Таганский дневник. Книга 1 - Страница 28
!!! О народной скорби, постоянной, не преходящей во все века — должен я поведать людям в роли Федора Фомича.
Сегодня день рождения Зайчика, а я к нему не подготовлен совсем. Кажется, мои слова услышаны, и Зайчик будет сниматься в Душанбе. Встали сегодня на час раньше задуманного, нелегкая нас подняла, подвело чутье, думал, часы отстают.
Сегодня первый раз попытаемся прогнать в самом грязном варианте первый акт. Отец родной! Помоги сосредоточиться, успокоиться, не думать ни о чем, кроме дела моего, которым я служу людям и делаю дело твое — увеличиваю любовь. Сделай так, чтобы я забылся и шел по воде, легко и просто. Чтобы я не обидел никого своей игрой, своими нервами на пределе — пусть будет все хорошо. Не может быть хорошо, когда еще не проделано достаточной работы, но пусть будет настолько хорошо, насколько затрачен труд, то есть — по труду.
Вчера с утра таяло, была прелестная погода, а к обеду подул ветер, началась метель и холодно стало. Это зима борется с весной, надо сказать, она делает это не безуспешно.
Зайчик говорит: «Ты пишешь, пишешь, ну кому это нужно?» Я думаю — это кому-нибудь нужно, хоть тому же мне. Другому человеку никогда не понять душу чужую, и для него всякое занятие другого, не понятное ему самому, кажется глупостью и тратой времени. А на это стоит тратить время, оно вознаграждает за это. Приносит спокойствие, равновесие.
Обед. И снова меня хвалили. «Правильно работал. Очень правильно работал», — говорит шеф. Сын шефа сказал: «Ну, у тебя полный порядок. Ты какой-то скачок сделал. Прям не по-своему репетировал».
Спасибо, Отец, ты помог мне, через любовь, только через любовь, только ею одной, прощением, добром и накоплением всей любви жить можно.
Наконец-то получил Евангелие. В христианстве, в толстовском его понимании, спасение рода человеческого. И дневник Л.Н. написал, как евангелие, абзацы, мысли, рассуждения, выводы — под номерами.
Каждому груздю, каждой ягоде — свое время, пословица есть такая. Полностью отношу и к хорошим книгам. Да, позор, что я до сего года не читал «Войны и мира», но думаю, велика ли беда в этом? Что толку, я бы замучил ее, читая в детстве, ничего не воспринимая и ничему не радуясь, когда прочитав теперь, в 26 с половиной лет, я плачу чуть ли не над каждой страницей, и дня не проходит, чтобы я не вспомнил какую-нибудь сцену из этого гениального произведения всех времен и народов. Конечно, он выше Достоевского, хоть и нельзя и глупо сравнивать их. Но — гармония, никуда не попрешь, достичь такого высокого лада во всех частях, такой пропорции, такой меры всех эмоций, такого обилия мыслей потрясающих по глубине, и все это в комплексе кажется таким простым и прекрасным.
Так что — каждой книге должно соответствовать восприятие человека, его подготовленность, открытость его органов восприятия — только тогда обогащение чувств.
Как это верно, как это помогает, когда думаешь и заставляешь себя делать Твое дело, а не свое, не эгоистическое-личное, частное, мелкое… а вообще наше дело человеческое — увеличение любви, подготовление себя к приходу Царства Твоего.
Господи! Не дай гордыне, тщеславию, овладеть мной до ослепления, не дай суете мирской поглотить меня и душу мою спаси от заблуждения и скверны.
Вечер. Ужасная скотина Щербаков[25]. На репетиции пьяный, на спектакле пьяный. На замечания шефа выдал текст в присутствии труппы: «Что за намеки?..»
— Я вас выгоню сегодня же из театра.
— Я надеюсь, спектакль вы мне дадите доиграть все-таки или нет?
— Мальчишка, щенок. Вместо того чтобы извиниться, вы позволяете себе хамить, как вы разговариваете, обнаглел до предела.
