Тайна чёрной «Волги» - Страница 14

– Это в середине недели? – удивился Эдик. – Я понимаю, если пятница или суббота – танцы как раз допоздна…

– Такому поведению наверняка есть объяснение, – сказал Волков. – И его вам, товарищи милиционеры, предстоит выяснить. А пока – детали, о которых доподлинно известно. Федотова села в черную «Волгу» ГАЗ-21 на улице Ленина, это видел сторож книжного магазина. Он же, кстати, услышал и про подругу, от которой возвращалась Федотова – девушка разговаривала довольно-таки громко. Со сторожа, кстати, уже взял показания дежурный наряд милиции, но я уверен, что поговорить с ним нужно еще раз. Вопросы?

Вопросов не было, а потому чекист сразу же объявил об окончании летучки, предложив немедленно приступить к опросу свидетелей. Следователи покинули кабинет Величука и, не сговариваясь, вышли на крыльцо отделения.

– Закуривай, – Эдик вытащил из кармана бело-голубую пачку «Ту-134», щелчком пальца выбил сперва одну сигарету, потом другую.

Валерий не стал отказываться, наоборот, ему вдруг и впрямь нестерпимо захотелось затянуться терпким сизым дымом. Апшилава достал свою «Скилтаву», дал прикурить Камышеву, затем прикурил сам.

– Скажи, Валера, – Эдик сделал глубокую затяжку, потом выпустил тугую струю дыма, – ты веришь этому капитану? Похитители органов… Я о таких преступлениях слышал, но там все было как-то скромнее, что ли… То врача задержали, то медсестру, которые таким жестоким путем подзаработать хотели и парочку одиноких пациентов угробили. А тут прям бойня какая-то, да еще и людей прямо на улицах хватают…

– Мы с тобой не в тех с Волковым отношениях, чтобы верить ему или не верить, – покачал головой Камышев. – Он не из нашего с тобой ведомства, перед нами не отчитывается. У него есть задача – обезвредить банду озверевших убийц, и комитет ему на то дал широкие полномочия. В том числе пользовать родную милицию, то бишь нас с тобой.

– Да я понимаю, – Эдик эмоционально махнул рукой. – Просто у меня такое впечатление сложилось, словно он что-то недоговаривает… Как будто все гораздо страшнее, чем оно есть на самом деле. Помнишь, о чем дед мой говорил? Будто зло в мир прорвалось, и нам с ним войну придется вести. Нет, я понимаю, конечно, что это он на старости лет в философию ударился… Но осадочек, знаешь, все равно есть какой-то.

– Давай пока не будем сами все усложнять, – Валерий ободряюще похлопал своего курчавого коллегу по плечу. Апшилава ему нравился, вот только горячности бы тому поменьше. – Что для нас сейчас главное? Правильно – отыскать злодеев. Чтобы советский суд их потом наказал по всей строгости закона.

– Ладно, с чего начнем? – Апшилава успокоился, докурил почти до самого фильтра и точным броском запустил бычок в урну.

– Слушай, давай разделимся? – предложил Валерий. – Я – в первую школу, а ты – к сторожу в книжный. Иначе мы за весь день не управимся.

– Давай, – согласился Эдик. – Ты тогда Матвеича возьми, тебе на машине проще будет, ты города не знаешь. А я легко пешком похожу, да на автобусе в случае чего поезжу…

На том и договорились. Камышев сел в уже поджидавшую на прежнем месте бежевую «шестерку», пожал руку пожилому водителю, и они отправились туда, где Валерия ждал непростой разговор.

Калинин, 1988 год. 15 сентября, четверг

– Сидит, – Петька Чалышев, который уже успел благополучно забыть вчерашний инцидент с ведьмой в двенадцатиэтажке, опять собрал вокруг себя дворовую детвору. – Вон он, видите?

– Он, по-моему, опять пьяный, – насупила брови Вика Черемных. – Давайте не пойдем?

– Ничего он не пьяный! – возразил Петька. – Он просто устал…

– С чего вдруг? – скептически посмотрел на приятеля Мишка Вдовкин. – Он же не работает, мне папа говорил.

