Таежный робинзон (СИ) - Страница 9

И опять случай пошел ему навстречу. Как-то раз он услышал жалобное повизгивание и увидел маленького песца. У него застряла задняя лапка в тре­щине поваленного ствола, и песцу грозила скорая гибель. Зверек не только не испугался человека, а, напротив, так умоляюще глядел на него бусинками черных глаз, что Ахмад даже растрогался.

— Сейчас, сейчас, — проговорил он, будто песец мог понять его слова. Ножом расширил трещину. Песец ослабел от голода и не сопротивлялся, когда человек взял его на руки. Оказалось, что лапка у него сломана.

Ахмад положил зверька за пазуху, отогрел его и принес домой. Из доще­чек сделал лубок, обмотал сломанную лапку полоской ткани и опустил песца на пол. Тот постоял, а потом, неловко ковыляя и постукивая лубком об пол, скрылся под нарами. Ахмад поставил на пол берестяные чашки с кусочками мяса и водой. Песец поел и снова забился под нары. Но так длилось всего около недели. Потом он привык к человеку и уже ходил по избе, знакомясь с ее углами. Постепенно они приобщились друг к другу и подружились. Ахмад назвал его Баез, что значило по-таджикски «белизна». Зверек к зиме покрылся чистейшей белой шерстью, такой, что на снегу был даже незаметен. Выделялись лишь черный кончик носа да бусины глаз.

Баез привязался к человеку, будто понимал, что обязан ему жизнью. Если Ахмад собирался пойти куда-либо, то песец, видя, что хозяин одевается, начинал поскуливать и прижиматься к ногам, словно просил, не оставлять его одного. Встречал же радостным визгом и мчался навстречу, только что не вилял хвостом. Лубок давно сняли, нога срослась хорошо, однако песец едва заметно прихрамывал. Если Ахмад чистил двор от снега или делал что-либо, Баез вертелся рядом, а когда приходила пора идти домой, бежал к двери быстрее хозяина. Ночами они сидели у горящей печи, песец забирался совсем по-кошачьи Ахмаду на колени, и оба грелись, глядя на колеблющиеся языки пламени. Одиночество уже не томило его, он разговаривал со зверьком, и тот внимательно слушал его, клоня голову то в одну сторону, то в другую, словно понимал человеческую речь.

В первую зиму Ахмад сделал для себя важное открытие, которое внесло приятное разнообразие в его жизнь. Разбирая в зимовье охотничье снаряже­ние — капканы, силки и прочее, — Ахмад наткнулся на рыбацкую сеть. Это его удивило. Зачем тут нужна сеть, если кроме ручья, других водных источ­ников поблизости не было? А что если... мелькнула догадка. Утром пораньше Ахмад пошел к ручью, а затем отправился вниз по его течению. Ручей сплошь покрылся льдом, лишь посередине струилась тонкая полоска воды, но было ясно, когда наступит январь с трескучими морозами, ручей замерзнет окон­чательно.

Часа через два Ахмад вышел к небольшому водоему, в который и впадал ручей. К его удивлению, даже у берегов водоем не замерз. Ахмад опустил руку в воду, она оказалась теплой наощупь. Попробовал на вкус, вода отдава­ла сероводородом. Ахмаду стало ясно, что на дне водоема бил горячий источ­ник, водоем едва заметно парил на морозе. У берегов скопился беловатый ил. Ахмад растер его между ладонями — ил мылился.

Открытие водоема Ахмад расценил как большое событие в своей жизни. В нем можно было купаться и стирать одежду. Самое поразительное, что в та­кой воде водилась рыба. Ахмад забросил сеть и вытащил пяток. Рыбы были небольшими и незнакомыми ему. Как оказалось позднее, это были сиги, рыбы неприхотливые и приятные на вкус. Ахмад поймал еще десяток и отправился домой. Баез встретил его радостно и по достоинству оценил прибавку к их пищевому рациону.

Зима раскручивала свои витки. Как-то утром Ахмад попытался открыть дверь и не смог. Он толкал ее изо всех сил, но она не поддавалась. С боль­шими усилиями, раскачивая дверь, он сумел немного приотворить ее и выглянул наружу. Дом до половины был завален снегом. Он был плотный и спрессовывался под усилиями человека. Ахмад снова и снова толкал дверь, пока не образовался узкий проход. С помощью лопаты он пробился, нако­нец, из снежного завала. В лицо ему ударил холодный ветер. Это был буран. Он выл на разные голоса и расшвыривал во все стороны потоки снега. Основная мощь бурана приходилась на верх тайги. Плотные кроны сосен и кедров раскачивались под порывами сильного ветра, крепкие стволы лиственниц скрипели, и снежная масса валилась вниз.

