Таежные рассказы - Страница 33

Оказалось, что волчатник Винокуров жил именно здесь, но дома была одна его жена.

— Заходите, — приветливо пригласила хозяйка. — Кеша через полчасика приедет обедать.

— Спасибо, нет времени, — отказался от приглашения Мухин. — Передайте ему, что волка я вашего докончил. В Еловом ложку, шагов сто от тропы налево. Затески сделаны. Пусть поторопится снять шкуру, а то испортится на жаре.

И Филя, кивнув, пошел по своим делам в правление колхоза…

Вечером я видел, как Винокуров нес из тайги волчью шкуру. За ним бежали ребятишки и наперебой спрашивали:

— Дяденька, а почему тот охотник не взял шкуру себе? Ведь волка-то убил он!

— Как бы вам, детки, сказать… — замялся Кеша. — Честный он человек, общественный…

Впоследствии я узнал, что ганинские колхозники очень настойчиво предлагали Мухину взять шкуру, принадлежавшую ему по охотничьим законам. Но Филя от шкуры категорически отказался, как всегда кратко заявив:

— Не за что брать. Один раз только дубиной стукнул!

За деревней Борки, на речке Светлой, стояла колхозная мельница. Она была километрах в двух от деревни, и мельник Егор Иванович Прутовых, чтобы не тратить времени на ходьбу, часто ночевал в мельничной сторожке. В такие дни он обычно отпускал сторожа домой, а сам оставался со своей собакой Жулькой, которая так здесь прижилась, что в деревне летом почти не бывала.

Во время одной из таких ночевок Егор Иванович услышал на рассвете выстрелы за речкой, в лесу. Кто-то выстрелил подряд раз пять, и эхо долго перекатывалось над лесом.

Мельник удивился. Стоял июнь, охота в это время запрещена. По другим же делам колхозники старались теперь в лес не ходить: комары заедали… Разве кто-либо выследил медведя?

Недоумение Егора Ивановича рассеялось часа через два, когда из леса на плотину вышли лучшие в деревне охотники — братья Федотовы, Михаил и Василий. Они несли на длинной палке связанную за лапы убитую волчицу, рядом с нею болталось трое волчат. К палке же была привязана котомка, в которой шевелилось что-то живое.

Охотники положили свою ношу на землю возле сторожки, и Михаил, устало опускаясь на завалинку и вытаскивая из кармана кисет, коротко сказал:

— Всю разбойничью семью взяли. Жаль только — матерый волк успел уйти…

Тут в котомке кто-то тихо, тоненько заскулил.

— Ожил, звереныш! — засмеялся Василий и, развязав котомку, вытащил из нее волчонка.

Он был еще совсем маленький и, видимо, никак не мог понять, что с ним произошло. Левое ухо у него оказалось отрубленным, и по мордочке струйкой стекала кровь.

— Это — пулей, — пояснил Василий. — Когда мы убили в логове волчицу, начали ее детенышей стрелять. В этого не попали, пуля только ухо отрубила. А он упал, как мертвый. Стали добычу собирать, видим — живехонек. Ну мы и решили принести его домой живым…

В это время волчонок, увидев свою мать, прижался к ее животу, зарылся в шерсть.

Егору Ивановичу стало жаль волчонка.

— Отдайте его мне! — попросил он охотников.

— Бери, — согласился старший из них, Михаил. — Но что ты будешь делать с ним? Сдохнет…

— А я его отдам на воспитание Жульке. У нее щенки такого же возраста.

— Не примет… Волк и собака — вечные враги.

— Попробуем.

Когда волчонка принесли в конуру к Жульке и положили между щенками, она долго его обнюхивала, потом, вильнув хвостом, начала облизывать.

А проголодавшийся волчонок жадно припал к соску собаки и, вздрагивая, стал сосать…

— Приняла! — удивленно воскликнул Михаил.

— Теперь будет жить, — сказал Василий. — Да только, думается мне, напрасно все это. Волк останется волком.

— Увидим, что из него получится, — ответил Егор Иванович. — А пока пусть живет.

