Таежные рассказы - Страница 11
— Ты думаешь, я уже ни к чему не гожусь? — спрашивал старик. — Нет, Петрович еще кое-что может! В прошлом году как убежал один соболь из вольеры, я его мигом в тайге перехватил!
— А часто они убегают? — заинтересовался Вася.
— Не часто, но случается. Считай, что ни одного года без этого не обходится. Да только далеко не уходят…
И Илья Петрович стал рассказывать о том, как ловят соболей.
Много интересного узнал Вася от старого охотника. Илья Петрович умел так живо и увлекательно описывать свои былые приключения, что тайга, которой Вася по-настоящему еще почти не видел, рисовалась перед ним во всей своей суровой красоте, со всеми ее большими и малыми зверями и птицами.
Здесь, в избушке у Ильи Петровича, Вася познакомился со многими ребятами из поселка. Все они частенько забегали сюда по вечерам, чтобы послушать рассказы бывалого соболятника.
Один из подростков, Лева Березовский, долго присматривался к новичку, осторожно, будто между прочим, расспрашивал его о детском доме и родителях. А потом, когда однажды вместе возвращались домой, сказал:
— Ты зря не заходишь к нам в клуб. У нас, брат, интересно бывает! Каждый вечер — репетиция. А кто на сцене играть не хочет — в других кружках состоит: кто в лыжном, кто в шахматном, кто в литературном… Ты приходи!
— Обязательно! — пообещал Вася.
На другой же день, придя с работы, он отправился в клуб. Тут среди шумных ребят и девушек Вася стал разыскивать Леву.
В конце концов мальчик нашел своего нового товарища. Он сидел в одной из комнат за покрытым красным сукном столом и читал журнал. Увидев Васю, Лева отложил журнал в сторону и сказал:
— Хорошо, что ты пришел сегодня! Сейчас у нас будет собрание. Тебе обязательно надо послушать.
Не успел Вася просмотреть журнал, как их позвали в зал. Там, хлопая откидными стульями, уже рассаживались по местам комсомольцы.
Собрание открыла худенькая белокурая девушка. Она попросила выбрать президиум, и Вася услышал, как многие в один голос назвали Клаву Гурьеву. И когда та села за стол президиума, мальчик почувствовал себя смелее и свободнее в незнакомой ему обстановке.
Потом опять заговорила белокурая девушка, поминутно поправляя падающие на щеки волосы.
Вася сидел в дальнем углу зала и вначале, пока не установилась тишина, почти не слышал слов оратора. Но когда Клава постучала карандашом по столу, шум затих, и до задних рядов донесся негодующий голос белокурой девушки:
— Сергей Лопатин уже не первый раз спит на дежурстве! Заберется в сторожку и спит. И вчера он тоже проспал полтора часа, а наблюдение записал с потолка… Комсомольцы так не поступают!
Тут опять поднялся невообразимый шум. Находящиеся в зале посмотрели на сидящего у стены Сергея Лопатина. А он, потупив глаза, боялся поднять их на своих товарищей.
Вслед за белокурой девушкой взяла слово Клава. Она говорила о том, как важны для зоотехников добросовестные наблюдения за соболями, какое большое дело выполняют комсомольцы, работающие в звероводческом совхозе.
— Неужели тебе, Сергей, не стыдно перед нашими лучшими молодыми рабочими? — сказала она в заключение. — Как можешь ты смотреть в глаза хотя бы Васе Павлову, который работает у нас всего две недели, а уже стал для многих примером… Жаль, что его здесь, кажется, нет…
— Я тут! — громко произнес Вася и увидел, как все головы повернулись к нему.
В этот миг его охватила робость, и он попытался было спрятаться за спину Левы Березовского. Но Лева толкнул его локтем в бок, и Вася, сам не зная почему, зашагал к трибуне.
Он остановился возле стола, глянул в большой, будто затянутый туманом зал и далеко у стены увидел Сергея Лопатина. Этот неповоротливый круглолицый парень сидел, все так же сгорбясь и потупив глаза. Васе стало жаль его, но в то же время где-то мелькнула мысль: «Не надо было спать!» И, словно отвечая на эту мысль, мальчик сказал:
— Я бы так не сделал!
