Таежные рассказы - Страница 37

Приехав на рыбалку последний раз, Мельников заманил лису в лодку, дал ей рыбы и поплыл. Почуяв какой-то подвох, пленница начала метаться. Несколько раз она пыталась броситься в воду, но так и не решилась.

Кончилось тем, что Иван Михайлович благополучно доставил свою гостью домой. В избе лиса забилась в самый дальний угол под кровать и просидела там весь день.

Появление у Мельникова нового «жильца» вызвало разговоры по всей деревне.

— Привязать ее надо, а то уйдет, — советовали соседи. — Выберет удобный момент — и улизнет.

— Нет, неволить не буду, — отвечал Иван Михайлович. — У нас с нею вроде как добровольное соглашение. Нравится — пусть живет, не нравится — пусть уходит.

Но лиса не уходила, хотя она могла бы это сделать тысячу раз: дверь избы то и дело открывалась, и выбежать во двор можно было совершенно свободно.

Иван Михайлович отвел для лисы на кухне уголок, постелил тряпки. Лиса знала свое место и проводила там большую часть дня, свернувшись калачиком.

Освоясь с непривычной для нее обстановкой, лисица стала выбегать во двор. Несколько раз она уходила за огород, но вскоре возвращалась обратно и, если дверь в избу была заперта, терпеливо ждала, когда ее откроют.

Панический страх вызывали у нее собаки. Стоило ей лишь завидеть какую-либо дворнягу, как она стремглав бросалась в избу.

Казалось, что лиса стала ручной. Однако это было не совсем так. Она не хотела признавать никого, кроме Ивана Михайловича. Только ему она позволяла гладить себя и брать на руки, только от него брала пищу без опаски. Но стоило приблизиться к ней жене Мельникова или детям, как лиса принимала угрожающий вид и забивалась в угол.

Когда выпал первый снег, на улицу высыпали из всех домов ребятишки. Началось шумное веселье. Одни лепили снежных баб, другие играли в снежки, третьи возили друг друга на санках…

Иван Михайлович тоже вышел на улицу, чтобы покатать маленьких детей. Вслед за ним выбежала и лиса. Мельников взял ее на руки, со смехом посадил на салазки и повез по деревне. Лисе эта забава, как видно, очень понравилась. Ребятишки толпились кругом и визжали, а лиса как ни в чем не бывало сидела на салазках и спокойно посматривала по сторонам…

За зиму лиса раздобрела, похорошела. Рыженькая шубка ее стала густой, пушистой.

— Хороший воротник будет! — говорили соседи.

— Не за тем я ее из леса сманил! — возмущенно отвечал Иван Михайлович. — Ни о каком воротнике и речи не может быть!

— Ведь все равно убежит, — пророчили колхозники.

— Пусть бежит, — стоял на своем Мельников. — Невелика корысть — воротник…

Лиса и в самом деле убежала. Произошло это в марте. С приближением весны Иван Михайлович все чаще начал замечать, как жадно принюхивается лиса к теплому ветру, как все дальше уходит она за огороды и подолгу смотрит на синеющий вдали лес.

В один ясный, солнечный день лиса ушла к реке и не вернулась. Иван Михайлович ждал ее до поздней ночи. Несколько раз ему казалось, что кто-то тихонько скулит за дверью и царапает когтями войлочную обшивку. Он открывал дверь, но на крыльце никого не было.

Некоторое время Мельников чувствовал себя так, словно в доме кого-то не хватало. Пообедав, он по привычке начинал собирать со стола кости и только тогда вспоминал, что отдать их некому.

Но мало-помалу Иван Михайлович начал забывать о беглянке. Наступала весна, приближалось время сева, и работы у него хватало с утра до ночи. Он был колхозным кузнецом и должен был вовремя отремонтировать весь посевной инвентарь. А возвратясь домой, Мельников начинал приводить в порядок рыболовную снасть, готовясь к скорому выезду на рыбалку.

Наконец очистилась ото льда река, и Иван Михайлович, выбрав свободное время, поплыл на свои излюбленные места. Расставив сети и корчаги, он направил лодку к знакомому заливчику.

Подплывая к берегу, рыбак с удивлением заметил, что у леса мелькнуло что-то светло-бурое и скрылось за кустами. А еще через мгновение на песок стрелой вылетела лиса. Она подпрыгивала и металась у воды, радостно приветствуя своего Друга.