Они стояли на детской площадке возле их общего панельного дома и обсуждали спившегося одинокого соседа Гришку Мамонова, гревшегося на редком осеннем солнышке, сидя на лавочке. Ему не было еще и шестидесяти, но дети считали его уже глубоким древним стариком. Жил Мамонов на деньги от сданной макулатуры и стеклотары, да еще время от времени хватался за сезонную и разовую работу. На еду и квартплату ему хватало, а на алкоголь копейка находилась всегда. Сам он рассказывал, будто работал раньше в каком-то секретном НИИ, но исследования прикрыли с началом перестройки. Взрослые к нему относились со скепсисом, однако детей он притягивал словно магнитом, рассказывая самые невероятные истории. И в числе благодарных слушателей как раз был Петька Чалышев.

– Короче, кто не хочет, может идти в песочнице поиграть, – как ему показалось, иронично поддел друзей мальчик. – Привет, дядя Гриш!

– Тихо! – пьяница повернулся к ним с перекошенным лицом и приложил палец к губам. – За мной наблюдают!..

– Кто? – Петька закрутил головой, а Вика с Мишкой одновременно скептически хмыкнули.

– Да вот же он! – Мамонов, дыхнув на детей винными парами, указал заскорузлым пальцем на крупную серую крысу, притаившуюся рядом с перекладиной для выбивания ковров.

– Крыса? – удивился Мишка Вдовкин. – Сейчас я ее кирпичом!..

– Не смей! – громким шепотом сказал Мамонов. – Не попадешь, а он потом тебе отомстит. Это же крыса из моей лаборатории…

– У вас была своя крыса? – Вика округлила глаза. – И своя лаборатория?

Постепенно презрительное недоверие уступило место любопытству, и дети окружили пропойцу, внимательно ловя каждое его слово.

– Когда я работал в секретном институте, – Мамонов задумчиво пожевал губами, – мы ставили опыты над крысами. Облучали их радиацией, пичкали ноотропами, чтобы они эволюционировали… Увы, официально исследования зашли в тупик. Но потом в крыс будто что-то вселилось!..

– Что вселилось? – не понимая, о чем говорит пропойца, Мишка Вдовкин наморщил лоб.

– Черти в них вселились! – с чувством собственного превосходства подсказал другу Петька. – Как в той шахте на севере, где до самого ада докопались!

– Верно, ребенок, – кивнул Мамонов, не отрывая взгляда от серой крысы. – Я быстро заметил, что с крысами происходит что-то неладное. Эти грызуны вели себя так, будто обрели разум… Ходили на задних лапках, смотрели на меня, держась за решетку совсем как люди… Разве что говорить на тот момент еще не научились. Особенно умным и хитрым вот этот был… У него даже мимика начала появляться – представьте себе ухмыляющуюся крысу! А потом он как-то и вовсе, глядя на меня, лапой по горлу провел, будто ножом. Мол, конец тебе, двуногий!

– А зачем ему нужно было вам угрожать? – спросила Вика.

– Почувствовал, что я его раскусил, – пожал плечами пьяница. – Я ведь тщательно за ними следил, пока контролировал ход эксперимента, да и просто ухаживал. Собственно, я единственный и заметил, как они изменились. А этот серый… представляете, он командовал другими крысами! Они убирались за ним, еду ему приносили, причем сначала сами распробовали, особенно когда я специально добавлял туда экспериментальные препараты. Я об этом сказал руководителю исследований, тот заинтересовался, но при нем и коллегах серый прохиндей притворялся обычной тупой крысой. Он и остальных заставил вести себя так же. Несколько раз я пытался привлечь внимание, но крысы тут же принимались вести себя как обычно, причем даже скрытую камеру как-то замечали. Мне в итоге выговор сделали с занесением в трудовую. А потом…

– Что? Что? – наперебой загалдели дети.

– Как-то поздним вечером, когда все разошлись по домам, я нашел на полу в лаборатории мертвую кошку, чьей кровью на керамической плитке было написано «вам конец», – страшным шепотом произнес Мамонов. – При этом крысиный вольер был заперт, но на морде этой вот твари осталась засохшая кровь.

– Фу! – воскликнула Вика.

– Ужас, – пробормотал Мишка Вдовкин.

– Еще какой ужас! – живо подхватил пьяница. – Я ему сказал, что раскусил его, и услышал в ответ мерзкий отвратительный смех… Крыса смеялась! Но мне опять никто не поверил, грозили уволить. Исследования прикрыли из-за бессмысленности и несостоятельности, я предложил уничтожить этих грызунов, из-за волнения не подумав, что они услышат. А они услышали…