Комсомольцы захлопали в ладоши, оживленно заговорили. А Вася, возвратясь на свое место, опять спрятался за спину Левы Березовского. «Ну зачем я выскочил? — подумал мальчик. — Какое мне дело до этого Сергея?.. Все теперь будут говорить про меня: „хвастун!“».
Но уже в следующую минуту он сел прямо и смело посмотрел на своих соседей. Вася почувствовал, как в душе у него родилось что-то новое, что мешало быть равнодушным и не давало молчать.
Давно уже не было в звероводческом совхозе таких тревожных дней, как в последнее время. Директора и зоотехников, звероводов и рабочих — всех волновал один, казалось неразрешимый, вопрос.
Неделю назад самолет доставил в совхоз очередную партию соболей, пойманных в Баргузинской тайге. Их было больше двух десятков — быстрых, как молния, и необычайно диких. Когда зверьков выгружали из самолета, они так яростно бросались на сетки, что люди, покачивая головами, невольно пятились назад.
— Ничего, привыкнут, — усмехнулся директор и распорядился поместить новичков во вторую секцию.
Но директор ошибся. Баргузинцы вели себя недопустимо дерзко и не думали привыкать. Теперь, когда прошла неделя, они почти беспрерывно так же беспокойно метались по вольерам, как и в первый день.
Но это было полбеды: соболи, обессилев, должны были в конце концов покориться своей участи. Беспокоило звероводов другое: баргузинцы, будто сговорившись между собой, «объявили голодовку». Ни один из них за всю неделю даже ни разу не прикоснулся к пище. Напрасно зоотехники изощрялись в изобретении самых лакомых рационов — соболи не ели. Как они жили без пищи, для звероводов оставалось загадкой.
— Ведь погибнут! — хватал себя за волосы директор. — Погибнут от истощения!.. Разве это шутка: семь дней!
— Нынче нам повезло, — горько усмехаясь, ответил Сизых. — Мне тоже попалось сокровище: Вешка. Третью неделю не смотрит на пищу. И почти не похудела… Просто чудо какое-то!..
— Может быть, перед нами еще неизвестная науке особенность в жизни соболя, — проговорил кто-то из зоотехников. — Возможно, что зверек этот способен жить без пищи очень долгое время. Вспомним про медведя: он тоже зимой ничего не ест…
— Нет, не то! — перебил Иван Данилович. — Медведь зимой погружается в спячку, живет он это время за счет подкожных жировых отложений. А какой жир у соболя? Одни мускулы… Да и не спит он зимой.
— Так-то так, — согласился зоотехник, — но чем же это объяснить?
— Не знаю… — вздохнул зверовод. — Надо наблюдать.
И он большую часть дня проводил в двенадцатой вольере. А когда по делам ему приходилось хотя бы ненадолго отлучаться из секции, он строго-настрого наказывал Васе не спускать глаз с Вешки и записывать чуть не каждое движение соболихи.
Вася понимал, какое важное дело поручает ему Иван Данилович. И мальчик старался делать так, чтобы зверовод остался доволен его работой. Он не покидал своего поста ни на минуту и даже записи делал здесь же, не сходя с места. Правда, пальцы коченели, едва он снимал рукавицы и брался за карандаш, но это было мелочью по сравнению с важностью задания.
Однажды Вася стоял, как обычно, на своем излюбленном месте — невдалеке от углового отделения. Отсюда ему была хорошо видна вся вольера и прежде всего клетка Вешки. Соболиха же не могла его заметить, потому что Вася скрывался за толстым столбом, поддерживающим стропила.
Наступал вечер. Солнце исчезло за деревьями, в лесу сгустился полумрак. Только на западе, где слегка розовела скупая зимняя заря, отчетливо рисовался узор переплетенных между собой ветвей да одинокое, будто пылающее облачко бросало на снег еле уловимые фиолетовые блики. Мороз, ослабевший было днем, снова начал потрескивать в тайге.
В секции стояла тишина. Лишь изредка доносилось легкое шуршанье снега под лапками пробежавшего зверька. Потом над лесом пролетела ворона, и в морозном воздухе было слышно, как посвистывали при каждом взмахе ее большие крылья.
«Улетает на ночь в тайгу», — подумал мальчик и вспомнил, что ему тоже пора на отдых. С минуты на минуту должна была явиться новая смена, и Вася невольно представил, как он, придя домой, станет отогревать озябшие руки.