Стихия разгулялась не на шутку. Ахмад подумал, что если буран будет продолжаться несколько дней и с такой же силой, то его зимовье может зава­лить до крыши.

— Держись, брат, — сказал он Баезу. — Будем сражаться за свободу.

Песец обиженно пискнул и принялся царапать входную дверь, точно

стремился помочь человеку вырваться из снежного плена.

Буран продолжался трое суток. Зимовье почти полностью скрылось под холодным покровом. Два дня Ахмад пробивался наверх, копая наклонный тоннель, а когда выбрался наружу, увидел, что на дворе ночь. Снежная буря улеглась, небо очистилось от туч и было покрыто звездами. Они горели ярко, будто хотели ободрить человека и его маленького пушистого друга.

Немало сил затратил Ахмад, чтобы освободить зимовье и двор от снежно­го заноса. Надо сказать, что трудился с удовольствием. Работа на свежем воз­духе и на морозе бодрила, кровь бурлила в жилах, дышалось легко и свобод­но. Ему шел пятый десяток, но своего возраста он не ощущал. Конечно, уже не молод, но здоровая жизнь препятствовала раннему проявлению старости.

Баез крутился рядом, тявкал, прыгал с одного снежного пласта на другой и тоже был доволен, что наконец-то они выбрались наружу.

— Надо и тебе сделать лопату, — пошутил Ахмад. — Живешь за счет моего труда, а в тайге такое не поощряется.

Бураны в тайге случались часто, но теперь они не пугали Ахмада Расу­лова. Теперь он знал, что снежные заносы не так страшны, как кажутся, и им можно противостоять. Вот если зимовье совсем завалит снегом, тогда можно задохнуться, но, надо сказать, бураны такой силы не случались.

Первый год зимовки в тайге проходил благополучно. Продовольствия хва­тало, одет Ахмад был тепло, и жилье, которое он привел в порядок, надежно укрывало его от холодов и хищников. Не раз вспоминал он добрыми словами староверов, которые хоть и не приняли его в свою среду, но обеспечили всем необходимым для суровой таежной жизни. Когда Ахмад был подростком, его дед Сангали-бобо говорил, что добро подобно семенам пшеницы. Рассеешь горсть, а получишь сноп. И верно, когда Ахмад приводил в порядок зимовье староверов, он меньше всего рассчитывал на их благодарность. А оказалось, вон каким благом обернулся его труд. Вот и рассуждай после этого, что пра­вит миром — Добро или Зло...

Время текло незаметно, дни не баловали разнообразием. Да Ахмад и не хотел никаких изменений. Он не знал, какой шел месяц, но светлое время суток увеличивалось, небо начинало приветливо синеть и светило солнце, хотя моро­зы все еще стояли сильные. Тайга сияла и искрилась под снежным покровом, и если встать с подветренной стороны жилища, то можно было ощутить слабое солнечное тепло. Ахмад вспомнил поговорку: в январе солнышко коровке бок согрело. Только чья это была поговорка — русская или таджикская, он не мог сказать. Скорее всего, слышал ее в лагере, вот и застряла в памяти.

Тайга манила к себе, и Ахмад не мог противостоять ее зову. С ружьем он бродил неподалеку от зимовья, глубже заходить было опасно. Снег в тайге был плотный, но мороз не покрыл его коркой наста, и можно было провалить­ся в завалах по грудь. Как тогда выбраться?

Волки часто появлялись у жилища Ахмада, но он не обращал на них вни­мания, поскольку никаких хищных намерений они не обнаруживали. Однако как-то раз он зашел в тайгу дальше, чем намеревался. Было на кого охотиться, но снег мешал быстро передвигаться, и дичь ускользала. Ахмад уже собрался возвращаться домой, как услышал сзади легкий шорох. Обернулся и увидел матерого волка, который крался к нему. Отпрянул назад, запнулся, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и уронил ружье в снег. Искать его уже не было возможности. Оставалось последнее: подпрыгнул, ухватился за толстую ветку лиственницы и взобрался на нее. Зимняя одежда мешала, но опасность придала силы. Волк клацнул зубами, но лишь царапнул подошву сапога.