Таежные рассказы - Страница 17
— Да, долгонько он… — согласился Орлов. Вытащив из карманчика брюк часы, он поднес их к бленде и, словно не веря глазам, удивленно перевел взгляд на товарищей: — Без малого три часа прошло!..
— Придет… — не совсем уверенно проговорил Антон. В голосе его чувствовалось плохо скрываемое беспокойство.
Все умолкли, прислушиваясь. Несколько раз им казалось, что на поверхности раздавались шаги. Но время шло, а у ворота никто не появлялся. Ветер, видно, усилился, и над шурфом заклубилась дымком поземка. Мелкие, колючие снежинки с тихим шорохом сыпались на поднятые вверх лица разведчиков…
Закурили снова. Разговор не вязался. Каждый сидел в своем углу — насупленный, сердитый, едва сдерживая закипавшее бешенство.
Первым не выдержал Антон.
— Спит, сволочь! — выкрикнул он и ткнул каблуком кусок породы. — Дрыхнет, и до товарищей ему дела нет!
Всегда жизнерадостный Сеня Березкин, видимо, оценил положение. Нервозность — плохой спутник в трудных моментах!
— Что я вам расскажу, братцы! — беззаботно улыбнулся он. — Новый анекдот, хохот до упаду… Приехал, значит, в Москву американец, стал город осматривать…
— Нет, не может Фома уснуть, — не слушая Сеню, возразил Антону Орлов. — Не такой он человек! Боюсь за другое…
И он умолк, не высказав своих опасений.
Сеня, так и не досказав своего анекдота, стал что-то насвистывать. Орлов, еще раз щелкнув крышкой часов, покачал головой. Антон мрачно смотрел на носки своих сапог…
— Погасим две бленды… на всякий случай, — поднялся Иван. — Одной свечи хватит…
— Давайте не будем ждать этого случая! — тоже вскочил на ноги Березкин. — Трос в шурфе? В шурфе. Вот и вылезть надо по нему…
Орлов хотел сказать, что вылезть усталому человеку по тонкому тросу из сорока метрового шурфа крайне трудно, но промолчал. Если с Фомой что случилось, то надеяться можно было только на эту единственную возможность.
Между тем Сеня, сбросив телогрейку, подтянул вниз бадью и, ухватясь за трос, проворно начал подниматься вверх.
— Не торопись, — бросил ему вслед Орлов. — Береги силы.
Метров пятнадцать Березкин поднимался довольно быстро и легко. Потом, вероятно, он начал уставать и решил сделать передышку. С минуту он раскачивался на оцинкованном тросе от стены до стены, потом подтянулся еще на несколько метров — и вдруг начал скользить обратно. Судорожно цепляясь озябшими пальцами за «цинкач», он на одно мгновение задержался, но силы уже оставили его, и он соскользнул вниз.
Оказавшись в бадье, Сеня попытался было улыбнуться, но улыбки у него не вышло. Потирая оцарапанные ладони, он тяжело вздохнул и бессильно опустился в углу.
— Ну-ка, попробую я… — как бы про себя проговорил Антон и тоже снял телогрейку.
У Дергачева получилось еще хуже. Он хоть и не торопился и экономил силы, однако не достиг даже высоты, на какую поднялся Березкин. Спустившись в бадью, он так же, как и Сеня, без слов отошел в сторону.
— Выходит — мой черед… — сказал Орлов. — Трудновато в мои годы акробатикой заниматься…
— Ты, дядя Иван, сильнее нас двоих, — с надеждой проговорил Сеня.
Орлов взялся за трос широкими, мозолистыми руками, сжал его голенищами и, как будто без особых усилий, начал размеренно подниматься.
На полпути он передохнул и так же уверенно стал двигаться дальше.
— Вылезет!.. — радостно прошептал Березкин.
Но Орлов не вылез. До поверхности оставалось каких-нибудь семь-восемь метров, когда Иван вдруг начал стремительно скользить вниз.
Выйдя из бадьи, Иван опустил дрожащие руки и хрипло выдавил:
— Нету сил…
В напряженной тишине шурфа было слышно лишь его тяжелое, прерывистое дыхание…
И снова томительно потянулось время. Вверху, в светловатом квадрате, сквозь завесу поземки замерцали звезды.