— Ах ты, негодница, ах ты, бессовестная!.. — ласково трепал ее ладонью Иван Михайлович. — Ты что же от меня сбежала?

Лиса терлась о сапоги и виновато заглядывала ему в глаза.

Мельников угостил беглянку вареным мясом, и она принялась жадно обгладывать кости.

— Что, видно, не ахти как сытно живется на воле? — усмехнулся Иван Михайлович. — Поедем-ка опять ко мне!

Собираясь отплывать, Мельников взял лису на руки, унес в лодку. Но едва он выпустил ее из рук, как она перемахнула через борт и убежала к кустам.

— Не хочешь?.. — промолвил Иван Михайлович. — Что ж, дело твое. Живи по-своему…

Рыбак оттолкнулся от берега, поплыл. И пока лодка скрывалась за островком, Иван Михайлович видел неподвижный силуэт лисы на фоне темных безлистных кустов.

На окраине Таймырской тундры, где в Карское море впадает река Пясина, остановилась табором бригада колхозных рыбаков. Их было двадцать — крепких, закаленных непогодой северян, и с ними повариха Фекла Романовна Жукова.

Уже несколько лет подряд приезжали сюда рыбаки.

По последней санной дороге пересекали они на нартах тундру и, отослав собачьи упряжки обратно, начинали устраиваться на лето. На берегу реки вырастали палатки, появлялись кучи напиленных из плавника дров, нерастаявший снег покрывался сетью тропинок, и через каких-нибудь два — три дня можно было подумать, что люди жили здесь всю зиму.

Как всегда бывает на новом месте, у Жуковой нашлось множество больших и малых дел. В хлопотах по хозяйству она и не заметила, как подкралась дружная северная весна, как очистилась ото льда река и с юга в тундру хлынули бесчисленные стаи перелетных птиц. Только в день выезда рыбаков на ловлю, когда тихо стало в полотняном поселке, Фекла Романовна вздохнула наконец свободно и, закончив нехитрую свою стряпню, вышла на берег реки прогуляться.

Стоял солнечный майский день. Чист и прозрачен был воздух, ясны бескрайные дали. Пясина, разлившаяся на много километров вширь, сверкала гребнями ленивых волн, и от коротких этих вспышек вся река казалась усеянной ярко мерцающими звездами.

Фекла Романовна села на камень, повернула лицо навстречу теплому ветру. Прикрыв глаза от солнца ладонью, она стала смотреть в ту сторону, где черными поплавками покачивались на волнах рыбацкие лодки.

Вдруг сзади раздался легкий шорох. Жукова обернулась и увидела в нескольких шагах от себя песца. Теперь, во время линьки, он выглядел необычно, и на первый взгляд в нем трудно было узнать недавнего северного красавца. Клочки белоснежной шерсти виднелись только на животе, а спину и бока, зверька покрывал совсем не идущий к нему темно-серый наряд.

Держа в зубах пойманного им полярного грызуна — лемминга, песец сновал меж карликовых березок и тревожно смотрел на незваную гостью. «Что надо ей, этой женщине, в нашем пустынном углу? — казалось, недоумевал он. — Почему она села именно на том камне?..»

Фекла Романовна подумала, что песец, задержавшийся у берега ради любопытства, побежит дальше. Но зверек, очевидно, не намеревался никуда уходить. Он по-прежнему топтался в кустарнике, напряженно следя за человеком.

В это время рядом, где-то под землей, раздался звук, похожий на собачий лай. Жукова вспомнила, что так лают песцы, и внимательно стала оглядываться по сторонам. И тут Фекла Романовна заметила невдалеке от камня нору. Вырытая с крутой стороны невысокого бугра, она ясно выделялась на серой, заросшей мохом почве; глинистый холмик возле норы был испещрен следами зверьков, завален костями и перьями.

Жуковой все стало ясно. Там, в норе, находилась подруга песца. У нее, по всей вероятности, скоро должны были появиться дети, и она уже не могла охотиться. Пищу ей приносил отец будущего семейства. Но он, как видно, задержался на промысле слишком долго, самка проголодалась и лаем стала выражать свое нетерпение.