И волчонок жил. Рана его быстро зажила, и он чувствовал себя в новой семье прекрасно. От щенков он почти ничем не отличался, был так же, как и они, проказлив, и порой ему изрядно попадало от сердитой курицы, бродившей по двору со своим потомством. Разбой, как назвал волчонка Егор Иванович, взбучки переносил терпеливо. А когда ему приходилось совсем туго, он с жалобным визгом бросался к Жульке, ища у нее защиты…

Но вот щенки подросли, и Егор Иванович роздал их соседям. У Жульки остался один Разбой. Она продолжала кормить его, но молока волчонку не хватало, и он начал бродить вокруг мельницы в поисках мышей и птичьих гнезд.

— Ты что же, братец, суп не ешь? — сердито спрашивал Егор Иванович, видя, что остатки обеда, которые он выливал в собачью плошку, съедает обычно одна Жулька.

Волчонок виновато опускал голову и отходил в сторону…

Однажды Жульке посчастливилось поймать зайчонка. Она принесла его из леса к сторожке, положила возле конуры. Почуяв запах мяса, волчонок зарычал, ощетинился и, схватив зайчонка, начал его рвать… Один из колхозников, наблюдавших за этой сценой, сказал мельнику:

— Устроит этот зверь какую-нибудь пакость. Ведь хищник… Уж не приручить ли ты его думаешь?

— Поживем — увидим… — неопределенно ответил Егор Иванович. — По правде говоря, я и сам не знаю, что делать с ним дальше. Пожалел маленького, взял. Ну, а как вырастет, куда его? Видно, застрелить придется…

Но время шло, волчонок рос, а ничего плохого за ним никто не замечал. Он был равнодушен к домашнему скоту и вел себя как обыкновенная собака.

Каждую ночь Разбой надолго убегал в лес. Домой он возвращался сытый и весь день валялся на солнцепеке возле сторожки, наблюдая за проезжающими по дороге колхозниками.

Так прошли лето и половина осени. Теперь Разбоя трудно было отличить от взрослого волка. Он намного перерос Жульку и с трудом помещался в построенной для него конуре.

С наступлением холодов волк словно принарядился: серый мех его стал густым, пышным. Стройный и быстрый, Разбой как бы любовался сам собой, бесцельно носясь по убранным полям. Что-то лишило его покоя, и он все реже и реже стал появляться дома. От людей он не скрывался, и его видели то в лесу, то в поле, то близ соседних деревень…

— Уйдет твой Разбой к своей родне, — сказал как-то мельнику Михаил Федотов. — Уйдет и начнет разбойничать. Пристрели, пока не поздно.

Егор Иванович долго молчал, потом тихо ответил:

— Зайди как-нибудь с ружьем… Сам я не смогу — привык к нему…

Охотник еле приметно улыбнулся и пообещал:

— Ладно, приду.

А через день волк исчез. Стояла холодная, ветреная ночь, на землю сыпалась снежная крупа, и глухо шумели деревья. Уйдя в эту ночь, как обычно, в лес, Разбой не вернулся ни на другой день, ни через неделю, ни через две…

— Правду говорят: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит! — сердито ворчал Егор Иванович.

Но в глубине души он был доволен, что дело кончилось именно так. Он не сделал ничего плохого своему питомцу. А в то, что Разбой начнет вредить людям, не хотелось верить: ведь он ни разу не дал повода к таким подозрениям!

Зато Михаил Федотов отнесся к исчезновению Разбоя по иному.

— Шкура-то какая пропала! — вздохнул он. — Э-эх!.. Ну да ничего, попадется он мне.

Мельник ничего на это не ответил и, когда охотник ушел, рассмеялся:

— Жди, когда попадется! Волк этот возле людей вырос. Он не дурак!

Егор Иванович скоро убедился, что Разбой и в самом деле «не дурак». Другого такого дерзкого и коварного серого разбойника еще не видывали в округе.

С наступлением зимы начались волчьи налеты на колхозный скот. Это были не обычные воровские набеги хищников. Орудовал чаще всего один волк. Он не дожидался ночи, не боялся людей. Среди бела дня зверь врывался на фермы, мгновенно перерезал горло овце или теленку и, пока ошеломленные скотницы поднимали крик, успевал благополучно скрыться со своей добычей…