Таганский дневник. Книга 1 - Страница 29
Но нельзя и раскисать, т. е. сдаваться. Как ляжешь болеть, так заболеешь всерьез и проваляешься, а надо поддерживать бодрость духа, когда тело вянет; и дух поможет телу воспрянуть.
Еще думал о том, что жизнь устроена правильно. Вот приходят молодые артисты, я еще сам молодой, некоторые из них одного возраста со мной, но я уже пять лет отслужил, и все равно тревожно. Молодые, они всегда наглые и талантливые, они полны той энергии, которая на первых порах заменяет часто талант, энергии подавления напором и смелостью, энергии закона джунглей и вообще жизни — раз молодо, значит, перспективно, значит — смена.
Они чувствуют себя главными гостями на пиру театра — только их и ждали, только они спасут искусство, в основе так оно и есть.
Молодые — нетерпеливые, жадные, смелые, наглые, требовательные, и все эти качества помогают некоторым прорваться, а которые не успели вырваться от фонтана, — эти качества только удерживают у фонтана, потому что к ним прибавляется неудовлетворенность, раздражение, озлобление, а вслед за этим и пороки, подрывающие корень: пьянство, распущенность, ослабление воли, лень, зависть и т. д. А многие из нас без времени постарели, одрябли, оплыли жирком, и давно нет той энергии, которая была, конечно, но само собой как-то вышла, как большой воздух выходит в маленькую дырочку, и потому даже от шума плащей молодых мы уже приходим в волнение и сдаемся без боя. А если чувствуешь в себе жизнь — дерись!
Потеря святости и приобретение корысти!
Тот, кто не суетится — никогда, никуда, нигде не опоздает, тому нечего бояться, что он чего-то может не успеть, он все сделает вовремя и выполнит долг, ему предначертанный, и придет туда, куда надо.
Упаси господи нас от суеты!
Был в трех редакциях. К паре — «Старики», «Чайников» — подстегнул третью — «Таньку».
В «Огоньке», редактор Кружков:
— Это возьмите себе сразу (на «Чайникова»).
Стал листать «Стариков», я задрожал.
— Какой из трех рассказов вы считаете самый удачный?
— Не знаю, они все разные.
— Ну ясно. Посидите.
— Так, ну вот что! Это не годится… Откуда вы хватаете такие ситуации? Это же все надуманно, не жизненно… Вы берите жизненные ситуации… Это все литературщина, а язык есть и способности есть, писать можете и должны… Сколько тебе лет? 26? Ну, вполне взрослый человек… Пишете много?
— Много.
— Пишите, обязательно выпишитесь, потому что способности есть, и берите жизненные ситуации, это же у вас старики эти оба… не люди… а шмаровозы какие-то, а баба? Бабы нет, есть какая-то кобыла, которую со двора на двор перегонят. Пишите. Как рассказ напишете, так несите нам, обязательно несите, и берите жизненные ситуации.
«Смена».
— А! Золотухин, артист с Таганки. Приятно видеть у себя в гостях хороших артистов, чем обязаны?
— Рассказы принес, печатать будете?
— Артисты графоманами стали. Ну, давай посмотрим. Если ты такой же писатель, как артист, непременно напечатаем. Я ведь про вас писал когда-то, в «Смене», о «Герое нашего времени».
— Да! Это Вы?! Я Вас давно люблю! Вы единственный человек, который печатно похвалил спектакль и меня.
Там же я услышал впервые, что «Интервенция» не получилась.
— Ты мне еще очень понравился в «Пакете», ну… блеск, это моя любимая книжка детства…
— Нет, что ты, дорогой, все прекрасно, все образуется, ни тебе аванса, ни пивной и т. д. и т. п.
Про «Театр. жизнь» не буду писать, устал, скажу только: желтое здание, серые люди. Больше ничего не скажу.
