Тайна Черного моря - Страница 21

Некурящий охранник прекратил мусолить жевательную резинку и ответил:

– Артист какой-то. Че-то рожа незнакомая. От поклонников у нас прячется. Наверное, какая-нибудь классическая музыка. Знаешь, сколько они зашибают? На родину как в отпуск приезжают. Иностранный легион со смычками, твою маму…

Охраннику тоже было скучно. Но шеф заведения – эскимос, помешанный на дисциплине. Будь у кабачка русский хозяин, наверное, дозволялись бы некоторые вольности. Например, необязательно торчать именно здесь, если мало посетителей. Наверное, разрешалось бы спуститься вниз, к входу, или пошататься по залу. А тут – стой и не жужжи.

Помолчали.

Охранник от безделья принялся слегка постукивать носком туфли по навешенному на перила строгому черному зонту-трости, выбивая неведомый мотивчик. По представлениям узкоглазого хозяина, в случае дождя охранник обязан особо дорогих гостей с этим зонтом препровождать до машины. Но в лакеи охранник не нанимался.

Когда до фильтра осталось две затяжки, по лестнице застучали быстрые шажки. В ресторанный зал спешила, задорно улыбаясь, милая красавица лет восемнадцати от роду. Черные прямые волосы выбивались из-под мокрого мотоциклетного шлема. В волосах, как драгоценные камни, поблескивали капельки дождевой воды. Одета девушка была сплошь в черную кожу – тонкую, дорогую, хорошей выделки и почти не заляпанную рокерской символикой. Вроде как дочь обеспеченных родителей, от избытка энергии водящаяся со шпаной, однако прекрасно разумеющая, что будущее ждет её иное. Светское.

Ольга мило, уголками губ улыбнулась официанту и охраннику. Каждому показалось, что улыбнулась именно ему. «Чаще улыбайся, – дрессировали её инструкторы. – От мужика ждут объяснений, тебе же достаточно лишь улыбнуться. Это оружие посильнее пистолета будет».

Едва Ольга остановилась и чуть поджала детские нецелованные губки, как официант предупредительно распахнул дверь, а охранник почему-то нелепо, вместо того чтобы обмахнуть посетителя металлоискателем, вытянулся по стойке смирно.

На самом деле ей было девятнадцать. И она шла выполнять свое первое задание. Дебют. Сердечко настороженно сжималось в юной, ещё не испытавшей трепета первой любви груди. Нет, ей не было страшно. Она искренне верила, что если выпадет шанс, то все у неё получится. И дальше начнется иная, романтическая жизнь. Ее лицо светилось надеждой, и от этого девушка казалась ещё красивее.

На кого она сейчас работает, Ольга не знала. Задание получила в неподписанном конверте: фоторобот и аванс. Конверт подсунули под дверь в студенческом общежитии, где она договорилась с комендантом, в двух шагах отсюда. Этот район был её «портом приписки».

Если в нанайском ресторанчике окажется некто, хотя бы отдаленно напоминающий фоторобот, его следует задушить, пристрелить или отравить на месте. Ольга предпочитала стрелять, хотя и ядами пользоваться её обучили на совесть.

Искусство отравления у них преподавал – конечно, не на педагогическом факультете, студенческий билет которого рядом с другими такими же липовыми мандатами сырел в кармане кожкуртки, – некто К.Буруху (Ольга так никогда и не узнала, как расшифровывается К.), молдавский грек из семьи со сложными религиозными порядками. Какая-то секта. Например, он никогда не ел после заката, не заигрывал с ученицами и свято верил в близкий конец света. Скорее всего, из-за всеобщего потепления. И судя по сегодняшней недавней духоте, он был прав.

Оля вошла в зал. Как принцесса. Она не знала, но догадывалась, что в другие залы и кабинеты на этой улице под разными предлогами входят другие наемные убийцы. Как ей хотелось, чтобы обреченный персонаж достался именно ей! Ему уже все равно, а у Оли тяжело болеет бабушка, а такие операции делают только в Германии. А стоит такая операция ни много ни мало – пятьдесят тысяч дойч-марок.