— А кто вам позволил так со мной говорить? Вы взрослый интеллигентный человек. Это мой последний текст вам, извините меня, пожалуйста…
Вообще, слушая все это, хотелось просто дать в морду, но он мог раздеться и не играть спектакль, сбеситься можно. Насонов на репетиции до того наопохмелялся, чуть с костылями со сцены не загремел. «В кабак превратили театр. Вы не достойны того места, где вы находитесь».
Насонов. Подам заявление… У меня три профессии, пойду таксистом работать, а скорее всего просто завтра извинюсь, когда протрезвею.
Шеф растерялся и ничего не мог возразить Димке, у него просто не было слов и сил, он уехал с больным сердцем.
Надо выписать кое-что из дневника Л.Н.:
«Сейчас читал рассуждения в немецком парламенте о том, как помочь тому, что крестьяне бегут в города. А разрешение всех вопросов одно, и никто не признает его и даже не интересуется им. А разрешение всех вопросов одно, ясное и несомненное. Спасение одно: разрушение ложного учения».
«Разумной убежденности никогда не бывает полной. Полная убежденность бывает только неразумная, в особенности у женщин».
«Отвечай добром на зло — и ты уничтожишь в злом человеке все удовольствие, которое он получает от зла».
«Смысл жизни только один: — самоусовершенствование — улучшать свою душу. «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный».
«Женщины употребляют слова не для выражения своих мыслей, а для достижения своих целей».
«Только бы себя не любить, себя, своего Л.Н. и будешь любить и бога, и людей. Ты зажжен и не можешь не гореть, а горя, будешь зажигать других и сливаться с ними огнем. Себя любить — значит, жалеть свою свечу и тушить огонь».
Уважаемый товарищ Шелепов!
Оба ваших рассказа основаны на случаях анекдотических. В этом не было бы ничего плохого, если бы за житейским анекдотом Вы сумели бы увидеть живописные человеческие характеры, попавшие в весьма живописные ситуации. Но артист Чайников остался у вас только героем анекдота, хотя поначалу, в первом абзаце, Вы обрисовываете его довольно метко.
Рассказ «Старики» требовал прежде всего сочного народного языка. Тогда вся история засверкала бы. Но именно с языком вы не справились. Оба ваших старика говорят на том вымороченном наречии, которое является лишь кустарной и, к сожалению, распространенной подделкой под народную речь. Эти «однакось» и «ноне» давно уже скомпрометировали себя.
Отклоняя эти рассказы, хотели бы, тем не менее, попросить Вас прислать другие Ваши произведения. В ваших рассказах привлекает умение найти острую, действительно чреватую интересными характерами ситуацию. Но пока Вы остаетесь на поверхности, не используя те возможности, которые сами же находите.
Желаем Вам успеха.
Отдел русской литературы «Литературной газеты».
(Р. Коваленко)
«Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний позаботится сам о себе, довольно для каждого дня своей заботы…»
Е. от М. гл. 6.
Рано утром получил заказным письмом свои шедевры и эту рецензию. Не обиделся, хотя в рецензии много правды, за исключением последнего абзаца, в котором они просят присылать мои произведения — это утешить мое самолюбие, чтоб я не повесился.
Молитва.
Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам сей день и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь.
Уже повесили приказ об увольнении Щербакова. Вчера Влади сказала мне, что моя работа в «Галилее» выше всех, в монологе, в сцене с Галилеем. Пустячок, а приятно.
Заболел, кажется, грипп, из носа течет, поясницу ломит, голова шумит, сегодня в такси чуть не вытошнило, такая слабость и головокружение.
Шел на прошлую репетицию и думал: сказать или не сказать, что я болен? Сказать, что я болен — это значит пожаловаться, попросить пощады. А кому это нужно? Раз пришел — работай и не хнычь или бери бюллетень и не приходи вообще. Но ведь и сам хитрю перед собой, если будут хвалить (опять не Богу служу, а себе), не скажу, что болен, будут ругать — скажу. Для чего? Для оправдания, чтоб сделали снисхождение… И у кого просить? У людей, а если делать дело Его и только Его, то надо не людей просить о снисхождении, а Его; значит, не надо говорить людям о своей болезни, раз они не видят, а Он знает.