольку он все-таки заставил отца телефонировать в город, где произошло убийство, и объяснить Вогну, инспектору муниципального полицейского управления Нассау, что «его замечательный сын» (он так и выразился) едет к ним в штат, и не будет ли мистер Вогн так любезен ввести юного следопыта в курс дела. И, как преподнес это инспектор, отец сообщил далее, что «его замечательный сын» располагает информацией, представляющей интерес для Вогна и для окружного прокурора. Затем последовал звонок окружному прокурору муниципального суда Нассау мистеру Исхему с просьбой оказать содействие «его замечательному сыну». Мистер Исхем, издерганный и взвинченный, промямлил что-то вроде «все новости хороши, инспектор, пусть приезжает» и обещал, что до приезда Эллери на месте преступления ничего трогать не будут.

Около полудня «дюсенберг» катил уже по одной из частных автострад Лонг-Айленда, где и был остановлен мотоциклистом-полисменом.

— Брэдвуд в этом направлении? — спросил Эллери.

— В этом-то в этом, только вам туда не надо, — ухмыльнулся полисмен. Разворачивайтесь и поезжайте отсюда.

— Меня ждут инспектор Вогн и прокурор Исхем, — с обаятельной улыбкой ответил Эллери.

— Ол'райт. Вы мистер Куин? Прошу прощения, сэр, проезжайте.

Эллери с видом победителя нажал на газ и через пять минут катил между двумя частными владениями; одно, судя по группе полицейских автомобилей у ворот, — Брэдвуд, где и произошло убийство; второе, судя по тому что оно располагалось на противоположной стороне, — обитель его друга и бывшего наставника профессора Ярдли. Сам профессор, высокий, загорелый, худощавый человек с некрасивым лицом и маленькой бородкой, что делало его похожим на президента Авраама Линкольна, подбежал к Эллери и схватил за руки, едва тот успел выбраться из своего «дюсенберга».