— Он мог скользнуть в прорубь, когда пошел за водой, — нарушил наконец молчание Сеня, думая о Фоме. — Мог попасть в лапы медведя. Был слух — шатун в этих местах объявился…
— На сердце он в последнее время жаловался, — поддержал разговор Орлов. — Видно, начал сдавать мотор. Разрыв — он каждую минуту может произойти…
— И никто о нас раньше, чем через неделю, не вспомнит! — замогильным шепотом добавил Антон.
Он отвернулся в угол, и в полумраке было видно, как начали вздрагивать его широкие плечи.
— Хватит слюни распускать! — резко сказал Орлов. — Раз никто нам не поможет, значит, на себя надо надеяться. Бабьим причитаньем беде не помочь!
Антон опустил на колени голову, затих. С еле уловимым шорохом в шурф по-прежнему сыпались колючие снежинки.
Уйдя от шурфа, чтобы приготовить обед, Кудряш направился к стоящей невдалеке избушке. Эта низенькая, срубленная из толстых бревен избушка раньше служила временным пристанищем для охотников. Но с открытием прииска зверя распугали, и промысловики ушли в глубь тайги. Разведчики заняли покинутую избушку и были довольны этим случайным жильем: все-таки теплее и удобнее, чем в палатке.
У двери лежала припорошенная снегом груда нарубленных с вечера дров. Окинув дрова взглядом, Фома решил, что топлива на ночь не хватит и, пока варится обед, подрубить еще. Он вошел в избушку, взял ведро и отправился в падь за водой.
Прорубь успело с утра затянуть льдом. Фома разбил лед каблуком сапога, зачерпнул воды и стал возвращаться к избушке. Пока он шел, правый сапог все время скользил по проторенной тропинке. Попав на мгновение в воду, он сразу же обледенел, словно на него кто-то натянул прозрачный скользкий чулок.
Закрыв за собой дверь, Фома снова поднял поставленное у порога ведро и сделал два шага в глубь избушки. Тут с ним произошло то страшное, чего никак нельзя было предвидеть.
Правая нога Кудряша, на которую он в тот момент навалился всей тяжестью тела, вдруг провалилась в неведомо откуда появившуюся щель. Фома упал, выронил ведро, вода разлилась по полу. В колене что-то хрустнуло, кольнуло, и по всей ноге разлилась тупая, щемящая боль.
Фома сгоряча рванулся из неожиданной западни, но это ни к чему не привело. Ногу обожгло огнем, Кудряш застонал и снова стал на четвереньки.
Только теперь Фома понял, что с ним произошло. Пол избушки был сделан из тонких, немного стесанных сверху жердей. По концам они были крепко прибиты гвоздями к подложенным там бревнам. Жерди немного пружинили, и если бы вбивать между двумя из них клин, они бы разошлись в стороны. Роль такого клина и сыграл обледенелый сапог Фомы. Когда он стал между жердей, они раздались в стороны, образовалась довольно широкая щель, и в нее скользнула нога. Словно дуги капкана, жерди сдавили ногу выше щиколотки. А так как Фома при падении не то сломал, не то вывихнул ногу, вытянуть ее из щели силой было совершенно невозможно…
Обливаясь холодным потом, Кудряш стоял на четвереньках, не зная, что предпринять. Малейшее движение вызывало острую боль. Нельзя было опуститься даже на здоровое колено.
В отчаянии Фома стал оглядываться вокруг. Ему нужен был какой-либо предмет, который можно было бы засунуть в щель, еще больше раздвинуть жерди и освободить ногу. Но ничего подходящего под руками не оказалось: дрова он не успел занести в избушку, топор торчал в пне возле дров.
А между тем совсем недалеко, не далее двух шагов от его рук, под угловым топчаном лежал предмет, который мог спасти Кудряша. Это был старый, затупленный бур. Как подошел бы он сейчас для выполнения замысла Фомы! Но ни дотянуться до бура, ни подтянуть его каким-либо способом не представлялось ни малейшей возможности.
Фоме стало страшно. Он закричал, зовя на помощь. Кричал он долго и исступленно, хотя хорошо знал, что все это напрасно, что никто его не услышит и никто к нему не придет…
Наконец, охрипнув, Фома умолк. Казалось, вместе с голосом его покинули силы, и, если бы не удерживала страшная боль, он замертво рухнул бы на пол.