Ради бабушки Оля была готова даже пойти на паперть. Даже на панель. У девушки не было подруг. Кроме бабушки. Ребенком Оля любила, чтобы бабушка брала её на колени, доставала черепаховый гребень и под усыпляющее расчесывание детских кос рассказывала о закулисной жизни Мосфильма, где работала вахтером. Бабушка, так и не ставшая актрисой, передала свою мечту внучке. И Оля старательно зубрила роли в драмкружке при ТЮЗе, до обмороков тиранила себя домашними заданиями репетиторов. Она верила, что когда-нибудь настанет решающий день. И все увидят, как она талантлива.

Жизнь распорядилась несколько иначе, но девушка не жалела. И на этом новом, выбранном ею пути её ожидали пока не сыгранные гениальные роли и звание народного артиста. Пусть и анонимные.

Как обычно складывается карьера наемного убийцы? Сначала помотайся по Тьмутараканям, Мухосранскам и прочим Урюпинскам, отстреливая местных депутатиков и королей райцентровских колхозных рынков. Поживи в провинциальных гостиницах с неистребимым запахом затушенных в банке из-под шпрот окурков. Поборись за то, чтобы тебя заметили, предложили ангажемент. И только потом, если нашелся приличный импресарио, появятся хорошие заказы в областных центрах, затем – в столицах бывших республик. А после пойдут сказочная Прага, солидная Вена, веселый Париж, непутевый Нью-Йорк… И уже не ты радуешься любому оплаченному нажатию курка, уже сами заказчики ищут тебя с предложениями о работе. Приглашают в «Максим» и «Метрополитен Опера»… Лимузины, коктейли, кутюрье…

Ей выпал один шанс из тысячи. Дебютировать в столице, с нижней ступеньки прыгнуть сразу наверх. И дебют этот был назначен на сегодня.

Оле повезло. Никаких сомнений: за столиком, лицом к ней, но склонившись над тарелкой, сидел он. Ее Ромео. Ее Болконский. Ее Годо. Ее первый партнер в начавшейся давным-давно, в Древней Греции, трагедийной пьесе о жизни и смерти, о жертве и палаче, о любви и ненависти.

Анатолий как раз закончил ваять вторую карточку и сунул её, ещё не просохшую, в карман. К сожалению, у него было только четыре плаката VISA, на каждом из которых только по одному изображению кредитной карточки в натуральную величину. А муляжи требовались двусторонние. Самое трудное здесь – разложить по склеиваемой поверхности состав из лапши пополам с зубной пастой столь равномерно, чтобы чужие пальцы, когда карточки немного подсохнут и станут похожи на пластиковые, не ощутили неровностей. Хотя бы в течение двух секунд.

Хутчиш отложил ножницы.

Жаль, поесть так и не успел. Ну не беда: случалось ему обходиться без пищи и месяц. Однажды, например, чтобы не загнуться среди торосов и айсбергов, он неделю продержался на супчике из гагачьего пуха, выпотрошенного из штатного в антарктической экспедиции пуховика.

Не поднимая головы, Анатолий подхватил правой рукой вилку, левой – тупой столовый ножик и метнул в сопровождаемую официантом гостью, которая уже достала из-под полы кожаной курточки и наводила на него «беретту» с длинной, маслянисто черной колбаской глушителя.

Девушка завизжала, словно ей за шиворот вылили графин ледяной воды. Футбольным мячиком запрыгал легкий мотоциклетный шлем. Взметнулось облако черных, с бархатным отливом, девичьих волос. Анатолий успел отметить, что убивать его пришла очень красивая девушка.

Олины мечты разом пожелтели, как страницы девичьего дневника. Умчались в небытие загорелые голубоглазые немногословные шатены, посадив в свои лимузины других барышень, остались непримеренными наряды от самых дорогих кутюрье, осталась без надежды на выздоровление бабушка. Никогда не играть Оле Леди Макбет в Белфасте (Мекке и Ла Скале в одном лице для террористов всех стран и народов) или Отелло в Лос-Анджелесе…

Официант оторопело уставился на симпатичную посетительницу, которая вдруг остановилась, будто наткнулась на невидимую стену, и непонятно зачем вскинула вверх руки. Вскинула – и не опускает.

Наконец официант разглядел, что девушка руки опустить не может. Аккуратно, за черные кожаные рукава запястья симпатичной посетительницы были пришпилены: правый рукав к деревянному косяку двери вилкой, а левый к верхней балке столовым ножом. Но даже не это самое удивительное. Непонятно откуда в правой руке девушки оказался настоящий огромный пистолет, да ещё с глушителем.