Таежный робинзон (СИ) - Страница 2

С этим сообщением и вернулись на лесосеку. Составили акт по всем правилам о попытке побега заключенного Ахмада Расулова и его гибели в Курейке. Подписались все: начальник конвоя, лейтенант Самеев, проводник розыскной собаки, сержант и солдаты, входившие в группу погони.

Такое же сообщение отправил и начальник лагеря, полковник Пустовойт. Версия о гибели опасного рецидивиста устраивала вех. Кепка Расулова, най­денная на берегу и доставленная в лагерь, была лучшим подтверждением его гибели в водах широкой и холодной сибирской реки Курейки.

Как же все происходило на самом деле?

Всего на три часа опередил Ахмад Расулов погоню. Он спешил, но силы человека не беспредельны. Лагерное питание — не лучшее средство сохра­нить хорошую физическую форму, тем более, что он не позавтракал. От голо­да поташнивало, ноги подкашивались, и он уже не бежал, а брел неверными шагами, пошатываясь, то и дело запинаясь о корни деревьев. Извилистая тропа тоже не очень-то приближала к цели. Мучения усугубляла мошка, серым облаком вьющаяся над головой. Ахмад жадно хватал воздух широко раскрытым ртом и всякий раз вдыхал его вместе с гнусом, отчего начинались сильный кашель и головная боль.

Тропа вилась по краю неглубокого глинистого оврага. По дну бежал ручей, Ахмад, оскальзываясь на склоне, спустился в овраг и припал сухи­ми губами к холодной воде. Он пил долго и жадно, переводя дух и снова склоняясь к ручью. А потом достал из мешка буханку хлеба, отломил кусок и принялся есть, запивая водой. Как ни спешил, а понимал, что голодный и без небольшой передышки далеко не уйдет.

Река показалась неожиданно. Ахмад продрался сквозь заросли можже­вельника и увидел Курейку. Широкая, она плавно струила свои воды и была серьезным препятствием для беглеца. Конечно же, он не смог бы переплыть ее. Идти и то не хватало сил, а плыть тем более, да и пловец он был не из лучших.

Ахмад стоял на берегу Курейки, озираясь по сторонам, и вдруг едва не вскрикнул от радости. Метрах в тридцати от него прямо на берегу рос густой куст таволги, и к нему веревкой был привязан небольшой плот из четырех коротких бревен. Бревна были скреплены металлическими скобами, и плот был довольно надежным сооружением.

Ахмад бросился к плоту, торопливо распутал веревку и принялся отталки­вать плот от берега. Он едва не оставил на берегу мешок со съестными при­пасами. Забросил его на плот в последнюю минуту и в спешке уронил кепку в воду. Ему было не до нее, счет шел на минуты. Ахмад грудью лег на бревна, плот был немногим длиннее его роста, и руками стал загребать воду, стараясь удалиться от берега. Течение реки подхватило и понесло его вниз. Мимо сколь­зили песчаные выступы, одинокие лиственницы, поросли невысоких елей.

Руки онемели от холода, Ахмад сел на плоту и едва не засмеялся от радо­сти. Песчаный берег сменился гористыми возвышенностями, заросшими настолько, что, казалось, были закутаны в зеленую меховую шубу. Ахмад лег на спину и отдался во власть плавного движения. Он бездумно глядел в мут­новатое белесое небо с редкими стайками кучевых облаков. Вдоль реки тяну­ло прохладным ветерком, и гнуса не было. Еще один повод для радости. Неиз­вестно почему, но возникла уверенность, что побег удался. Может, погоня и была, но на плоту он для нее недосягаем. Река унесет его так далеко вглубь Сибири, что его ни с какими собаками не сыщешь. Что будет потом, Ахмад не думал, для этого еще придет время. Пока же наслаждался свободой в пол­ной мере. Для того, чтобы понять замечательный вкус воды, нужно испытать жажду. Для того, чтобы воспринимать волю, как великое благо, нужно пройти тюрьмы и лагеря.

Ахмад с признательностью подумал об охотниках или рыбаках, которые сколотили этот плот и тем самым дали ему возможность обрести свободу. Конечно, вряд ли они помянут добрым словом вора, похитившего их плот. Но для Расулова это было неважно. Охотники соорудят себе другой плот, в тайге деревьев хватает, а этот послужит беглецу в полной мере.

Ахмад не думал, куда его принесет река и как он доберется до берега. Курейка извилистая, где-нибудь плот забросит на отмель, главное, чтобы это произошло позже.

Ветер обвевал лицо прохладой, нежил своими мягкими ладонями, был напитан ароматами близкой тайги, и Ахмад задремал. Он лежал в ложбине между бревнами, ватник намок и спину холодило, но стоило ли обращать внимание на такие мелочи? Он погружался в сон и впервые за долгое время наслаждался покоем. Его теперь не разбудят ни удары молотом по пустой бочке, ни крики надзирателей, и такой сон тоже был свободой, тоже был вели­ким и выстраданным счастьем.