Я думаю, что короткие юбки затрудняют многим девушкам выйти замуж. Потому что стройных ног гораздо меньше, чем привлекательных мордашек. Влечение, либидо — явление физиологическое, начинающееся с внешнего обзора, это влечение, подкрепленное духовным обаянием, превращается в любовь… но кривые, худые, толстые ноги при сносном лице затрудняют возникновение либидо, а потому и любви, естественно, это не всегда, но очень часто. То же и с грудями… открытая грудь, если она красивая — влечет, но коль открыто у одной, распахнуто у всех, таков закон этой природы и недостатки все наружу. Скрытость недостатков, как и достоинств, увеличили бы стоимость женщины, не задерживала бы возникновения либидо, и ускорила бы оборот замужества. В некотором бы роде, это был бы кот в мешке, ну и что? Тем интереснее, а когда люди начнут жить, любовь либо разгорится, либо потухнет вовсе, и тут, в семье, уже другие законы, не зависящие через полгода от ног или грудей партнерши, даже происходит обратная метаморфоза. Вот что я думаю о коротких юбках.
Зайчик на телевидении. И утвержден в кино. Я рад за Зайчика, кроме того, у меня заработка не предвидится, а жить надо, и одеться надо, и кое-что купить по дому. С тещей помирились как-то само собой. Мне нравится писать в эту тетрадь. Вот уже 16 дней я записываю в нее регулярно все основные события, мысли, настроения.
КНИГА ВЕСНЫ — пока, тьфу, тьфу, тьфу — написанное соответствует названию. Мрачных, злых мыслей мало. Отец мой! Помоги мне удержать в душе моей этот весенний лад.
Вот еще что забыл записать, а важно. В трудные минуты, в период пьянства, ухода артистов из театра, или в кино, да и вообще, когда наш сильный шеф бессилен, он сетует на отсутствие общественного мнения: мало и не единодушно выступают на собраниях, мало клеймят друг друга позором, мало разоблачают друг друга — больше отсиживаются молча. То есть якобы и вроде при демократии нашего театра и т. д. люди не пользуются свободой слова. На мой взгляд, он забывает один обязательный закон диалектики: если есть общество, есть и общественное мнение, пусть только в закваске, пусть не оформлено протоколом или конституцией, — но оно есть, есть дух его… Оно спокойно на поверхности, и то до поры, до времени процессы идут обязательно, это закон.
И есть глава коллектива, то есть власть. Всякая власть с обществом находится в противоречии больше того: и власть, и общество ищут этих противоречий, ибо ими живо общество. Шеф наивно предполагает, что общественное мнение может служить ему, то есть оно вроде бы и служит, но это не общественное мнение, а инерция покорности, необходимость подчинения, самоунижение толпы перед ведущим бараном, чтобы слаще расправа над ним оказалась.
Теперь, требуется общественное мнение, он всегда повторяет при этом артистам в нужных ему ситуациях. «Это не ваше дело», «занимайтесь каждый своим делом», «ваше дело — хорошо играть», «вы бы лучше о ролях своих думали, которые у вас далеко не благополучны» и т. д. Артисту, особенно молодому, можно всегда сказать, что он плохо играет и тем самым заткнуть ему рот, отбить ему всякую охоту о чем-то еще рассуждать, это похоже на то, как если перед властью стоит электрическая машина, и если артист говорит нужное, он подключен к сети, как пошел не туда — отключается ток, и он замолкает.
— …НЕ СУДИТЕ САМИ, ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.
Ужасный день. Вчера играл Керенского за Высоцкого, а сегодня и вчера ночью молю бога, чтоб он на себя руки не наложил. За 50 сребреников я продал его, такая мысль идиотская сидит в башке. На репетиции, при народе постороннем, он упал.
— Идите, приведите себя в порядок, — сказал ему шеф. И он ушел, и никто не знал, куда он девался и что делает: пьет ли, спит ли? Послали в Волокаламск машину за Губенко, в Вишняки — за мной, но я, как назло, оказался в театре, и еще оговорил, идиот, условия ввода — 100 рублей — это была шутка, но как с языка сорвалось! Ведь надо же, все к одному: и Хмеля[26] нет, я еще за него играю. Боже мой!
— Высоцкий играть не будет, — кричит Дупак[27], — или я отменяю спектакль.
— Как ты чувствуешь себя, Валерий? — шеф.
— Мне невозможно играть, Ю.П., это убийство, я свалюсь сверху[28].