Проснулся Ахмад уже под вечер. Он чувствовал себя отдохнувшим, недавнее утомление сменилось свежестью и хорошим настроением.

Вдоль русла реки тянулись те же горы, крутые, обрывистые, густо порос­шие тайгой. Тьма уже проступила в ее глубинах, деревья сливались в плотный массив. Небо наливалось густой синью, кое-где замерцали светлячки звезд.

Захотелось есть. Ахмад пожевал хлеба, съел несколько кусочков сахара, запил водой. Сел поудобнее и проверил содержимое вещевого мешка. Осо­бого богатства не было, но какое-то время продержаться можно. Шесть буха­нок хлеба, пятьдесят кусков сахара, полпачки соли, десять коробков спичек, и, что больше всего порадовало его, в мешке нашелся хлебный нож. Длинный, со сточенным лезвием, но очень острый. В случае чего может пригодиться и как оружие.

Ахмад всматривался в обрывистые берега, в темные таежные массивы, надеясь заметить хоть какое-то присутствие людей. Но ни отблеска костров, ни светящихся окон изб, ничего не было видно. И он подумал, что река несет его в самую глубь Сибири, в ее необжитые и глухие пространства. «Пусть так, — подумал он. — Главное — я обрел волю. А дальше жизнь как-нибудь образуется». И опять ему вспомнилась Ульяна с ее бесконечными поговорка­ми. «Все, что ни делается, делается к лучшему», — сказала бы она в таком случае. И Ахмад пожалел, что не писал писем своей несостоявшейся жене. Она вот всплывает в памяти, незримо подбадривает, а он не подарил ей даже коротких мгновений радости. Казалось бы, что такое письма? Листки бумаги, покрытые чернильными строками. Но Ахмад видел, как светлели лица заклю­ченных, когда они получали такие весточки. Это были не только письма из дома, это были послания из другого мира, в котором все было по уму, не было ни издевательств, ни унижений. И он мысленно укорил себя в бездушии, хотя руководствовался благими помыслами.

Густая мгла окутала горы и таежные массивы. Ночь зачернила небо, рос­сыпи звезд струили на землю пепельный свет. Река отражала его и казалась потоком расплавленного серебра.

Становилось холодно. Ахмад поежился. Влажная одежда не согревала, и его начал бить озноб. Он подумал, что до утра совсем закоченеет. Это в Азии ночь настолько напитана дневным жаром, что спишь, ничем не укры­ваясь. Сибирь таких привилегий не дает. «Вот если бы развести костер», — подумал Ахмад.

Он стал внимательно смотреть по сторонам. Мимо несло немало дре­весных обломков с ветвями, Ахмад ловил их, обламывал сухие, и вскоре на плоту высилась груда ветвей, вполне пригодных для костра. Вопрос ночного обогрева был решен.

Он развел костер в углублении между бревнами. Пожара можно было не бояться, бревна снизу волглые, да и в случае чего, воды в избытке. Его не бес­покоило, что с берега могут заметить огонь. На середине реки он недостижим, течение быстрое, да и места тут настолько глухие, что нечего опасаться.

Так Ахмад грелся до утра, умудрился даже высушить одежду, и ночь про­вел вполне сносно.

Время от времени он поглядывал вверх по течению, вдруг да отправят за ним погоню на лодке. С веслами его быстро можно настичь, сам он может грести только руками, а таким способом намного ли увеличишь скорость? Но беспокоился первые три дня, а потом тревога прошла, стало ясно, что обрел свободу окончательно.

Питался хлебом, расходовал его бережно, но такая еда сил не прибавля­ла. В лагере кормили баландой да кашей, но это горячая пища и хоть мало в ней было полезного, но держаться можно было. А хлеб да вода, какая в них энергия? Только что пустоту в желудке заполняют. Вспомнилась Расулову первая отсидка в карцере. Нагрубил он тогда майору Рюминой, когда она в очередной раз предлагала ему стать осведомителем администрации. Сулила ему всяческие льготы, а Ахмад сказал: «Прибавьте сюда постель на двоих, тогда, может, подумаю». Рюмина аж подпрыгнула на месте, вызвала надзи­рателей и отправила Ахмада на десять суток в карцер. Горячая пища только на третий, шестой и девятый дни, а так хлеб и вода. Едва ноги тогда не про­тянул Ахмад, с месяц после выхода из карцера откармливал его смотрящий по зоне продуктами, купленными на общаковые деньги. Без этого либо туберку­лез нажил бы, либо дистрофию...